"Русалочка" Дж. Ноймайера в МАМТе 11.02.2013 г.
Тонкий и умный спектакль. Его можно пересматривать до бесконечности. Спустя два года после премьеры публикую задолженную подробную рецензию.
Занавес с морской заставкой и написанным названием балета становится прозрачным и уходит наверх, открывая черную стену. По центру висит картина, изображающая фрагмент корабельной палубы. На двух шезлонгах в неестественной вывернутой позе замерла фигура поэта с книгой в руке. На стене за его спиной замерла в такой же позе тень. Фигура оживает; поворачивается, точно флюгер на ветру; движется медленно, словно вместо суставов у нее туго затянутые болты. Вбегают невеста, жених, друзья и подруги - по контрасту предельно живые, смеющиеся, перекидывающиеся веселыми фразами. Так задается центральный конфликт балета - столкновение героев из разных миров, грань между которыми не перейти. Эдвард (жених) навсегда прощается с поэтом. Тот ловит ладонью падающую со щеки слезу, роняет ее в море, перегибается через борт и падает следом за ней в воду. На дне, среди открывшегося ему вида подводного царства, полного фантастических существ, лежит - голубая, как слеза - русалочка. Игрушечный кораблик проплывает высоко над сценой. Целующиеся Эдвард и Генриетта возникают перед поэтом и перед русалочкой - так она становится героиней этой истории.
"Русалочка". Русалочка - А. Хамзина (фото Анны Клюшкиной с сайта театра)
Ее пластика рождается из его пластики, только позы становятся еще более вычурными (пластические переклички и взаимные передачи реплик проходят через оба акта балета). Ее судьба повторяет его судьбу и с пугающей легкостью движется к уже показанной в начале развязке. Поэт то и дело сверяется с записной книжкой. Он как будто бы водит русалочку по страницам собственной жизни, заставляя проигрывать свою роль. Вот принц. Протяни к нему руки вот так. А теперь так. И вот так. Но героиня - не просто послушная марионетка (хотя в первой сцене она представлена как раз таки куклой из японского театра Дзерури, парящей в руках трех одетых в черное «кукловодов»); у нее есть чувства. Когда она в первый раз проявляет их в дуэте с принцем - поэт начинает ревновать и выпускает на нее морского колдуна.
Если русалочку можно назвать персонификацией любви и тоски поэта, то колдун - его воплощенные злость и боль. Взаимодействие этих двух начал, метания между ними поэта и страдания обреченной пережить чужую трагедию русалочки образуют три измерения развертывающейся драмы. Поэт то борется с колдуном и прогоняет его, продлевая своим героям мгновения счастья, то в очередь с ним подносит русалочке нож, которым она должна заколоть принца. Русалочка то поддается их уговорам, то в ужасе бежит от мысли об убийстве; то бьется и извивается от мук, запертая в скошенной перспективе белой комнаты (оживающая картина в начале второго акта - перекличка с аналогично выстроенным зачином пролога), то, преодолевая боль, принимает свою эмблематическую позу - словно пытается вырваться из предназначенной ей роли, снова стать не знающей людей морской ундиной. В конце концов, идеальная любовь оказывается сильнее эгоизма. Русалочка выкидывает нож и дает принцу уйти. Сцена затемняется; где-то вдалеке остаются свадьба, море, принц, морской колдун, гости и сестры русалочки. Оставшись одна, героиня срывает с себя платье подружки невесты и в мучительной агонии умирает. Тогда в глубине маленькой белой комнаты открывается дверь. Семеня на коленках, входит поэт. Книга с историей любви долистана. Бескорыстная смерть русалочки принесла ему очищение от страданий, и теперь души обоих возносятся в звездам.
"Русалочка". Русалочка - А. Першенкова, морской колдун - Е. Поклитарь (фото Анны Клюшкиной с сайта театра)
"Русалочка". Русалочка - А. Першенкова (фото О. Черноуса с сайта театра)
Как всегда у Дж. Ноймайра, центральный сюжет помещен в оправу развернутых «фоновых» эпизодов. Подводные жители неторопливо движутся в бесконечно тянущемся, как будто бы покачивающемся на волнах танце, в причудливых перебежках и поддержках имитируют завихрения штормящего моря. Танцуют матросы, танцуют и прогуливаются гости на палубе корабля и на свадьбе. Пляшет на свадьбе свита морского колдуна. Как и во многих академических балетах, групповые соло имеют подружки невесты и друзья жениха. Хореографический текст уснащен внутренними и внешними перекличками. Эдвард пытается успокоить поэта, показывая ему детский фокус с оторванным носом, и так же уходящий к невесте принц хочет развеселить русалочку. Генриетта кидает букет подружкам в прологе, и так же его кидает принцесса во втором акте. Колдун проходит по авансцене с ножом, и так же с ним проходит поэт. Принц разыгрывает перед русалочкой мнимое самоубийство, повторяющее самоубийство Базиля в таверне во второй картине «Дон-Кихота».
