Солнце и Крест, часть 1
Внесерийный рассказ.
Романтика крестовых походов, история кровавой мести и бурной страсти; секс, инцест и геноцид в одном флаконе! И пафос, пафос, ПАФОС.
* * * * *
«…Но вернуться туда - это означало отказаться от богатств, власти, могущества, господства, от городов, земель и целых королевств. И вот орден заметался в страхе и ярости, словно чудовищный дракон, которому вонзилось в бок копье… Большинство крестоносцев стремились к войне, сознавая, что нужно схватиться с врагом не на жизнь, а на смерть, пока силы ещё не растрачены, пока не померкла ещё слава ордена, и весь мир спешит ему на помощь…»
Генрик Сенкевич, «Крестоносцы».
1.
- Gott mit uns! - вскричал благородный рыцарь Бруно фон Кислинг и первым врубился в ряды язычников. Братья-рыцари следовали за ним по пятам, поражая азиатских варваров мечами, топорами и боевыми молотами. Девственно-белое поле, на котором повстречались два войска, в считанные мгновения окрасилось кровью. Казалось, кровь мгновенно захватила все окружающее пространство; она была повсюду. Не только на едва прикрытой снегом земле, на плащах рыцарей, на их оружии, на попонах благородных рыцарских коней - мелкие брызги крови даже повисли в морозном воздухе, и в этот кровавый туман сейчас погружалась крестоносное воинство, все дальше и глубже. Барабанные перепонки были готовы в любой момент лопнуть от невыносимого шума, лязга мечей и копий, грохота ручных бомбард и петриналей, воплей сотен раненных и умирающих - как людей, так и животных. Так не могло продолжаться бесконечно, кто-то из бойцов двух армий должен был сломаться и уступить - и первыми сломались татары. Следовало отдать им должное, воины Великого Хана были готовы сражаться и дальше, но сразу два тяжелых удара - удар засадного полка крестоносцев и гибель главного татарского военачальника - заставили их дрогнуть, отступить, а потом и вовсе удариться в бегство. Даже в этот позорный момент из уст татарских всадников продолжал вырываться их леденящий душу боевой клич «Уррагх, уррагх!», но теперь он звучал иначе - не как торжествующий вопль победоносной орды, но как крик ужаса людей обреченных и испуганных, стоявших на грани гибели и заглянувших за грань поражения. Западные рыцари, наученные горьким опытом, не преследовали разбитого противника - пусть даже в этот раз татары и не помышляли об одном из своих знаменитых ложных отступлений, в прежние и недавние времена погубившие целые вражеские армии и царства, а искренне желали спасти свои жизни. Побежденные варвары отступали с такой поспешностью, что даже бросали оружие и доспехи, дабы облегчить своих коней.
- Стойте! стойте! куда же вы?! - кричал им вслед разгоряченный Бруно фон Кислинг. - Остановитесь! Жалкие трусы! Позвольте мне убить вас! Братья!.. Бейте язычников! не давайте им пощады!.. Пленных не брать!
- Остынь, Бруно! - расхохотался барон Альберт фон Хаузер. - Все кончено! Мы победили! Победа, братья! Победа!
- Победа! Sieg! Sieg! Vittoria! Seger! Deus lo vult! Buddugoliaeth! Non nobis, Domine! - на разные голоса закричали окружавшие их рыцари.
Это был один из величайших крестовых походов, которые видел свет. На это поле явились не только братья Тевтонского Ордена, но и паладины Священной Римской Империи, преторианские гвардейцы латинского императора Константинополя, железные латники властелинов Дании и Швеции, воины из далеких западных королевств - Англии, Бургундии, Арагона, Сицилии, даже из самой Ирландии; рыцари и полубратья союзных орденов - госпитальеры, храмовники, лазариты, гауденты и многие другие. Шесть королей, девять великих магистров, двенадцать епископов, восемнадцать герцогов, бесчисленное множество малых церковных и светских князей. Казалось, весь христианский мир объединился в едином порыве, дабы проникнуть так глубоко в сердце Азии, как не удавалось ни одному из властителей Европы со времен Александра Великого. До сих пор крестоносцам сопутствовала удача, поэтому они не собирались поворачивать назад; поэтому они собирались идти дальше - через снежные равнины Тартарии, через безводные пустыни древней Персии, до великих стен загадочного Катая; идти, пока не увидят берега последнего моря - и переправиться на другой его берег, дабы скрестить свои мечи с легендарными всадниками волшебной страны Чипангу. Потому что так желает Господь - и так будет сделано, к вящей славе Его.
Прежде чем разбить лагерь и собраться у вечернего костра, победители добросовестно обошли поле битвы. Подобрали своих раненных, которым еще можно было помочь и облегчили страдания тех, кого спасти было нельзя; добивали врагов и собирали трофеи. Шедшие с обозом рабы уже привычно долбили уступами мерзлую землю, чтобы достойно похоронить павших крестоносцев. Убитых татар тоже собирались хоронить - их освобожденные от брони и оружия трупы стаскивали в кучи, которые должны были превратиться в погребальные костры. Пусть над миром царила зима, и вряд ли рыцарям грозила вспышка чумы, в крестоносной армии царила суровая дисциплина, а приказы полководцев, велевшие сжигать тела мертвых врагов, были ясны и недвусмысленны. Тем более что эту грязную работу все равно выполняли рабы и кнехты.
И, несмотря на возмущение и возражения брата Бруно фон Кислинга, христианские воины брали пленных.
- Смотри-ка! - воскликнул молодой рыцарь Август фон Каттерфельд, склонившись над очередным татарином в богато украшенных доспехах. - Этот еще жив! Дышит!
- Ну так помоги ему перестать, - пожал плечами Бруно. - Верни его в ад, откуда он вышел!
