Юрий Герман. Дело, которому ты служишь.
-------------------
Изнемогая, Варя читала. Володя постукивал карандашом, шуршал какими-то бумагами, потом против своей воли заслушивался. Никогда нельзя было знать заранее, что именно заберет его за живое. Но постепенно Варя поняла, какие произведения ему нужны. Это было точное слово «нужны», точнее она не могла подобрать. В первый раз она поняла, что нравится Володе, когда читала ему «Севастополь в декабре месяце» Льва Толстого.
- «Вы начинаете понимать защитников Севастополя, - читала Варя, волнуясь и поглядывая на Володю искоса: он больше не шуршал бумагой, а сидел неподвижно, потупившись. - Вам становится почему-то совестно за самого себя перед этим человеком. Вам хотелось бы сказать ему слишком много, чтобы выразить ему свое сочувствие и удивление; но вы не находите слов или недовольны теми, которые приходят вам в голову, - и вы молча склоняетесь перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством».
- Это настоящее! - вдруг сказал Володя.
- Что настоящее? - не поняла Варя.
- Это. Про стыдливость перед собственным достоинством. Читай дальше!
Она читала, он лежал на своей узенькой коечке, закинув руки за голову. Словно смутные тени пробегали по его лицу: он то хмурился, то чему-то на мгновение радостно улыбался. И, слушая, он думал, он всегда думал, Володя Устименко, всегда решал какие-то одному ему ведомые задачи, непременно трудные, почти мучительные.
- «Из-за креста, из-за названия, из-за угрозы не могут принять люди эти ужасные условия, - читала Варвара. - Должна быть другая, высокая, побудительная причина. И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, - любовь к родине».
- Ну хорошо, отлично, а мы? - вдруг приподнимаясь на локте, спросил Володя.
- Мы? - удивилась Варвара.
- Да, мы, два комсомольца - некая Степанова и некий Устименко. Как мы живем? Для чего вообще мы рождены на свет?
Варя испуганно моргала.
- Ладно, не моргай. А книги все без исключения должны быть написаны для чего-то. Понимаешь? Вот эти: «закат был лиловый, и ветер словно тугие полотенца...»
- Ах, не выдумывай, Володька!
- Или: «тонко пахло прелой корой прошлогоднего талого снега...»
- Глупости говоришь!
- Не глупости. Книги должны быть такие, чтобы можно было завидовать замечательным людям, хотеть сделаться такими, как они, чтобы, читая, ты мог относиться к себе критически, понятно, тебе, рыжая?
В минуту особого расположения он называл Варю «рыжей», хотя волосы у нее были светло-каштановые.
- А стихи? - спросила она.
- Стихи - мура, кроме Маяковского!
- Да? А Пушкин? А Блок? А Лермонтов?
Володя насупился. Тогда Варя тихо, едва слышно прочитала одну блоковскую строчку:
- «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- Это что? - удивленно спросил он.
Варвара прочитала все стихотворение. Володя слушал с закрытыми глазами, потом повторил:
- «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- Здорово? - осведомилась Варвара.
- Я не про то, - продолжая думать о чем-то, сказал Володя. - Я про другое. Вот бы, знаешь, так прожить свою жизнь, чтобы действительно «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- А ты не сумасшедший? - осторожно спросила Варя.
- Нет, я нормальный. А теперь ты будешь заниматься своей художественной декламацией сама, а я буду заниматься делом. Химия. Слышала про такую науку?
-------------------
Юрий Герман
-------------------
Вот так высказал словами Володи мнение о моих зарисовках. Вот будет им цена когда они будут такими -
"Книги должны быть такие, чтобы можно было завидовать замечательным людям, хотеть сделаться такими, как они, чтобы, читая, ты мог относиться к себе критически". Или возбуждать вопросы. А то - листики, цветочки.
И самое обидное, что если про листики я как-то могу писать. Писать скорее на интуитивном уровне, без правил и часто даже без идеи, то писать про Людей... я даже не могу представить себе как это.