За два года балет обрел хороший сценический ритм (и, кстати, ускорился почти на 10 минут), который так важен в постановках Ноймайера, и которого не хватало на премьере (за что спасибо дирижеру - Ф. Коробову). Музыка Л. Ауэрбах попадает в эмоциональную струю действия так же точно, как старинные балетные партитуры с их безыскусной мелодикой.
В. Дик - поэт уверенно встает в центр действия и ведет его. В начале первого акта еще чувствуется «неполнота» вхождения в текст. Дальше не только танцевальные и игровые моменты роли проработаны до мельчайших деталей, но даже дуэт русалочки и принца, во время которого поэт сидит у кулисы и подсказывает героине позы, при участии Дика выглядит полноценным трио.
А. Першенкова - русалочка убедительнее всего передает физические и душевные страдания после превращения. Когда смотришь, как она наступает на непослушные и ноющие ноги, сам ощущаешь почти физическую боль (правда, в первой сцене второго акта Першенкова об этом как будто бы забыла, из-за чего в следующем эпизоде подкашивающаяся походка русалочки, появляющейся среди подружек невесты, выглядела неожиданной и немного утрированной). В подводных сценах пластике Першенковой, на мой вкус, не хватило потусторонности. Впрочем, мой глаз в этом плане сильно «испорчен» Сильвией Аццони, с ней трудно тягаться.
"Русалочка". Русалочка - С. Аццони, принц - А. Рябко.
Для морского колдуна - Е. Поклитаря у меня просто не находится слов (в хорошем смысле).
А. Любимов и Н. Сомова правильно делают, играя Эдварда и Генриетту (принца и принцессу) обычными людьми, лишь волей случая ставшими причиной чужой драмы.
Зато пара монахинь и подружки невесты (кстати сказать, с самой премьеры) почему-то подаются в шаржированных тонах.
Спектакль (как говаривали в рецензиях конца XIX - начала XX вв.) прошел с двумя накладками по режиссерской части: в прологе уезжающий пратикабль зацепился за край черного задника, ткань начала раскачиваться, открыв раньше времени кусок морского дна; а одна из дуг, изображающих волны, перегорела с правого края.
Но это так, чисто для статистики.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.
Занавес с морской заставкой и написанным названием балета становится прозрачным и уходит наверх, открывая черную стену. По центру висит картина, изображающая фрагмент корабельной палубы. На двух шезлонгах в неестественной вывернутой позе замерла фигура поэта с книгой в руке. На стене за его спиной замерла в такой же позе тень. Фигура оживает; поворачивается, точно флюгер на ветру; движется медленно, словно вместо суставов у нее туго затянутые болты. Вбегают невеста, жених, друзья и подруги - по контрасту предельно живые, смеющиеся, перекидывающиеся веселыми фразами. Так задается центральный конфликт балета - столкновение героев из разных миров, грань между которыми не перейти. Эдвард (жених) навсегда прощается с поэтом. Тот ловит ладонью падающую со щеки слезу, роняет ее в море, перегибается через борт и падает следом за ней в воду. На дне, среди открывшегося ему вида подводного царства, полного фантастических существ, лежит - голубая, как слеза - русалочка. Игрушечный кораблик проплывает высоко над сценой. Целующиеся Эдвард и Генриетта возникают перед поэтом и перед русалочкой - так она становится героиней этой истории.
"Русалочка". Русалочка - А. Хамзина (фото Анны Клюшкиной с сайта театра)
Ее пластика рождается из его пластики, только позы становятся еще более вычурными (пластические переклички и взаимные передачи реплик проходят через оба акта балета). Ее судьба повторяет его судьбу и с пугающей легкостью движется к уже показанной в начале развязке. Поэт то и дело сверяется с записной книжкой. Он как будто бы водит русалочку по страницам собственной жизни, заставляя проигрывать свою роль. Вот принц. Протяни к нему руки вот так. А теперь так. И вот так. Но героиня - не просто послушная марионетка (хотя в первой сцене она представлена как раз таки куклой из японского театра Дзерури, парящей в руках трех одетых в черное «кукловодов»); у нее есть чувства. Когда она в первый раз проявляет их в дуэте с принцем - поэт начинает ревновать и выпускает на нее морского колдуна.
