В некотором смысле сейчас важней оказывается не что именно нам читать из Русской классики, а как это делать. В отношении к России дореволюционной мы все в той или иной степени находимся в положении чужаков, каких-то иностранцев, мало или совершенно не представляющих себе тогдашних житейских реалий не только высшего общества, но и социальных низов. Тем более скрыта жизнь среднего класса, собственно двигателя развития страны. Революционно-коммунистическая, а также либеральная публицистика сделала свою работу адову.
Кроме того, сами авторы вольно или невольно отдавали дань модным и современным им тенденциям. Так кого-то вдруг бесконечно возмутит ситуация с «детьми подземелья» или иными «униженными и оскорблёнными», и начнёт он безжалостно бичевать направо и налево Государство и Церковь, как будто никаких иных задач для последних не существовало, кроме как немедленно накормить, одеть и устроить социальное дно. Как ни покажется странным, «проклятый Царизм» со «своей приспешницей» Русской Церковью вовсе не запрещали ему это бичевание, напротив, даже принимали на свой счёт обвинения, не снимали с себя ответственность.
Поэт-писатель - он что птица: что видит, то и поёт. Залетел в ночлежку - поёт ужасы быта бродяг и проституток.
Припорхнул на фабрику или в деревенскую избу - воспевает страдания рабочего класса и вековую отсталость крестьян. И так далее.
В Империи такая литература полезна - она не даёт благополучным людям отключиться от неблагополучных ближних, которые же не все лентяи и «не вписались в рынок»; власти уж совсем воспарить над народом, а священноначалию - над паствой.
Но паче чаяния обличительная на грани истерики литература оказывается полезной различным «доброжелателям», воздвигающим её на свои красные или радужные знамёна. С помощью акцента на такого рода текстах большевики превратили изучение Русской литературы в курс антирусского памфлета - в чём преизрядно преуспели. Согласитесь, что одно дело цитировать
Ульянова (Ленина), а другое - показывать, мол, на, посмотри, что пишет ваш Салтыков-Щедрин, ваш Чехов, ваши Герцен-Белинский-Чернышевский-Добролюбов!
Это как нынешний свидомый ослина доказывает историческую подлинность Украинского этноса и государства цитатой из Александра Сергеевича: «Тиха украинская ночь».
Конечно, без подобных художеств отечественной словесности тоже невозможно. Но начинать изучение родного пепелища нужно не с истории его болезней, которые ведь тоже были, но это, как говорится, в санчасть. Но при этом нельзя читать «Путешествие из Петербурга в Москву», не открывая вслед за ним «Путешествие из Москвы в Петербург» - и не только потому, что написано оно самим «нашим Всем».
Помимо прочего неплохо также приобрести некоторую ненулевую осведомлённость и биографиях авторов, а также их планах и намерениях, которые предваряли появление собственно книг.
Насколько мне известно, Николай Васильевич вызвал на дуэль Данте, собравшись превзойти евойную «Комедию» своей - потому и названной так! - поэмой. Первая часть «Мёртвых Душ» - это «Ад». За ним должны были последовать «Чистилище» и «Рай».
Но даже малороссийский гений не преодолел сопротивление материала. Понял, что не справился и сжёг написанное. Первый том, говоря современным языком был «наживкой» для почтеннейшей публики, привыкшей к подобному и желающей примерно этого. Потому и ожидавшей продолжения, в котором она получила бы сполна - по сусалам. Не грех было не справится - очень высока была планка; подвигом было уничтожит неудачное произведение - такое (само)признание дорого стоит.
Всю мощ своего сатирического таланта автор вложил в первую часть поэмы, а таланта другого рода просто не хватило. На тот момент, конечно. Возможно, живи он дольше, то и справился бы рано или поздно...
Фёдор Михайлович - аналогично пишет первый том «Братьев Карамазовых», где уже откровенно издевается над наивным читателем, подавая ему всё то, «что мы любим».
Во-первых, завязку детектива, сеанс магии с разоблачением. Кто бы мог подумать, что преступником окажется самый неприятный персонаж, на которого как же и не подумать? Конечно же папашу завалил этот мерзкий и противный Смердяков - даже фамилиё говорящее. Ведь и сам признался - ну, точно он!
Во-вторых, образ лже-святого, которого примут наши столь глубоко верующие люди. Живой ангел, говорящий «всё по Евангелию», воплощённый образ Христа, так сказать. И даже на ум не приходит, что в детективе убийца ВСЕГДА тот, на кого ни за что не подумает читатель. Это закон жанра, и это было Достоевским исполнено на высочайшем, практически
недостигнутом в мировой литературе уровне. Но Фёдор Михайлович ещё и снабжает текст постоянными подсказками, припомнив о которых, читателю только и остаётся, что больно хлопнуть себя по лбу, восклицая: как же я слона-то - и не приметил?