- Не спеши, - остановил его Альберт фон Хаузер. - Видишь, Август, на нем совсем нет крови. Сдается мне, он всего лишь оглушен. Давай-ка приведем его в чувство. За знатного пленника можно взять богатый выкуп…
- Постыдись, Альберт! - нахмурился фон Кислинг. - Помни, что мы отправились в этот поход не ради татарского золота, но ради торжества Господа и католической веры!
- Татарское золото ничуть не хуже золота иудеев или схизматиков, чьи сундуки и сокровищницы мы опустошали по дороге сюда, - невозмутимо отвечал фон Хаузер. - Меня устроит любое золото, на которое можно купить новые доспехи или оружие - оружие, которое поможет мне поразить еще больше врагов Христа и Святого Престола!
На эти слова даже суровый Бруно не нашел что возразить, поэтому, все еще продолжая ворчать себе под нос «не дело это», он спустился с коня и присоединился к своим товарищам. Лежавший на снегу татарский воин носил не только дорогой, но и хитрый шлем из черного индийского железа, поэтому братьям-рыцарям пришлось потратить несколько минут, прежде чем они справились с мудреными застежками. Август фон Каттерфельд сам не понял, как ему удалось сорвать шлем с головы поверженного врага - это произошло так неожиданно, что молодой тевтонец потерял равновесие и едва удержался на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться левой ладонью в грудь татарина - и тут же отдернуть ее, как будто рука коснулась раскаленной сковороды. Каттерфельд шарахнулся назад и все-таки упал, очень удачно приземлившись на собственные ягодицы. На лицо его при этом возлегла печать крайнего изумления:
- Женщина!
- Женщина, - подтвердил барон фон Хаузер и пожал плечами. - Эка невидаль. Что тебя так удивляет, брат Август? В армиях врага сражаются женщины. Это все знают.
- Грязная язычница! - с отвращением сплюнул фон Кислинг и перекрестился. - В пекло ее!
- Не говори глупостей, брат, - поморщился барон Альберт. - Или ты не знаешь законов Ордена, в которых прямо и ясно говорится, как нам должно поступать с женщинами, захваченными в плен? Не станем же отступать от них и сейчас.
И снова Бруно не нашел что возразить, тем более что в этот самый миг маленькая стройная татарка, облаченная в черные с золотом доспехи, открыла глаза. Глаза, черные и глубокие как ночь, уставились на тевтонцев из-под копны таких же черных густых волос.
Некоторое время крестоносцы молча рассматривали свою пленницу. Маленькие уши, широкие скулы, приплюснутый нос, полоска белоснежных зубов, мелькнувшая между бледно-розовыми губами… Очень странный цвет кожи - одновременно смуглая и бледная. Возможно, отблески погребальных костров и холодное солнце Тартарии сыграли с рыцарями злую шутку. Вне всякого сомнения, пленница принадлежала к примитивной варварской расе, хотя была по-своему красива - как бывает красивым дикий зверь или цветная ящерица, привезенная из жарких южных стран. Трудно было сказать, к какому из многочисленных племен вражеской империи она принадлежит. Скорей всего, чужеземная воительница была рождена в гареме какого-то аристократа или могущественного военачальника, куда доставляют женщин со всего обитаемого мира, даже из Африки и Нового Света. Известно, что такие гаремные принцессы нередко становятся солдатами, фанатично преданными своему отцу и господину.
Первым опомнился барон Альберт фон Хаузер и произнес по-татарски, старательно выговаривая слова:
- Я говорить - ты понимать?
- Не утруждайте себя понапрасну, - немедленно отозвалась татарка слегка хриплым, простуженным голосом. - Я прекрасно говорю на вашем языке… и других языках.
- Ведьма! - взревел Бруно фон Кислинг и схватился за меч. - Как ты смогла так быстро выучить наш язык?! Братья, это чернокнижное колдовство! Давайте убьем ее, пока она не наслала на нас злодейские чары!
- Железноголовый болван, - в голосе девушки прозвучало откровенное презрение. - Я говорю по-немецки, потому что моя мать была родом из Саксонии. Но отец мой был воином из племени Алшин и телохранителем самого императора, поэтому я пошла по его стопам. Мое имя - юзбаши Валия-Бакира бинт Темур аль Кабир, я солдат армий Пророка и Золотой Воин Шибирского Царства, верная слуга Богдыхана, повелителя Востока. Больше я вам ничего не скажу.
- Валиябакира? - переспросил благородный рыцарь Альберт и ухмыльнулся. - Валькирия что ли?!
- Надо же, из Саксонии, - пробурчал Бруно. - Землячка почти… Ладно, поболтали и хватит. Берите ее под руки и пошли отсюда.
Но прежде чем убраться прочь, хозяйственный Альберт подобрал шлем пленницы и ее небольшой изящный меч, украшенный вделанным в рукоятку бледно-голубым драгоценным камнем. Ломбардские купцы, следовавшие за обозом, отвалят за такое оружие кругленькую сумму в звонкой монете…
Х Х Х
Вернувшись в лагерь, братья-рыцари бросили пленницу в трофейную палатку - довольно скромную, явно принадлежавшую татарскому полководцу не самого высокого ранга - и поставили охранять ее молодого Каттерфельда. Пусть стоит на часах и смиряет плоть, а то он до сих пор в себя не пришел - так потрясла его встреча с женщиной. Еще вызвали из обоза турецкую рабыню, чтобы присмотрела за татарской принцессой. Сами же собрались с другими братьями своей хоругви у костра, дабы поужинать чем Господь послал. Дичи в этих лесах водилось немеряно, даже в зимнее время года, поэтому крестоносцы ни в чем себе не отказывали, благо сам папа римский освободил всех участников похода от поста и воздержания.