Если русалочку можно назвать персонификацией любви и тоски поэта, то колдун - его воплощенные злость и боль. Взаимодействие этих двух начал, метания между ними поэта и страдания обреченной пережить чужую трагедию русалочки образуют три измерения развертывающейся драмы. Поэт то борется с колдуном и прогоняет его, продлевая своим героям мгновения счастья, то в очередь с ним подносит русалочке нож, которым она должна заколоть принца. Русалочка то поддается их уговорам, то в ужасе бежит от мысли об убийстве; то бьется и извивается от мук, запертая в скошенной перспективе белой комнаты (оживающая картина в начале второго акта - перекличка с аналогично выстроенным зачином пролога), то, преодолевая боль, принимает свою эмблематическую позу - словно пытается вырваться из предназначенной ей роли, снова стать не знающей людей морской ундиной. В конце концов, идеальная любовь оказывается сильнее эгоизма. Русалочка выкидывает нож и дает принцу уйти. Сцена затемняется; где-то вдалеке остаются свадьба, море, принц, морской колдун, гости и сестры русалочки. Оставшись одна, героиня срывает с себя платье подружки невесты и в мучительной агонии умирает. Тогда в глубине маленькой белой комнаты открывается дверь. Семеня на коленках, входит поэт. Книга с историей любви долистана. Бескорыстная смерть русалочки принесла ему очищение от страданий, и теперь души обоих возносятся в звездам.
"Русалочка". Русалочка - А. Першенкова, морской колдун - Е. Поклитарь (фото Анны Клюшкиной с сайта театра)
"Русалочка". Русалочка - А. Першенкова (фото О. Черноуса с сайта театра)
Как всегда у Дж. Ноймайра, центральный сюжет помещен в оправу развернутых «фоновых» эпизодов. Подводные жители неторопливо движутся в бесконечно тянущемся, как будто бы покачивающемся на волнах танце, в причудливых перебежках и поддержках имитируют завихрения штормящего моря. Танцуют матросы, танцуют и прогуливаются гости на палубе корабля и на свадьбе. Пляшет на свадьбе свита морского колдуна. Как и во многих академических балетах, групповые соло имеют подружки невесты и друзья жениха. Хореографический текст уснащен внутренними и внешними перекличками. Эдвард пытается успокоить поэта, показывая ему детский фокус с оторванным носом, и так же уходящий к невесте принц хочет развеселить русалочку. Генриетта кидает букет подружкам в прологе, и так же его кидает принцесса во втором акте. Колдун проходит по авансцене с ножом, и так же с ним проходит поэт. Принц разыгрывает перед русалочкой мнимое самоубийство, повторяющее самоубийство Базиля в таверне во второй картине «Дон-Кихота».
За два года балет обрел хороший сценический ритм (и, кстати, ускорился почти на 10 минут), который так важен в постановках Ноймайера, и которого не хватало на премьере (за что спасибо дирижеру - Ф. Коробову). Музыка Л. Ауэрбах попадает в эмоциональную струю действия так же точно, как старинные балетные партитуры с их безыскусной мелодикой.
В. Дик - поэт уверенно встает в центр действия и ведет его. В начале первого акта еще чувствуется «неполнота» вхождения в текст. Дальше не только танцевальные и игровые моменты роли проработаны до мельчайших деталей, но даже дуэт русалочки и принца, во время которого поэт сидит у кулисы и подсказывает героине позы, при участии Дика выглядит полноценным трио.
А. Першенкова - русалочка убедительнее всего передает физические и душевные страдания после превращения. Когда смотришь, как она наступает на непослушные и ноющие ноги, сам ощущаешь почти физическую боль (правда, в первой сцене второго акта Першенкова об этом как будто бы забыла, из-за чего в следующем эпизоде подкашивающаяся походка русалочки, появляющейся среди подружек невесты, выглядела неожиданной и немного утрированной). В подводных сценах пластике Першенковой, на мой вкус, не хватило потусторонности. Впрочем, мой глаз в этом плане сильно «испорчен» Сильвией Аццони, с ней трудно тягаться.
Click to view"Русалочка". Русалочка - С. Аццони, принц - А. Рябко.
Для морского колдуна - Е. Поклитаря у меня просто не находится слов (в хорошем смысле).
А. Любимов и Н. Сомова правильно делают, играя Эдварда и Генриетту (принца и принцессу) обычными людьми, лишь волей случая ставшими причиной чужой драмы.
Зато пара монахинь и подружки невесты (кстати сказать, с самой премьеры) почему-то подаются в шаржированных тонах.
Спектакль (как говаривали в рецензиях конца XIX - начала XX вв.) прошел с двумя накладками по режиссерской части: в прологе уезжающий пратикабль зацепился за край черного задника, ткань начала раскачиваться, открыв раньше времени кусок морского дна; а одна из дуг, изображающих волны, перегорела с правого края.
Но это так, чисто для статистики.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.