Изнемогая, Варя читала. Володя постукивал карандашом, шуршал какими-то бумагами, потом против своей воли заслушивался. Никогда нельзя было знать заранее, что именно заберет его за живое. Но постепенно Варя поняла, какие произведения ему нужны. Это было точное слово «нужны», точнее она не могла подобрать. В первый раз она поняла, что нравится Володе, когда читала ему «Севастополь в декабре месяце» Льва Толстого.
- «Вы начинаете понимать защитников Севастополя, - читала Варя, волнуясь и поглядывая на Володю искоса: он больше не шуршал бумагой, а сидел неподвижно, потупившись. - Вам становится почему-то совестно за самого себя перед этим человеком. Вам хотелось бы сказать ему слишком много, чтобы выразить ему свое сочувствие и удивление; но вы не находите слов или недовольны теми, которые приходят вам в голову, - и вы молча склоняетесь перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством».
- Это настоящее! - вдруг сказал Володя.
- Что настоящее? - не поняла Варя.
- Это. Про стыдливость перед собственным достоинством. Читай дальше!
Она читала, он лежал на своей узенькой коечке, закинув руки за голову. Словно смутные тени пробегали по его лицу: он то хмурился, то чему-то на мгновение радостно улыбался. И, слушая, он думал, он всегда думал, Володя Устименко, всегда решал какие-то одному ему ведомые задачи, непременно трудные, почти мучительные.
- «Из-за креста, из-за названия, из-за угрозы не могут принять люди эти ужасные условия, - читала Варвара. - Должна быть другая, высокая, побудительная причина. И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, - любовь к родине».
- Ну хорошо, отлично, а мы? - вдруг приподнимаясь на локте, спросил Володя.
- Мы? - удивилась Варвара.
- Да, мы, два комсомольца - некая Степанова и некий Устименко. Как мы живем? Для чего вообще мы рождены на свет?
Варя испуганно моргала.
- Ладно, не моргай. А книги все без исключения должны быть написаны для чего-то. Понимаешь? Вот эти: «закат был лиловый, и ветер словно тугие полотенца...»
- Ах, не выдумывай, Володька!
- Или: «тонко пахло прелой корой прошлогоднего талого снега...»
- Глупости говоришь!
- Не глупости. Книги должны быть такие, чтобы можно было завидовать замечательным людям, хотеть сделаться такими, как они, чтобы, читая, ты мог относиться к себе критически, понятно, тебе, рыжая?
В минуту особого расположения он называл Варю «рыжей», хотя волосы у нее были светло-каштановые.
- А стихи? - спросила она.
- Стихи - мура, кроме Маяковского!
- Да? А Пушкин? А Блок? А Лермонтов?
Володя насупился. Тогда Варя тихо, едва слышно прочитала одну блоковскую строчку:
- «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- Это что? - удивленно спросил он.
Варвара прочитала все стихотворение. Володя слушал с закрытыми глазами, потом повторил:
- «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- Здорово? - осведомилась Варвара.
- Я не про то, - продолжая думать о чем-то, сказал Володя. - Я про другое. Вот бы, знаешь, так прожить свою жизнь, чтобы действительно «И вечный бой! Покой нам только снится...»
- А ты не сумасшедший? - осторожно спросила Варя.
- Нет, я нормальный. А теперь ты будешь заниматься своей художественной декламацией сама, а я буду заниматься делом. Химия. Слышала про такую науку?
-------------------
Юрий Герман
-------------------
Вот так высказал словами Володи мнение о моих зарисовках. Вот будет им цена когда они будут такими -
"Книги должны быть такие, чтобы можно было завидовать замечательным людям, хотеть сделаться такими, как они, чтобы, читая, ты мог относиться к себе критически". Или возбуждать вопросы. А то - листики, цветочки.
И самое обидное, что если про листики я как-то могу писать. Писать скорее на интуитивном уровне, без правил и часто даже без идеи, то писать про Людей... я даже не могу представить себе как это.