- Я тут перекинулся парой слов с другими рыцарями и кнехтами, - поведал Альберт, - они говорят, что на поле боя нашли немало мертвых женщин в сибирской броне. Никогда столько раньше не видели. Похоже, нам повезло - мы единственные, кто смогли захватить такого пленника - то есть пленницу - живьем.
- Готов биться об заклад, - пробурчал Бруно фон Кислинг, вгрызаясь в хорошо прожаренную медвежью лапу, - среди тех, кто отступил, женщин было еще больше. Поэтому и побежали. Трусливые бабы! - и благородный тевтонский рыцарь заржал так громко, что напугал стреноженных лошадей.
- Зря ты так, брат, - заметил Виллиброрд фон Регер, один из самых старших и опытных рыцарей хоругви. - Те, кто полегли, сражались отважно. Помни, что принижая врага, ты принижаешь себя.
- Даже если враги наши - грязные язычники, сражающиеся по наущению самого дьявола?! - прищурился Бруно. - Как можно принизить их больше, чем они принижают самих себя?! Отважно сражались? Так и дикий безмозглый зверь, прижатый к стене, сражается за свою жизнь - но должен ли я его за это уважать?!
Фон Регер вздохнул и ничего не ответил. С фон Кислингом было бесполезно спорить.
- Вечер добрый, братья, - к костру подсел один из союзников, Рамнульф Аматор, сицилийский рыцарь из Ордена Святой Девы Марии. В хоругви, где служили Альберт, Бруно и их товарищи, Аматор был давним и желанным гостем. Вот уже не первый год они сражались бок о бок. - Слышал, вы захватили в плен татарскую герцогиню…
- Слухи расходятся быстро, - хохотнул Альберт фон Хаузер. - Не знаю, какая она герцогиня, но в плен мы ее захватили.
- Сегодня на татарской стороне сражалось немало женщин, - вольно или невольно, Рамнульф повторил слова, сказанные Альбертом несколько минут назад. - Братья говорят, что это хороший знак.
- И что в нем хорошего? - не понял удивленный Бруно.
- Разве не очевидно? - в свою очередь удивился сицилиец. - Силы сибирского хана слабнут. Ему уже не хватает воинов-мужчин, которые могут сражаться за его империю. Завтра он бросит против нас детей и младенцев!
- Хо-хо-хо! - отозвался фон Кислинг. - Если так, то полная победа близка! Еще один удар - и Сибирское королевство окажется целиком в наших руках, а путь на Катай - будет открыт!
- Хорошо, если так, - кивнул фон Регер. - Но я бы не стал праздновать победу прежде времени. Враг все еще очень силен, и не позволяйте сегодняшней победе обмануть вас. Впереди множество битв и сражений.
- Больше веры, брат мой! - воскликнул Бруно. - Вот увидишь, не пройдет и месяца, как мы будем стоять у ворот сибирской столицы! С внутренней стороны! - добавил он и снова расхохотался.
- Враг силен, - упрямо повторил фон Регер. Немного помолчал и продолжил: - Некоторые братья считают, что мы потратили слишком много времени и сил на борьбу с поляками, русскими и литовцами. Это позволило сибирскому хану укрепить свою империю, призвав на помощь единоверцев с Востока и неведомые языческие племена, некоторые из которых, говорят, прибыли даже из Нового Света!
- Это ересь, брат Виллиброрд, опасная и безумная ересь! - сверкнул глазами фон Кислинг. - Борьба против схизматиков была неизбежна, потому что мы не могли оставаться в стороне и безучастно наблюдать, как они оскверняют имя Господа! Схизматики хуже магометан, хуже язычников, хуже самих иудеев - те просто не верят в Христа, а эти исказили само слово Божье!
- Поляки были католиками, - тихо заметил фон Регер.
- Хо-хо-хо! - осклабился Бруно. - Они НАЗЫВАЛИ себя католиками, но были ли они ими?! Это гнуснопрославленное предательское племя, вставшее на пути нашего великого крестового похода! Они выбрали себе в короли лживого язычника, лишь для виду принявшего Святое Крещение! И этот негодяй не желал пропустить наших рыцарей в лежавшие на Востоке языческие земли! Был ли он католиком?! Кому он самом деле служил - и кого защищал? Уж точно не великое христианское дело, а своих единомышленников, слуг Сатаны! Нет, мы не могли не вступить с ними в борьбу, и если Сибирское царство за это время усилилось, то пусть грех падет на головы предателей-поляков! И вот что я скажу тебе, брат - разве время не доказало нашу правоту? Разве победа над Польшей не позволила Ордену усилиться многократно? Разве не наши братья сумели прекратить смуты в Италии и Франции и тем самым остановить раздоры, терзавшие христианский мир? Разве не тевтонские рыцари спасли Константинополь от безбожного турецкого султана?! Разве не наши воины первыми ступили на берега Нового Света и сокрушили многочисленные царства заокеанских язычников, запятнавшие себя столь мерзкими и отвратительными преступлениями, что кровь стынет в жилах и язык застревает в горле при одной лишь мысли о них?! Сумели бы мы все это совершить, если бы не победа над Польшей? Нет, я так не думаю.
- У тебя на все готов ответ, Бруно, - усмехнулся сицилийский рыцарь Аматор.
- Как и у всякого, кто искренне верит в правоту нашего дела и не сомневается в нем, - немедленно отозвался фон Кислинг. - А как же я могу не верить, если правда на нашей стороне? И если Господь сражается рядом с нами - то кто же тогда сражается против нас?!
На это нечего было возразить, поэтому братья-рыцари провозгласили здравицу за здоровье Бруно и с удвоенными силами накинулись на еду. Завтра будет новый день бесконечной войны во славу Христа, и им понадобятся все силы.
В этот самый момент к костру подошел еще один гость и заслуженный участник крестового похода. Бруно заметил его первым.
