Юбилейный вечер Н.Д. Касаткиной (Новая сцена БТ. 11.07.2014 г.)
Юбилей - это праздник, потому не буду особо придирчиво разбирать программу; постараюсь сосредоточиться на тех ее пунктах, которые сильнее всего впечатлили в приятном смысле.
Для начала о том, за чем шел.
«Весна священная» на большой сцене показала, что, если спектакль долго идет на маленьких площадках, то сменить обратно его масштаб «на раз» не получится. В камерном пространстве хореография этой «Весны» клокочет и сотрясает стены. В БТ она выглядела гораздо спокойнее. Что, впрочем, мало ей повредило: постановка просто великолепная, безусловно, одна из лучших в советском наследии и совершенно незаслуженно сейчас выдвинутая за пределы поля зрения большой публики. По сочетанию архаики с современностью ее можно поставить в ряд с бруковским «Лиром». С одной стороны, в ней явно просматриваются отсылки к завитушкам и фигуркам со старинных вышивок, к архаичной резьбе (и все это на основе внятной неоклассической лексики). С другой - черты антиутопии. Тут есть до абсурда конформная Избранница (Екатерина Березина), одинаково покорно принимающая любовь Пастуха в первой картине и необходимость умереть - во второй. Есть Бесноватая (Полина Кырова), снующая среди племени в поисках жертвы. Есть Старейший-Мудрейший (Игорь Цыганков) с жестами уставшего хирурга. И, наконец, есть герой (Артем Хорошилов), после принесения в жертву племенем его возлюбленной не находящий ничего другого, кроме как воткнуть нож в идол. (Судя по либретто, этот жест когда-то мыслился (или только позиционировался?) балетмейстерами как зарождение в первобытной душе протеста (против религии, разумеется). Но сейчас он вызывает совсем иные ассоциации - в спектре от «Ужо тебе» пушкинского Евгения до проклятий фокинского Петрушки). А еще есть в самой постановке какая-то интригующая на грани вызова нотка абсурдизма, нарочитого несоответствия формы и содержания. Любовное адажио идет под суровую музыку «Вешних хороводов» (хореография соответствует), зато Избранница движется к алтарю бессмысленно-радостными подскоками заводной игрушки. Даже странно изготовленный бутафорский идол (уж не знаю его реального устройства) играет на двойственный архаично-современный визуальных ряд спектакля. Со сцены он выглядит как «башня» из трех поставленных друг на друга ржавых металлических бочек с вырезанными в верхней отверстиями глаз и рта. Словом, великолепный спектакль. Всем рекомендую.
Па де де из «Дон-Кихота» в исполнении Марии Александровой и Михаила Лобухина.
Александрова ожидаемо порадовала. Правда, в антре и адажио было несколько резковатых открываний ноги. (Смазанный конец вариации (переход на шене раньше времени) и неидеальные фуэте - не вина Марии. Дирижер в обоих случаях задал не подходящие ей темпы). Но это все не суть важно. В танце Александровой (для меня) техника никогда не была главной. Главным было то, что в какой-то момент она заставляет совершенно забыть про технику и просто наслаждаться происходящим на сцене. Вот таких вот моментов «чистой радости» за Па де де набралось столько, что они слились в нескончаемый поток. Когда Мария подавала в антре руку Михаилу, когда после тура ан дедан в алясгоне Михаил ловил ее, а она жестом руки «допевала» музыкальную фразу, когда с верхней поддержки она падала в рыбку и, выгнув спину, точно в музыку меняла положения рук - на сцене была настоящая балерина и, одновременно, настоящая Китри. А какие томные, «бархатистые» завершения фраз в адажио! Какие па де буррэ сюиви в начале вариации! Сначала из кулисы до центра сцены, с попаданием каждым шажком в каждый «тринь» арфы, а затем, когда перебор струн учащается - быстрые-быстрые на месте. Какая игра веером! И какая финальная диагональ вращений в коде и «росчерк» последней фразы. Волшебство, да и только!
Танцевать Александрова вышла в красивой бордовой пачке (кажется, из «Пахиты»?) старинного фасона. Но, к сожалению, во время фуэте юбка этой пачки начала совершать самостоятельные движения, не лучшим образом сочетавшиеся с движениями ног. Мне стало интересно: старинный фасон и жесткость, не позволяющая пачке вести свою партию в танце, могут сочетаться? Или одно из двух: либо красивый силуэт в комплекте с чрезмерной подвижностью, либо стабильная жесткость, но и горизонтально расправленная юбка?