В-третьих, образ лжеучения, освященного именем подлинного старца. Тут гений Фёдора Михайловича будто предвидел историю почитания праведного кронштадца и - кантемировского
священномученика.
Тексты, которые в романе приписаны старцу Зосиме, суть не более чем пересказ его поучений (!) и чей пересказ? Да того же Алёши Карамазова. Своим духовно непреображённым, а потому слабым и кое в чём извращённым умом Алёша получает перевранное учение старца - и соответственно учение Церкви - с логичным результатом. Самомнение приводит его сперва к отцеубийству, а затем и к покушению на Цареубийство. Но это уже ненаписанный второй том...
В-четвёртых, пресловутая Легенда о Великом Инквизиторе, сочинённая лжепророком будущего братца-антихриста. В ней Некто выглядящий, как Христос, творящий чудеса подобно Христу, и вообще всеми - включая премудрых критиков и читателей, - принятый за Христа, просто улыбается и молчит, выслушивая исповедь Инквизитора, НИ РАЗУ НЕ НАЗВАВШИСЬ прямо. При этом Фёдор Михайлович уже как только не подчеркнул важные для понимания особенности римокатоличества, как только не сказал, разве что прямо не привёл слова Христа: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам» и «иной придет во имя свое, его примете».
И приняли! Достоевский буквально приводит героя - и его принимают. Что говорить про нас, если даже чуткий Василий Васильевич «купился»...
Можете себе представить, какой бомбой было бы запланированное продолжение «Братьев»? Но Бог не дал осуществить сей замысел, значит, было промыслительно.
Из сказанного я делаю такие выводы.
Читать Русскую классику нужно и можно, только осторожно. Желательно быть подготовленным. Но тут, что называется, у каждого своё видение.
Для мОлодежи и пОдростков чтение классики полезно при обсуждении. Много чего я читал, но помню, как мы всегда обсуждали прочитанное с мамой. Даже когда и возраст мой был отнюдь не детский. Однако пользу чувствую даже теперь.
Классики редко писали для юношества. Пожалуй, только Жюль Верн это делал последовательно. Но
Дюма - совсем нет. Специально беру пример со стороны. Если не брать наших Чарскую и Иловайского какого-нибудь, то будет также. Классика написана зрелыми людьми для взрослых. Акселерация и половое просвещение хоть и сделали своё дело, но современные люди даже в старости подчас не достигают уровня знания жизни тогдашних молодых людей. Главное же, как сказал - у нас НЕТ знания нормальной человеческой жизни. Просто нет. С этим надо смириться и пожизненно иметь в виду.
Соотвественно и классику читать с постоянным учётом сказанного.
Классика даёт примеры того, как общались люди друг с другом. В этом смысле даже Лёв Николаевич и тот может пригодиться для общего развития.
Второе. Надо найти книгу «Что непонятно у классиков» автора по фамилии Федосюк. Книга коротка, но популярно и доходчиво объясняет совецким людям азы жизни «бывших», то есть нормальных русских людей. Например, про Табель о рангах и почему «мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид». Книга замечательна ещё и тем, что, будучи написана при Сове, регулярно выдаёт тогдашние рефрены классового подхода и мемы про «поротых на конюшнях крепостных». Заодно познакомитесь и с этим.
Исключительно важным считаю знание Православной веры хотя бы в рамках Катехизиса.
Заметьте, я не сказал веры, я сказал «знание веры», то есть базового вероучения Православной Греко-Восточной Церкви. Быть православным верующим не обязательно. Но 75% смысла при чтении Русской классики без знания того, во что верил (хоть и не всегда корректно) Русский народ, банально пропадает. При этом чем «православней» писатель, тем он глубже и объективно лучше: Гоголь, Достоевский. Напротив, чем менее он церковен, тем банальней, площе и графоманственней: Толстой, «Горький». Но и им тоже некуда деваться от «давления» культуры, в которой выросли и сформировались. Даже примитивный Пешков, чьим книгам место только на помойке, и тот, заканчивая своего уродливого Буревестника только и может сделать, что парафраз из Апокалипсиса: «Ей, гряди, Господи Иисусе».
Пособиями по чтению назову работы двух авторов, которые в известном смысле были друг другу оппонентами.
Это покойный Михаил Михайлович Дунаев с его пятитомником «Православие и Русская Литература» и здравствующий ныне - дай ему Господь подольше жить и здравствовать, - Иван Андреевич Есаулов, автор бессмертной монографии «Пасхальность» Русской Словесности».
Михал Михалыч зело понравится ревнителям всяческого благочестия, ибо его фундаментальный труд составлен в стиле патрологии, то есть выводит русских писателей на чистую воду, показывая, в чем каждый уклонился и как согрешил против чистоты Православия. С другой стороны им разобран не только, скажем, Лермонтова, но и, извините, Лимонов.
Иван же Андреевич напротив трудится в режиме патристики, то есть показывает то общее, что объективно есть у русских писателей, а именно - Пасха, Воскресение Христово.