- Вечер добрый, падре! Присоединяйтесь к нам!
- Прошу прощения, но я здесь не за этим, - смиренно отвечал отец Леодегар, перебирая четки. - Я прослышал, что вы захватили в плен знатную татарскую графиню…
- Слухи разносятся быстро, - усмехнулся Альберт фон Хаузер.
- И будто бы она родом из германских земель, - продолжал священник. - Мне хотелось бы поговорить с ней.
- Я провожу вас, падре, - кивнул Бруно фон Кислинг. - Заодно подменю Августа, бедняга до сих пор не поужинал.
Х Х Х
Некоторое время спустя отец Леодегар оказался лицом к лицу с татарской пленницей, которая встретила его крайне презрительным взглядом - точно таким же, каким она смотрела на своих тевтонских пленителей.
- А! понимаю, - сказала она. - Ты один из тех христианских попов, о которых рассказывала мне мать…
- Именно поэтому я здесь, - кивнул священник. - Мы не враги тебе, потому что ты одна из нашего народа. Не по своей воле ты оказалась в царстве тьмы, вдали от родных земель. Полагаю, что в плену языческого гарема у тебя не было возможности открыть свое сердце Господу нашему Иисусу Христу. Но теперь, когда ты очутилась среди нас, я вижу в этом знак небес и перст Божий! Теперь ты сможешь вернуться в лоно матери нашей католической церкви…
- И что потом? - насмешливо поинтересовалась сибирская принцесса. - Мне придется влачить жалкое существование в одном из ваших монастырей и замаливать свои грехи, которые я вовсе не считаю грехами? Или стать женой скучного старика вроде тебя? Ты напрасно тратишь время. Пусть я говорю на вашем языке, но я не одна из вас! Я уже говорила твоим железным болванам, кто я такая. Валия-Бакира аль Кабир, защитница Богдыхана и командир его армий! Ступай прочь, глупый старик. Меня не интересуют ни твои проповеди, ни твои боги.
- Ты напрасно гонишь меня, дитя мое, - укоризненно покачал головой отец Леодегар. - Знаешь ли ты, какая судьба ждет тебя, если ты продолжишь упорствовать в своих заблуждениях? Будь ты обычной язычницей, тебе бы просто отрубили голову. Но поскольку ты говоришь на нашем языке, к тебе отнесутся как к католичке, которая совершила немыслимое - отвернулась от Господа нашего и предала свою веру! Поэтому тебя сожгут на костре, как злостную еретичку. Как ведьму, которая носила мужскую одежду. Как изменницу…
При этих словах татарка заметно побледнела, но голос ее оставался тверд:
- Ты не только глуп, но и туговат на ухо?! Разве ты не услышал меня с первого раза? Убирайся вон, иди служить своему господину в другое место - а я останусь верна господину своему!
- Боюсь, что она безнадежна, - вздохнул священник некоторое время спустя, на выходе из палатки встретившись с вопросительным взглядом Бруно фон Кислинга. - Я доложу папскому легату. Он соберет священный трибунал, который окончательно решит ее судьбу. Но кажется мне, уже сейчас мы оба знаем, какое решение примут судьи, - и отец Леодегар несколько раз истово перекрестился.
Бруно фон Кислинг тут же упал перед ним на колени и поклонился, одновременно вонзая в землю свой меч.
- Благословите меня, преподобный отец.
- In nomine Patris, et fillii, et Spiritus Sancti, - прошептал старый священник, осеняя коленопреклоненного рыцаря крестом. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, благословляю тебя, сын мой. Пусть будет будет тверда твоя рука, сжимающая оружие, коим станешь ты и дальше разить врагов Господа. Ad maiorem Dei gloriam, к вящей славе Его, именем Его! И ныне, и присно, и во веки веков. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.
- Аминь, - послушно повторил Бруно и несколько раз ударил себя кулаком в грудь. После чего добавил уже другим, деловитым тоном:
- Будьте добры, преподобный отец - станете проходить мимо нашего костра, пришлите сюда брата Каттерфельда. Пора ему возвращаться на пост…
Х Х Х
Два часа спустя юный рыцарь Август фон Каттерфельд все еще стоял на посту, время от времени проверяя, все ли в порядке. Когда пленница отослала турецкую рабыню, тевтонец в очередной раз заглянув в палатку и остолбенел. Судя по всему, татарская принцесса собиралась отходить ко сну. Она стояла посреди палатки и расчесывала свои коротко остриженные, но все еще пышные волосы. Из одежды на ней не было ровным счетом ничего. Ощутив на себе чужой взгляд, она обернулась, и на ее тонких бледных губах заиграла презрительная улыбка:
- Что такое, отважный рыцарь? Никогда раньше не видел обнаженную женщину? Скажи, а это правда, что воинам вашего Ордена запрещено прикасаться к женщинам, поэтому вы поручаете своим рабам и слугам насиловать захваченных пленниц?
Эти слова как будто вывели фон Каттерфельда из оцепенения, и выражение его лица внезапно сменилось с потрясенного на иронично-презрительное - и татарская принцесса вздрогнула, как будто заглянула в зеркало; и оглянулась по сторонам в поисках одежды, чтобы укрыться от этого взгляда.
- Я вырос на хуторе в Ливонии, - доверительно поведал молодой тевтонец, - и прежде чем стал братом Ордена, знал столько женщин и наплодил столько бастардов, что ты даже вообразить себе не сможешь. У нас с этим было просто, особенно если ты господский сын… Ты даже не представляешь, сколько у нас общего. Вот увидишь. Я докажу тебе.
И прежде чем она успела возразить, крестоносец решительно бросился вперед - как несколько часов тому назад бросился в гущу сражения, в адский грохот и кровавый туман.
