"То, что вы ищете, было рассыпано, как песок..." Или о невозможности выразить словами суть
Оригинал взят у ameli39 в "То, что вы ищете, было рассыпано, как песок..." Или о невозможности выразить словами суть травмы..
"Л. Вурмсер в статье "Зависимость, травма, стыд"(1998) рассуждает о типах травматизации следующим образом: "Конечно, существует множество форм травматизации, но особо важно то, что мы можем назвать "слепотой души" и "убийством души". "Слепота души" - это систематическое, хроническое невнимание к эмоциональным запросам и проявлениям ребенка, особая слепота к его индивидуальности и враждебность к его автономии".
В этом случае ребенку отказывают в нарциссическом подтверждении. Кохут назвал бы это неспособностью родителей отражать эксгибиционисткое грандиозное Я, а если использовать метафору А. Грина, то мы можем описать это как ситуацию "негативного травматизма со стороны "мертвой матери".
"Убийство души", - пишет Вурмсер, ссылаясь на Шенгоулда (1989), - "это намеренная попытка искоренить или скомпрометировать сепаратную идентичность другого человека, ...приводящая к тому, что жертва такого обращения лишается способности радоваться и любить..." Это является "особой категорией травматического опыта: примером тому может быть повторяющаяся хроническая гиперстимуляция, перемежающаяся с эмоциональной депривацией, создаваемой другим индивидом". Здесь речь может идти об открытом сексуальном и физическом насилии и злоупотреблении в отношении ребенка со стороны взрослых, но это может также быть и избыток материнского присутствия, чрезмерно настойчивое и в то же время непредсказуемое и неэмпатичное материнское внимание, которое не оставляет места для формирования третьего элемента в треугольнике.
Вурмсер пишет также: "Первый термин относится к чему-то, чего слишком мало, второй - к чему-то, чего слишком много. Однако, они не могут быть ясно разделены и клинически стоят очень близко друг к другу".
Травматизация вызывает множественные нарушения в психической регуляции и развитии. Одним из самых тяжелых последствий любой травмы является нарушение функций эго, что в свою очередь ведет к ослаблению способности формировать символы. Особенно тяжелые последствия влечет за собой травматизация в тот период жизни, когда ребенок не мог их аффективно воспринять и подвергнуть какой-либо психической обработке. В этих случаях человек не может вспомнить травмы, например, насилия или унижения, т.е. какого-либо события. Главным событием является отсутствие позитивных удовлетворяющих событий, опыта понимания. Именно об этих пациентах писал Д. Винникот в статье "Страх распада"(1974):
"Пациенту нужно "вспомнить" это, но невозможно вспомнить то, что еще не произошло, а это событие в прошлом еще не произошло, потому что пациента, с которым это произошло, там не было". Он также писал о том, что таким образом, "пациенту легче вспомнить травму, чем то, что ничего не произошло".
Некоторые авторы (например, Клузер) пишут о том, что часто случайное внешнее травматическое событие парадоксальным образом начинает играть позитивную объясняющую и смыслообразующую роль и использоваться как символ и означающее хронической травматизации.
Так, одна пациентка как-то сказала мне: "Вы пытаетесь найти какое-то событие в моем прошлом. Но его не было. Все было внешне нормально. То, что вы ищете, было рассыпано, как песок, это было невозможно выразить словами и это невозможно было игнорировать".
Однако, как справедливо замечает Л. Вурмсер, оба типа травматизации "не могут быть ясно разделены и клинически стоят очень близко друг к другу". Вследствие нарушения сигнальной функции эго, несимволизируемые события препятствуют нормальному развитию аффективной и фантазийной жизни. Обычные чувства, "возникнув, очень быстро становятся чрезмерными, выходят из-под контроля" (Л. Вурсмер), а фантазии становятся слишком пугающими, так как ослабленное эго плохо тестирует реальность. Травма может изменить структуру желаний и в наиболее тяжелых случаях привести к общей психосексуальной заторможенности. Ж. Лакан (1998) говорил о травме как о "взломе в Воображаемом".
