..."на его месте я бы предпочёл умереть" ©
Ни у одного человека нет права решать за других счастливы они или нет. Можно решить для себя. Не больше. Я бы хотела у всех отнять право считать за кого-то счастлив другой или нет.
Что-то вроде: У вас больше нет права считать, что человек несчастен на том только основании что:
- он беден
- он живёт в Либерии
- он инвалид
- он родился девочкой
- он отбывает наказание в местах лишения свободы
- он убежал из дома
- у него нет работы
- он не умеет говорить
- он живёт в приюте
- ему не дают
- у него наркозависимость
и т.д. Человек может считаться несчастным, только если он сам считает себя несчастным и готов признаться в этом. Во всех остальных случаях я бы разрешила только одно: признать его жизнь ничем не менее счастливой, чем любая другая. Ценность любой жизни - в умении быть счастливым хоть изредка.
И наше общественное любимое, я называю его Черчиллевским "на его месте я бы предпочёл умереть"© - это не о "его месте", это о том, что мы любим "своё место". Хотя конечно я согласна с Черчиллем. На месте Молотова я бы предпочла умереть :)
***
Прочитала выдержки из Архипелага Солженицына и что-то вот накатило.
Его привезли в Москву, где Громыко, когда-то обедавший в доме отца его в Стокгольме и знакомый с сыном, теперь на правах ответного гостеприимства, предложил молодому человеку публично проклясть и весь капитализм и своего отца, и за это было сыну обещано у нас тотчас же - полное капиталистическое обеспечение до конца дней. Но хотя Эрик материально ничего не терял, он, к удивлению Громыки, возмутился и наговорил оскорбительных слов. Не поверив его твердости, его заперли на подмосковной даче, кормили как принца в сказке (иногда "ужасно репрессировали": переставали принимать заказы на завтрашнее меню и вместо желаемого цыпленка
приносили вдруг антрекот), обставили произведениями Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и год ждали, что он перекуётся. К удивлению, и этого не произошло. Тогда подсадили к нему бывшего генерала-лейтенанта, уже два года отбывшего в Норильске. Вероятно, расчет был, что генерал-лейтенант преклонит голову Эрика перед лагерными ужасами. Но он выполнил это задание плохо или не хотел выполнять. Месяцев за десять совместной сидки он только научил Эрика ломаному русскому языку и поддержал возникшее в нём отвращение к голубым фуражкам. Летом 1950 года вызвали Эрика еще раз к Вышинскому, он отказался еще раз (совершенно не по правилам попирая бытие сознанием!). Тогда сам Абакумов прочел Эрику постановление: 20 лет тюремного заключения (?? за что?). Они уже сами не рады были, что связались с этим недорослем, но нельзя ж было и отпускать его на Запад.
Неразумные родные! - они мечутся там на воле, деньги занимают (потому что таких денег дома не было), и шлют тебе какие-то вещи, шлют продукты - последняя лепта вдовы, но - дар отравленный, потому что из голодного, зато свободного он делает тебя беспокойным и трусливым, он лишает тебя того начинающегося просветления, той застывающей твердости, которые одни только и нужны перед спуском в пропасть. О, мудрая притча о верблюде и игольном ушке!
***
Он всё больше становится похожим на Тома Хенкса. Уже почти одно лицо, фигура и манеры:
Что-то вроде: У вас больше нет права считать, что человек несчастен на том только основании что:
- он беден
- он живёт в Либерии
- он инвалид
- он родился девочкой
- он отбывает наказание в местах лишения свободы
- он убежал из дома
- у него нет работы
- он не умеет говорить
- он живёт в приюте
- ему не дают
- у него наркозависимость
и т.д. Человек может считаться несчастным, только если он сам считает себя несчастным и готов признаться в этом. Во всех остальных случаях я бы разрешила только одно: признать его жизнь ничем не менее счастливой, чем любая другая. Ценность любой жизни - в умении быть счастливым хоть изредка.
И наше общественное любимое, я называю его Черчиллевским "на его месте я бы предпочёл умереть"© - это не о "его месте", это о том, что мы любим "своё место". Хотя конечно я согласна с Черчиллем. На месте Молотова я бы предпочла умереть :)
***
Прочитала выдержки из Архипелага Солженицына и что-то вот накатило.
Его привезли в Москву, где Громыко, когда-то обедавший в доме отца его в Стокгольме и знакомый с сыном, теперь на правах ответного гостеприимства, предложил молодому человеку публично проклясть и весь капитализм и своего отца, и за это было сыну обещано у нас тотчас же - полное капиталистическое обеспечение до конца дней. Но хотя Эрик материально ничего не терял, он, к удивлению Громыки, возмутился и наговорил оскорбительных слов. Не поверив его твердости, его заперли на подмосковной даче, кормили как принца в сказке (иногда "ужасно репрессировали": переставали принимать заказы на завтрашнее меню и вместо желаемого цыпленка
приносили вдруг антрекот), обставили произведениями Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и год ждали, что он перекуётся. К удивлению, и этого не произошло. Тогда подсадили к нему бывшего генерала-лейтенанта, уже два года отбывшего в Норильске. Вероятно, расчет был, что генерал-лейтенант преклонит голову Эрика перед лагерными ужасами. Но он выполнил это задание плохо или не хотел выполнять. Месяцев за десять совместной сидки он только научил Эрика ломаному русскому языку и поддержал возникшее в нём отвращение к голубым фуражкам. Летом 1950 года вызвали Эрика еще раз к Вышинскому, он отказался еще раз (совершенно не по правилам попирая бытие сознанием!). Тогда сам Абакумов прочел Эрику постановление: 20 лет тюремного заключения (?? за что?). Они уже сами не рады были, что связались с этим недорослем, но нельзя ж было и отпускать его на Запад.
Неразумные родные! - они мечутся там на воле, деньги занимают (потому что таких денег дома не было), и шлют тебе какие-то вещи, шлют продукты - последняя лепта вдовы, но - дар отравленный, потому что из голодного, зато свободного он делает тебя беспокойным и трусливым, он лишает тебя того начинающегося просветления, той застывающей твердости, которые одни только и нужны перед спуском в пропасть. О, мудрая притча о верблюде и игольном ушке!
***
Он всё больше становится похожим на Тома Хенкса. Уже почти одно лицо, фигура и манеры:
Click to view