Окончание:
https://amagnum.livejournal.com/448356.html
Романтика крестовых походов, история кровавой мести и бурной страсти; секс, инцест и геноцид в одном флаконе! И пафос, пафос, ПАФОС.
* * * * *
«…Но вернуться туда - это означало отказаться от богатств, власти, могущества, господства, от городов, земель и целых королевств. И вот орден заметался в страхе и ярости, словно чудовищный дракон, которому вонзилось в бок копье… Большинство крестоносцев стремились к войне, сознавая, что нужно схватиться с врагом не на жизнь, а на смерть, пока силы ещё не растрачены, пока не померкла ещё слава ордена, и весь мир спешит ему на помощь…»
Генрик Сенкевич, «Крестоносцы».
1.
- Gott mit uns! - вскричал благородный рыцарь Бруно фон Кислинг и первым врубился в ряды язычников. Братья-рыцари следовали за ним по пятам, поражая азиатских варваров мечами, топорами и боевыми молотами. Девственно-белое поле, на котором повстречались два войска, в считанные мгновения окрасилось кровью. Казалось, кровь мгновенно захватила все окружающее пространство; она была повсюду. Не только на едва прикрытой снегом земле, на плащах рыцарей, на их оружии, на попонах благородных рыцарских коней - мелкие брызги крови даже повисли в морозном воздухе, и в этот кровавый туман сейчас погружалась крестоносное воинство, все дальше и глубже. Барабанные перепонки были готовы в любой момент лопнуть от невыносимого шума, лязга мечей и копий, грохота ручных бомбард и петриналей, воплей сотен раненных и умирающих - как людей, так и животных. Так не могло продолжаться бесконечно, кто-то из бойцов двух армий должен был сломаться и уступить - и первыми сломались татары. Следовало отдать им должное, воины Великого Хана были готовы сражаться и дальше, но сразу два тяжелых удара - удар засадного полка крестоносцев и гибель главного татарского военачальника - заставили их дрогнуть, отступить, а потом и вовсе удариться в бегство. Даже в этот позорный момент из уст татарских всадников продолжал вырываться их леденящий душу боевой клич «Уррагх, уррагх!», но теперь он звучал иначе - не как торжествующий вопль победоносной орды, но как крик ужаса людей обреченных и испуганных, стоявших на грани гибели и заглянувших за грань поражения. Западные рыцари, наученные горьким опытом, не преследовали разбитого противника - пусть даже в этот раз татары и не помышляли об одном из своих знаменитых ложных отступлений, в прежние и недавние времена погубившие целые вражеские армии и царства, а искренне желали спасти свои жизни. Побежденные варвары отступали с такой поспешностью, что даже бросали оружие и доспехи, дабы облегчить своих коней.
- Стойте! стойте! куда же вы?! - кричал им вслед разгоряченный Бруно фон Кислинг. - Остановитесь! Жалкие трусы! Позвольте мне убить вас! Братья!.. Бейте язычников! не давайте им пощады!.. Пленных не брать!
- Остынь, Бруно! - расхохотался барон Альберт фон Хаузер. - Все кончено! Мы победили! Победа, братья! Победа!
- Победа! Sieg! Sieg! Vittoria! Seger! Deus lo vult! Buddugoliaeth! Non nobis, Domine! - на разные голоса закричали окружавшие их рыцари.
Это был один из величайших крестовых походов, которые видел свет. На это поле явились не только братья Тевтонского Ордена, но и паладины Священной Римской Империи, преторианские гвардейцы латинского императора Константинополя, железные латники властелинов Дании и Швеции, воины из далеких западных королевств - Англии, Бургундии, Арагона, Сицилии, даже из самой Ирландии; рыцари и полубратья союзных орденов - госпитальеры, храмовники, лазариты, гауденты и многие другие. Шесть королей, девять великих магистров, двенадцать епископов, восемнадцать герцогов, бесчисленное множество малых церковных и светских князей. Казалось, весь христианский мир объединился в едином порыве, дабы проникнуть так глубоко в сердце Азии, как не удавалось ни одному из властителей Европы со времен Александра Великого. До сих пор крестоносцам сопутствовала удача, поэтому они не собирались поворачивать назад; поэтому они собирались идти дальше - через снежные равнины Тартарии, через безводные пустыни древней Персии, до великих стен загадочного Катая; идти, пока не увидят берега последнего моря - и переправиться на другой его берег, дабы скрестить свои мечи с легендарными всадниками волшебной страны Чипангу. Потому что так желает Господь - и так будет сделано, к вящей славе Его.
Прежде чем разбить лагерь и собраться у вечернего костра, победители добросовестно обошли поле битвы. Подобрали своих раненных, которым еще можно было помочь и облегчили страдания тех, кого спасти было нельзя; добивали врагов и собирали трофеи. Шедшие с обозом рабы уже привычно долбили уступами мерзлую землю, чтобы достойно похоронить павших крестоносцев. Убитых татар тоже собирались хоронить - их освобожденные от брони и оружия трупы стаскивали в кучи, которые должны были превратиться в погребальные костры. Пусть над миром царила зима, и вряд ли рыцарям грозила вспышка чумы, в крестоносной армии царила суровая дисциплина, а приказы полководцев, велевшие сжигать тела мертвых врагов, были ясны и недвусмысленны. Тем более что эту грязную работу все равно выполняли рабы и кнехты.
И, несмотря на возмущение и возражения брата Бруно фон Кислинга, христианские воины брали пленных.
- Смотри-ка! - воскликнул молодой рыцарь Август фон Каттерфельд, склонившись над очередным татарином в богато украшенных доспехах. - Этот еще жив! Дышит!
- Ну так помоги ему перестать, - пожал плечами Бруно. - Верни его в ад, откуда он вышел!