Еще одно важное последствие травмы - это изменение структуры суперэго. Как пишет Л. Вурмсер, "жестокость травмы и насилия становится частью суперэго"3. Несимволизируемый опыт постепенно интегрируется в структуру суперэго - инстанцию запрета и наказания. Это происходит по законам первичного процесса мышления, группируя ассоциации и воспоминания по принципу расщепления на хорошее и плохое: хороший опыт связывается с хорошим, плохой - с плохим. С другой стороны, у травмированных пациентов в дополнение к жестокости суперэго мы обычно обнаруживаем грандиозный эго-идеал, с одной стороны, являющийся компенсаторной, защитной структурой, а с другой - патогенным элементом. Стремление слиться с идеальными образами всякий раз оборачивается неудачей, порождая чувство стыда от собственной беспомощности. Но это происходит из-за того, что идельное Я требует от реального Я и другого чего-то невозможного.
Однако, если ребенок подвергается хронической травматизации, то ему намного сложнее решать естественные конфликты развития и впоследствии голос совести может стать столь невыносимым, что от него нужно бежать. Куда? В нарциссизм собственного Я. Поэтому мы можем рассматривать нарциссизм Я как универсальное убежище и способ разрешения внутрипсихического конфликта, как часть компромиссного образования. Причем, как нормального, так и патологического. Здесь вполне уместно вспомнить так называемую "минималистскую" теорию Ч. Бренера.
Согласно Бренеру(1982), внутренний психический конфликт является чертой нормальной психической жизни. Он порождается столкновением нескольких противодействующих сил и имеет определенную структуру: производное детского инстинктивного желания, неудовольствие, ассоциируемое с этим желанием (в частности, тревога и депрессия); защиты и функции суперэго. В результате взаимодействия этих факторов возникает компромиссное образование, которое может быть как нормальным, так и патологическим.
Используя подход Бренера, мы можем рассматривать такие факторы, как травма и нарциссизм, включенными в структуру внутреннего психического конфликта. Например, воспоминание о травме может выступать на стороне суперэго, а нарциссизм использоваться как защита, в том числе и от эдипальных желаний и идентификаций (хотя расклад может быть различным; воспоминание о травме может выполнять функцию защиты). Таким образом, наличие структурного дефекта в эго и/или суперэго не исключает межсистемного конфликта.
( из статьи В.Зимина " Нарцисс и Эдип: к вопросу о комплиментарности конфликта и дефицита")
"Л. Вурмсер в статье "Зависимость, травма, стыд"(1998) рассуждает о типах травматизации следующим образом: "Конечно, существует множество форм травматизации, но особо важно то, что мы можем назвать "слепотой души" и "убийством души". "Слепота души" - это систематическое, хроническое невнимание к эмоциональным запросам и проявлениям ребенка, особая слепота к его индивидуальности и враждебность к его автономии".
В этом случае ребенку отказывают в нарциссическом подтверждении. Кохут назвал бы это неспособностью родителей отражать эксгибиционисткое грандиозное Я, а если использовать метафору А. Грина, то мы можем описать это как ситуацию "негативного травматизма со стороны "мертвой матери".
"Убийство души", - пишет Вурмсер, ссылаясь на Шенгоулда (1989), - "это намеренная попытка искоренить или скомпрометировать сепаратную идентичность другого человека, ...приводящая к тому, что жертва такого обращения лишается способности радоваться и любить..." Это является "особой категорией травматического опыта: примером тому может быть повторяющаяся хроническая гиперстимуляция, перемежающаяся с эмоциональной депривацией, создаваемой другим индивидом". Здесь речь может идти об открытом сексуальном и физическом насилии и злоупотреблении в отношении ребенка со стороны взрослых, но это может также быть и избыток материнского присутствия, чрезмерно настойчивое и в то же время непредсказуемое и неэмпатичное материнское внимание, которое не оставляет места для формирования третьего элемента в треугольнике.
Вурмсер пишет также: "Первый термин относится к чему-то, чего слишком мало, второй - к чему-то, чего слишком много. Однако, они не могут быть ясно разделены и клинически стоят очень близко друг к другу".