Михаил (прошу прощения за клише, здесь они уместны) надежно партнерствовал и, что важно, пластически и актерски взаимодействовал с Марией в адажио. Вариацию протанцевал хорошо, с той оговоркой, что танец его Базиля рассчитан на масштаб Исторической сцены. На Новой сцене периодически чувствовались то слишком крупная подача движений, то слишком большой «замах», не находящий реализации в танцевальной фразе.
По итогам исполнения Па де де я еще больше утвердился в желании увидеть Александрову и Лобухина в полном спектакле. (Мне в комментариях подсказали, что они уже танцевали в Венгрии - ну ведь то Венгрия, а я хочу где-нибудь поближе, чтобы можно было посмотреть).
Главной героиней Па де катра стала опять же Александрова. По причине исполнения наиболее индивидуализированной партии (Черрито) и наибольшего соответствия хореографии - индивидуальности исполнительницы. Бравурность танца своей «героини» Мария соединила с романтической недосказанностью, размытостью контуров (я даже в ее «Сильфиде» не помню такого «туманного» эффекта неуловимости движений). Получилось очень стильно.
Зато остальные три четверти составо-номера удивили как раз распределением «ролей». В рамках заявленной четверки я не представлял себе Анну Антоничеву ни кем иной, кроме Тальони; (Елену Андриенко - Гран и Марианну Рыжкину - Гризи). В реальности же Тальони оказалась Рыжкина, Гран - Антоничева и Гризи - Андриенко. Станцевали все трое вполне достойно, но причины такого странного распределения мест остались для меня загадкой.
Неожиданным открытием вечера стал выход Ксении Рыжковой в Па де де из второго акта «Жизели» (танцевала с Денисом Дмитриевым и почему-то без коды). Очень уверенное владение материалом, а, главное, попадание в образ: призрачный корпус, неживые руки; минутное пробуждение в призраке живой Жизели, когда после «разлучения» героев виллисами она подбегает к Альберту и кладет голову ему на плечо. Ряд моментов еще нужно доработать: перед сольными фразами в начале адажио заметна некоторая неуверенность; тур лян в аттитюде бы сделать помедленнее. Но, в общем и целом, исполнение (дебют ведь, да?) оставило самое приятное впечатление.
На этом, пожалуй, пост про концерт закончу. Мог бы еще кое-что написать, но сейчас, как говаривал батюшка Джульетты, «так поздно, что уж скоро будет рано». Если у кого-то возникнут вопросы о других номерах, отвечу в комментариях.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.
Для начала о том, за чем шел.
«Весна священная» на большой сцене показала, что, если спектакль долго идет на маленьких площадках, то сменить обратно его масштаб «на раз» не получится. В камерном пространстве хореография этой «Весны» клокочет и сотрясает стены. В БТ она выглядела гораздо спокойнее. Что, впрочем, мало ей повредило: постановка просто великолепная, безусловно, одна из лучших в советском наследии и совершенно незаслуженно сейчас выдвинутая за пределы поля зрения большой публики. По сочетанию архаики с современностью ее можно поставить в ряд с бруковским «Лиром». С одной стороны, в ней явно просматриваются отсылки к завитушкам и фигуркам со старинных вышивок, к архаичной резьбе (и все это на основе внятной неоклассической лексики). С другой - черты антиутопии. Тут есть до абсурда конформная Избранница (Екатерина Березина), одинаково покорно принимающая любовь Пастуха в первой картине и необходимость умереть - во второй. Есть Бесноватая (Полина Кырова), снующая среди племени в поисках жертвы. Есть Старейший-Мудрейший (Игорь Цыганков) с жестами уставшего хирурга. И, наконец, есть герой (Артем Хорошилов), после принесения в жертву племенем его возлюбленной не находящий ничего другого, кроме как воткнуть нож в идол. (Судя по либретто, этот жест когда-то мыслился (или только позиционировался?) балетмейстерами как зарождение в первобытной душе протеста (против религии, разумеется). Но сейчас он вызывает совсем иные ассоциации - в спектре от «Ужо тебе» пушкинского Евгения до проклятий фокинского Петрушки). А еще есть в самой постановке какая-то интригующая на грани вызова нотка абсурдизма, нарочитого несоответствия формы и содержания. Любовное адажио идет под суровую музыку «Вешних хороводов» (хореография соответствует), зато Избранница движется к алтарю бессмысленно-радостными подскоками заводной игрушки. Даже странно изготовленный бутафорский идол (уж не знаю его реального устройства) играет на двойственный архаично-современный визуальных ряд спектакля. Со сцены он выглядит как «башня» из трех поставленных друг на друга ржавых металлических бочек с вырезанными в верхней отверстиями глаз и рта. Словом, великолепный спектакль. Всем рекомендую.