- Не спеши, - остановил его Альберт фон Хаузер. - Видишь, Август, на нем совсем нет крови. Сдается мне, он всего лишь оглушен. Давай-ка приведем его в чувство. За знатного пленника можно взять богатый выкуп…
- Постыдись, Альберт! - нахмурился фон Кислинг. - Помни, что мы отправились в этот поход не ради татарского золота, но ради торжества Господа и католической веры!
- Татарское золото ничуть не хуже золота иудеев или схизматиков, чьи сундуки и сокровищницы мы опустошали по дороге сюда, - невозмутимо отвечал фон Хаузер. - Меня устроит любое золото, на которое можно купить новые доспехи или оружие - оружие, которое поможет мне поразить еще больше врагов Христа и Святого Престола!
На эти слова даже суровый Бруно не нашел что возразить, поэтому, все еще продолжая ворчать себе под нос «не дело это», он спустился с коня и присоединился к своим товарищам. Лежавший на снегу татарский воин носил не только дорогой, но и хитрый шлем из черного индийского железа, поэтому братьям-рыцарям пришлось потратить несколько минут, прежде чем они справились с мудреными застежками. Август фон Каттерфельд сам не понял, как ему удалось сорвать шлем с головы поверженного врага - это произошло так неожиданно, что молодой тевтонец потерял равновесие и едва удержался на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться левой ладонью в грудь татарина - и тут же отдернуть ее, как будто рука коснулась раскаленной сковороды. Каттерфельд шарахнулся назад и все-таки упал, очень удачно приземлившись на собственные ягодицы. На лицо его при этом возлегла печать крайнего изумления:
- Женщина!
- Женщина, - подтвердил барон фон Хаузер и пожал плечами. - Эка невидаль. Что тебя так удивляет, брат Август? В армиях врага сражаются женщины. Это все знают.
- Грязная язычница! - с отвращением сплюнул фон Кислинг и перекрестился. - В пекло ее!
- Не говори глупостей, брат, - поморщился барон Альберт. - Или ты не знаешь законов Ордена, в которых прямо и ясно говорится, как нам должно поступать с женщинами, захваченными в плен? Не станем же отступать от них и сейчас.
И снова Бруно не нашел что возразить, тем более что в этот самый миг маленькая стройная татарка, облаченная в черные с золотом доспехи, открыла глаза. Глаза, черные и глубокие как ночь, уставились на тевтонцев из-под копны таких же черных густых волос.
Некоторое время крестоносцы молча рассматривали свою пленницу. Маленькие уши, широкие скулы, приплюснутый нос, полоска белоснежных зубов, мелькнувшая между бледно-розовыми губами… Очень странный цвет кожи - одновременно смуглая и бледная. Возможно, отблески погребальных костров и холодное солнце Тартарии сыграли с рыцарями злую шутку. Вне всякого сомнения, пленница принадлежала к примитивной варварской расе, хотя была по-своему красива - как бывает красивым дикий зверь или цветная ящерица, привезенная из жарких южных стран. Трудно было сказать, к какому из многочисленных племен вражеской империи она принадлежит. Скорей всего, чужеземная воительница была рождена в гареме какого-то аристократа или могущественного военачальника, куда доставляют женщин со всего обитаемого мира, даже из Африки и Нового Света. Известно, что такие гаремные принцессы нередко становятся солдатами, фанатично преданными своему отцу и господину.
Первым опомнился барон Альберт фон Хаузер и произнес по-татарски, старательно выговаривая слова:
- Я говорить - ты понимать?
- Не утруждайте себя понапрасну, - немедленно отозвалась татарка слегка хриплым, простуженным голосом. - Я прекрасно говорю на вашем языке… и других языках.
- Ведьма! - взревел Бруно фон Кислинг и схватился за меч. - Как ты смогла так быстро выучить наш язык?! Братья, это чернокнижное колдовство! Давайте убьем ее, пока она не наслала на нас злодейские чары!
- Железноголовый болван, - в голосе девушки прозвучало откровенное презрение. - Я говорю по-немецки, потому что моя мать была родом из Саксонии. Но отец мой был воином из племени Алшин и телохранителем самого императора, поэтому я пошла по его стопам. Мое имя - юзбаши Валия-Бакира бинт Темур аль Кабир, я солдат армий Пророка и Золотой Воин Шибирского Царства, верная слуга Богдыхана, повелителя Востока. Больше я вам ничего не скажу.
- Валиябакира? - переспросил благородный рыцарь Альберт и ухмыльнулся. - Валькирия что ли?!
- Надо же, из Саксонии, - пробурчал Бруно. - Землячка почти… Ладно, поболтали и хватит. Берите ее под руки и пошли отсюда.
Но прежде чем убраться прочь, хозяйственный Альберт подобрал шлем пленницы и ее небольшой изящный меч, украшенный вделанным в рукоятку бледно-голубым драгоценным камнем. Ломбардские купцы, следовавшие за обозом, отвалят за такое оружие кругленькую сумму в звонкой монете…
Х Х Х
Вернувшись в лагерь, братья-рыцари бросили пленницу в трофейную палатку - довольно скромную, явно принадлежавшую татарскому полководцу не самого высокого ранга - и поставили охранять ее молодого Каттерфельда. Пусть стоит на часах и смиряет плоть, а то он до сих пор в себя не пришел - так потрясла его встреча с женщиной. Еще вызвали из обоза турецкую рабыню, чтобы присмотрела за татарской принцессой. Сами же собрались с другими братьями своей хоругви у костра, дабы поужинать чем Господь послал. Дичи в этих лесах водилось немеряно, даже в зимнее время года, поэтому крестоносцы ни в чем себе не отказывали, благо сам папа римский освободил всех участников похода от поста и воздержания.