Травматизация вызывает множественные нарушения в психической регуляции и развитии. Одним из самых тяжелых последствий любой травмы является нарушение функций эго, что в свою очередь ведет к ослаблению способности формировать символы. Особенно тяжелые последствия влечет за собой травматизация в тот период жизни, когда ребенок не мог их аффективно воспринять и подвергнуть какой-либо психической обработке. В этих случаях человек не может вспомнить травмы, например, насилия или унижения, т.е. какого-либо события. Главным событием является отсутствие позитивных удовлетворяющих событий, опыта понимания. Именно об этих пациентах писал Д. Винникот в статье "Страх распада"(1974):
"Пациенту нужно "вспомнить" это, но невозможно вспомнить то, что еще не произошло, а это событие в прошлом еще не произошло, потому что пациента, с которым это произошло, там не было". Он также писал о том, что таким образом, "пациенту легче вспомнить травму, чем то, что ничего не произошло".
Некоторые авторы (например, Клузер) пишут о том, что часто случайное внешнее травматическое событие парадоксальным образом начинает играть позитивную объясняющую и смыслообразующую роль и использоваться как символ и означающее хронической травматизации.
Так, одна пациентка как-то сказала мне: "Вы пытаетесь найти какое-то событие в моем прошлом. Но его не было. Все было внешне нормально. То, что вы ищете, было рассыпано, как песок, это было невозможно выразить словами и это невозможно было игнорировать".
Однако, как справедливо замечает Л. Вурмсер, оба типа травматизации "не могут быть ясно разделены и клинически стоят очень близко друг к другу". Вследствие нарушения сигнальной функции эго, несимволизируемые события препятствуют нормальному развитию аффективной и фантазийной жизни. Обычные чувства, "возникнув, очень быстро становятся чрезмерными, выходят из-под контроля" (Л. Вурсмер), а фантазии становятся слишком пугающими, так как ослабленное эго плохо тестирует реальность. Травма может изменить структуру желаний и в наиболее тяжелых случаях привести к общей психосексуальной заторможенности. Ж. Лакан (1998) говорил о травме как о "взломе в Воображаемом".
Еще одно важное последствие травмы - это изменение структуры суперэго. Как пишет Л. Вурмсер, "жестокость травмы и насилия становится частью суперэго"3. Несимволизируемый опыт постепенно интегрируется в структуру суперэго - инстанцию запрета и наказания. Это происходит по законам первичного процесса мышления, группируя ассоциации и воспоминания по принципу расщепления на хорошее и плохое: хороший опыт связывается с хорошим, плохой - с плохим. С другой стороны, у травмированных пациентов в дополнение к жестокости суперэго мы обычно обнаруживаем грандиозный эго-идеал, с одной стороны, являющийся компенсаторной, защитной структурой, а с другой - патогенным элементом. Стремление слиться с идеальными образами всякий раз оборачивается неудачей, порождая чувство стыда от собственной беспомощности. Но это происходит из-за того, что идельное Я требует от реального Я и другого чего-то невозможного.
Однако, если ребенок подвергается хронической травматизации, то ему намного сложнее решать естественные конфликты развития и впоследствии голос совести может стать столь невыносимым, что от него нужно бежать. Куда? В нарциссизм собственного Я. Поэтому мы можем рассматривать нарциссизм Я как универсальное убежище и способ разрешения внутрипсихического конфликта, как часть компромиссного образования. Причем, как нормального, так и патологического. Здесь вполне уместно вспомнить так называемую "минималистскую" теорию Ч. Бренера.
Согласно Бренеру(1982), внутренний психический конфликт является чертой нормальной психической жизни. Он порождается столкновением нескольких противодействующих сил и имеет определенную структуру: производное детского инстинктивного желания, неудовольствие, ассоциируемое с этим желанием (в частности, тревога и депрессия); защиты и функции суперэго. В результате взаимодействия этих факторов возникает компромиссное образование, которое может быть как нормальным, так и патологическим.
Используя подход Бренера, мы можем рассматривать такие факторы, как травма и нарциссизм, включенными в структуру внутреннего психического конфликта. Например, воспоминание о травме может выступать на стороне суперэго, а нарциссизм использоваться как защита, в том числе и от эдипальных желаний и идентификаций (хотя расклад может быть различным; воспоминание о травме может выполнять функцию защиты). Таким образом, наличие структурного дефекта в эго и/или суперэго не исключает межсистемного конфликта.
( из статьи В.Зимина " Нарцисс и Эдип: к вопросу о комплиментарности конфликта и дефицита")