Па де де из «Дон-Кихота» в исполнении Марии Александровой и Михаила Лобухина.
Александрова ожидаемо порадовала. Правда, в антре и адажио было несколько резковатых открываний ноги. (Смазанный конец вариации (переход на шене раньше времени) и неидеальные фуэте - не вина Марии. Дирижер в обоих случаях задал не подходящие ей темпы). Но это все не суть важно. В танце Александровой (для меня) техника никогда не была главной. Главным было то, что в какой-то момент она заставляет совершенно забыть про технику и просто наслаждаться происходящим на сцене. Вот таких вот моментов «чистой радости» за Па де де набралось столько, что они слились в нескончаемый поток. Когда Мария подавала в антре руку Михаилу, когда после тура ан дедан в алясгоне Михаил ловил ее, а она жестом руки «допевала» музыкальную фразу, когда с верхней поддержки она падала в рыбку и, выгнув спину, точно в музыку меняла положения рук - на сцене была настоящая балерина и, одновременно, настоящая Китри. А какие томные, «бархатистые» завершения фраз в адажио! Какие па де буррэ сюиви в начале вариации! Сначала из кулисы до центра сцены, с попаданием каждым шажком в каждый «тринь» арфы, а затем, когда перебор струн учащается - быстрые-быстрые на месте. Какая игра веером! И какая финальная диагональ вращений в коде и «росчерк» последней фразы. Волшебство, да и только!
Танцевать Александрова вышла в красивой бордовой пачке (кажется, из «Пахиты»?) старинного фасона. Но, к сожалению, во время фуэте юбка этой пачки начала совершать самостоятельные движения, не лучшим образом сочетавшиеся с движениями ног. Мне стало интересно: старинный фасон и жесткость, не позволяющая пачке вести свою партию в танце, могут сочетаться? Или одно из двух: либо красивый силуэт в комплекте с чрезмерной подвижностью, либо стабильная жесткость, но и горизонтально расправленная юбка?
Михаил (прошу прощения за клише, здесь они уместны) надежно партнерствовал и, что важно, пластически и актерски взаимодействовал с Марией в адажио. Вариацию протанцевал хорошо, с той оговоркой, что танец его Базиля рассчитан на масштаб Исторической сцены. На Новой сцене периодически чувствовались то слишком крупная подача движений, то слишком большой «замах», не находящий реализации в танцевальной фразе.
По итогам исполнения Па де де я еще больше утвердился в желании увидеть Александрову и Лобухина в полном спектакле. (Мне в комментариях подсказали, что они уже танцевали в Венгрии - ну ведь то Венгрия, а я хочу где-нибудь поближе, чтобы можно было посмотреть).
Главной героиней Па де катра стала опять же Александрова. По причине исполнения наиболее индивидуализированной партии (Черрито) и наибольшего соответствия хореографии - индивидуальности исполнительницы. Бравурность танца своей «героини» Мария соединила с романтической недосказанностью, размытостью контуров (я даже в ее «Сильфиде» не помню такого «туманного» эффекта неуловимости движений). Получилось очень стильно.
Зато остальные три четверти составо-номера удивили как раз распределением «ролей». В рамках заявленной четверки я не представлял себе Анну Антоничеву ни кем иной, кроме Тальони; (Елену Андриенко - Гран и Марианну Рыжкину - Гризи). В реальности же Тальони оказалась Рыжкина, Гран - Антоничева и Гризи - Андриенко. Станцевали все трое вполне достойно, но причины такого странного распределения мест остались для меня загадкой.
Неожиданным открытием вечера стал выход Ксении Рыжковой в Па де де из второго акта «Жизели» (танцевала с Денисом Дмитриевым и почему-то без коды). Очень уверенное владение материалом, а, главное, попадание в образ: призрачный корпус, неживые руки; минутное пробуждение в призраке живой Жизели, когда после «разлучения» героев виллисами она подбегает к Альберту и кладет голову ему на плечо. Ряд моментов еще нужно доработать: перед сольными фразами в начале адажио заметна некоторая неуверенность; тур лян в аттитюде бы сделать помедленнее. Но, в общем и целом, исполнение (дебют ведь, да?) оставило самое приятное впечатление.
На этом, пожалуй, пост про концерт закончу. Мог бы еще кое-что написать, но сейчас, как говаривал батюшка Джульетты, «так поздно, что уж скоро будет рано». Если у кого-то возникнут вопросы о других номерах, отвечу в комментариях.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.