- Я тут перекинулся парой слов с другими рыцарями и кнехтами, - поведал Альберт, - они говорят, что на поле боя нашли немало мертвых женщин в сибирской броне. Никогда столько раньше не видели. Похоже, нам повезло - мы единственные, кто смогли захватить такого пленника - то есть пленницу - живьем.
- Готов биться об заклад, - пробурчал Бруно фон Кислинг, вгрызаясь в хорошо прожаренную медвежью лапу, - среди тех, кто отступил, женщин было еще больше. Поэтому и побежали. Трусливые бабы! - и благородный тевтонский рыцарь заржал так громко, что напугал стреноженных лошадей.
- Зря ты так, брат, - заметил Виллиброрд фон Регер, один из самых старших и опытных рыцарей хоругви. - Те, кто полегли, сражались отважно. Помни, что принижая врага, ты принижаешь себя.
- Даже если враги наши - грязные язычники, сражающиеся по наущению самого дьявола?! - прищурился Бруно. - Как можно принизить их больше, чем они принижают самих себя?! Отважно сражались? Так и дикий безмозглый зверь, прижатый к стене, сражается за свою жизнь - но должен ли я его за это уважать?!
Фон Регер вздохнул и ничего не ответил. С фон Кислингом было бесполезно спорить.
- Вечер добрый, братья, - к костру подсел один из союзников, Рамнульф Аматор, сицилийский рыцарь из Ордена Святой Девы Марии. В хоругви, где служили Альберт, Бруно и их товарищи, Аматор был давним и желанным гостем. Вот уже не первый год они сражались бок о бок. - Слышал, вы захватили в плен татарскую герцогиню…
- Слухи расходятся быстро, - хохотнул Альберт фон Хаузер. - Не знаю, какая она герцогиня, но в плен мы ее захватили.
- Сегодня на татарской стороне сражалось немало женщин, - вольно или невольно, Рамнульф повторил слова, сказанные Альбертом несколько минут назад. - Братья говорят, что это хороший знак.
- И что в нем хорошего? - не понял удивленный Бруно.
- Разве не очевидно? - в свою очередь удивился сицилиец. - Силы сибирского хана слабнут. Ему уже не хватает воинов-мужчин, которые могут сражаться за его империю. Завтра он бросит против нас детей и младенцев!
- Хо-хо-хо! - отозвался фон Кислинг. - Если так, то полная победа близка! Еще один удар - и Сибирское королевство окажется целиком в наших руках, а путь на Катай - будет открыт!
- Хорошо, если так, - кивнул фон Регер. - Но я бы не стал праздновать победу прежде времени. Враг все еще очень силен, и не позволяйте сегодняшней победе обмануть вас. Впереди множество битв и сражений.
- Больше веры, брат мой! - воскликнул Бруно. - Вот увидишь, не пройдет и месяца, как мы будем стоять у ворот сибирской столицы! С внутренней стороны! - добавил он и снова расхохотался.
- Враг силен, - упрямо повторил фон Регер. Немного помолчал и продолжил: - Некоторые братья считают, что мы потратили слишком много времени и сил на борьбу с поляками, русскими и литовцами. Это позволило сибирскому хану укрепить свою империю, призвав на помощь единоверцев с Востока и неведомые языческие племена, некоторые из которых, говорят, прибыли даже из Нового Света!
- Это ересь, брат Виллиброрд, опасная и безумная ересь! - сверкнул глазами фон Кислинг. - Борьба против схизматиков была неизбежна, потому что мы не могли оставаться в стороне и безучастно наблюдать, как они оскверняют имя Господа! Схизматики хуже магометан, хуже язычников, хуже самих иудеев - те просто не верят в Христа, а эти исказили само слово Божье!
- Поляки были католиками, - тихо заметил фон Регер.
- Хо-хо-хо! - осклабился Бруно. - Они НАЗЫВАЛИ себя католиками, но были ли они ими?! Это гнуснопрославленное предательское племя, вставшее на пути нашего великого крестового похода! Они выбрали себе в короли лживого язычника, лишь для виду принявшего Святое Крещение! И этот негодяй не желал пропустить наших рыцарей в лежавшие на Востоке языческие земли! Был ли он католиком?! Кому он самом деле служил - и кого защищал? Уж точно не великое христианское дело, а своих единомышленников, слуг Сатаны! Нет, мы не могли не вступить с ними в борьбу, и если Сибирское царство за это время усилилось, то пусть грех падет на головы предателей-поляков! И вот что я скажу тебе, брат - разве время не доказало нашу правоту? Разве победа над Польшей не позволила Ордену усилиться многократно? Разве не наши братья сумели прекратить смуты в Италии и Франции и тем самым остановить раздоры, терзавшие христианский мир? Разве не тевтонские рыцари спасли Константинополь от безбожного турецкого султана?! Разве не наши воины первыми ступили на берега Нового Света и сокрушили многочисленные царства заокеанских язычников, запятнавшие себя столь мерзкими и отвратительными преступлениями, что кровь стынет в жилах и язык застревает в горле при одной лишь мысли о них?! Сумели бы мы все это совершить, если бы не победа над Польшей? Нет, я так не думаю.
- У тебя на все готов ответ, Бруно, - усмехнулся сицилийский рыцарь Аматор.
- Как и у всякого, кто искренне верит в правоту нашего дела и не сомневается в нем, - немедленно отозвался фон Кислинг. - А как же я могу не верить, если правда на нашей стороне? И если Господь сражается рядом с нами - то кто же тогда сражается против нас?!
На это нечего было возразить, поэтому братья-рыцари провозгласили здравицу за здоровье Бруно и с удвоенными силами накинулись на еду. Завтра будет новый день бесконечной войны во славу Христа, и им понадобятся все силы.
В этот самый момент к костру подошел еще один гость и заслуженный участник крестового похода. Бруно заметил его первым.
