Так звучит моя серость.
Потемневший, серый день - уголь, графит и много воды, от которой чернеют голые стволы деревьев, полосы асфальта, облысевшая земля. Вода льется с неба уже четвертый день. Впадины, канавы, углубления - всюду вырастают зеркала, в которых в перерывах между ливнями отражается бледное, обескровленное небо. Воды на улицах так много, что становится сложно пройти, каждый шаг сопровождается влажным всплеском.
Солнечный свет потерялся где-то за плотным слоем облаков, серость не меняется, серость постоянна. Просыпаешься рано утром, просыпаешься после обеда, просыпаешься вечером - и видишь одно и тоже время суток. Грязные бетонные стены домов в округе кажутся серыми и монотонными, как никогда. В самые ясные часы становится видно, как белесым пятном солнце ползает где-то за облачной завесой, но в этом новом солнце«дождливого города» нет ни капли тепла - ни золота, ни меда, ни янтаря. Все цвета пропали, растворились, краски высохли и поблекли, никаких больше пейзажей, ни закатов, ни рассветов - только градация серого и черного. Мир преобразился. Теперь это не живопись, а графика.
Дождь стучит по железной крыше, барабанит по металлическим ступеням пожарной лестницы. Каждую секунду здесь разбиваются тысячи острых капель, они бьются о металл с такой силой, что резко подпрыгивают. Крошечные капельки пляшут, скачут в разные стороны, сливаются друг с другом, пропадают из виду - словно огромная толпа паникующих людей. Дождь шумит, словно фольга, словно сыплющиеся гвозди. Дождь на всех частотах. Начинает казаться, что так и должна звучать серость - монотонно и с призвуком хаоса, как звучит канал, на котором прекратилось телевещание.
Солнечный свет потерялся где-то за плотным слоем облаков, серость не меняется, серость постоянна. Просыпаешься рано утром, просыпаешься после обеда, просыпаешься вечером - и видишь одно и тоже время суток. Грязные бетонные стены домов в округе кажутся серыми и монотонными, как никогда. В самые ясные часы становится видно, как белесым пятном солнце ползает где-то за облачной завесой, но в этом новом солнце«дождливого города» нет ни капли тепла - ни золота, ни меда, ни янтаря. Все цвета пропали, растворились, краски высохли и поблекли, никаких больше пейзажей, ни закатов, ни рассветов - только градация серого и черного. Мир преобразился. Теперь это не живопись, а графика.
Дождь стучит по железной крыше, барабанит по металлическим ступеням пожарной лестницы. Каждую секунду здесь разбиваются тысячи острых капель, они бьются о металл с такой силой, что резко подпрыгивают. Крошечные капельки пляшут, скачут в разные стороны, сливаются друг с другом, пропадают из виду - словно огромная толпа паникующих людей. Дождь шумит, словно фольга, словно сыплющиеся гвозди. Дождь на всех частотах. Начинает казаться, что так и должна звучать серость - монотонно и с призвуком хаоса, как звучит канал, на котором прекратилось телевещание.