- Вечер добрый, падре! Присоединяйтесь к нам!
- Прошу прощения, но я здесь не за этим, - смиренно отвечал отец Леодегар, перебирая четки. - Я прослышал, что вы захватили в плен знатную татарскую графиню…
- Слухи разносятся быстро, - усмехнулся Альберт фон Хаузер.
- И будто бы она родом из германских земель, - продолжал священник. - Мне хотелось бы поговорить с ней.
- Я провожу вас, падре, - кивнул Бруно фон Кислинг. - Заодно подменю Августа, бедняга до сих пор не поужинал.
Х Х Х
Некоторое время спустя отец Леодегар оказался лицом к лицу с татарской пленницей, которая встретила его крайне презрительным взглядом - точно таким же, каким она смотрела на своих тевтонских пленителей.
- А! понимаю, - сказала она. - Ты один из тех христианских попов, о которых рассказывала мне мать…
- Именно поэтому я здесь, - кивнул священник. - Мы не враги тебе, потому что ты одна из нашего народа. Не по своей воле ты оказалась в царстве тьмы, вдали от родных земель. Полагаю, что в плену языческого гарема у тебя не было возможности открыть свое сердце Господу нашему Иисусу Христу. Но теперь, когда ты очутилась среди нас, я вижу в этом знак небес и перст Божий! Теперь ты сможешь вернуться в лоно матери нашей католической церкви…
- И что потом? - насмешливо поинтересовалась сибирская принцесса. - Мне придется влачить жалкое существование в одном из ваших монастырей и замаливать свои грехи, которые я вовсе не считаю грехами? Или стать женой скучного старика вроде тебя? Ты напрасно тратишь время. Пусть я говорю на вашем языке, но я не одна из вас! Я уже говорила твоим железным болванам, кто я такая. Валия-Бакира аль Кабир, защитница Богдыхана и командир его армий! Ступай прочь, глупый старик. Меня не интересуют ни твои проповеди, ни твои боги.
- Ты напрасно гонишь меня, дитя мое, - укоризненно покачал головой отец Леодегар. - Знаешь ли ты, какая судьба ждет тебя, если ты продолжишь упорствовать в своих заблуждениях? Будь ты обычной язычницей, тебе бы просто отрубили голову. Но поскольку ты говоришь на нашем языке, к тебе отнесутся как к католичке, которая совершила немыслимое - отвернулась от Господа нашего и предала свою веру! Поэтому тебя сожгут на костре, как злостную еретичку. Как ведьму, которая носила мужскую одежду. Как изменницу…
При этих словах татарка заметно побледнела, но голос ее оставался тверд:
- Ты не только глуп, но и туговат на ухо?! Разве ты не услышал меня с первого раза? Убирайся вон, иди служить своему господину в другое место - а я останусь верна господину своему!
- Боюсь, что она безнадежна, - вздохнул священник некоторое время спустя, на выходе из палатки встретившись с вопросительным взглядом Бруно фон Кислинга. - Я доложу папскому легату. Он соберет священный трибунал, который окончательно решит ее судьбу. Но кажется мне, уже сейчас мы оба знаем, какое решение примут судьи, - и отец Леодегар несколько раз истово перекрестился.
Бруно фон Кислинг тут же упал перед ним на колени и поклонился, одновременно вонзая в землю свой меч.
- Благословите меня, преподобный отец.
- In nomine Patris, et fillii, et Spiritus Sancti, - прошептал старый священник, осеняя коленопреклоненного рыцаря крестом. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, благословляю тебя, сын мой. Пусть будет будет тверда твоя рука, сжимающая оружие, коим станешь ты и дальше разить врагов Господа. Ad maiorem Dei gloriam, к вящей славе Его, именем Его! И ныне, и присно, и во веки веков. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.
- Аминь, - послушно повторил Бруно и несколько раз ударил себя кулаком в грудь. После чего добавил уже другим, деловитым тоном:
- Будьте добры, преподобный отец - станете проходить мимо нашего костра, пришлите сюда брата Каттерфельда. Пора ему возвращаться на пост…
Х Х Х
Два часа спустя юный рыцарь Август фон Каттерфельд все еще стоял на посту, время от времени проверяя, все ли в порядке. Когда пленница отослала турецкую рабыню, тевтонец в очередной раз заглянув в палатку и остолбенел. Судя по всему, татарская принцесса собиралась отходить ко сну. Она стояла посреди палатки и расчесывала свои коротко остриженные, но все еще пышные волосы. Из одежды на ней не было ровным счетом ничего. Ощутив на себе чужой взгляд, она обернулась, и на ее тонких бледных губах заиграла презрительная улыбка:
- Что такое, отважный рыцарь? Никогда раньше не видел обнаженную женщину? Скажи, а это правда, что воинам вашего Ордена запрещено прикасаться к женщинам, поэтому вы поручаете своим рабам и слугам насиловать захваченных пленниц?
Эти слова как будто вывели фон Каттерфельда из оцепенения, и выражение его лица внезапно сменилось с потрясенного на иронично-презрительное - и татарская принцесса вздрогнула, как будто заглянула в зеркало; и оглянулась по сторонам в поисках одежды, чтобы укрыться от этого взгляда.
- Я вырос на хуторе в Ливонии, - доверительно поведал молодой тевтонец, - и прежде чем стал братом Ордена, знал столько женщин и наплодил столько бастардов, что ты даже вообразить себе не сможешь. У нас с этим было просто, особенно если ты господский сын… Ты даже не представляешь, сколько у нас общего. Вот увидишь. Я докажу тебе.
И прежде чем она успела возразить, крестоносец решительно бросился вперед - как несколько часов тому назад бросился в гущу сражения, в адский грохот и кровавый туман.
Окончание:
https://amagnum.livejournal.com/448356.html