Click to view
Нобелевский лауреат Светлана Алексиевич рассказала белорусскому писателю Саше Филипенко о травле, свободе и русском мире
12 февраля 2016
«Если вы говорите правильные вещи, государство ничего с этим не сделает», - считает Светлана Алексиевич. Она стала шестым русскоязычным лауреатом в истории. При этом на Западе ее книги ценятся гораздо больше, чем в бывшем СССР. В родной Белоруссии против Алексиевич и вовсе развернута целая кампания.
Чтобы лучше понять, как видит мир Светлана Алексиевич и о чем она пишет свои книги, мы отобрали главные цитаты из всех ее интервью за последние 15 лет. А белорусский писатель и журналист Саша Филипенко поговорил в Стокгольме с самой Алексиевич и людьми, которые окружали ее все эти годы.
О Нобелевской премии
узнала за глажкой белья.
Лукашенко поздравил меня
к концу дня - уже после Горбачева, после президентов Германии и Франции. А через пару дней сказал, что я обливаю грязью свой народ.
Что я делаю?
Мой жанр? Я собираю время.
Дома меня не издают,
не пускают к моему читателю. Выбросили мои книги из школьных программ. В Белоруссии я не нужна.
Я была в деревнях.
Там, в омуте народного бытия, ничего не поменялось. Горбачев? Ельцин? Болотная площадь? Оставьте, тут все иное. Тут барсучий жир родным в тюрьму ищут.
Однажды я шла
мимо очереди к чудотворной иконе, привезенной в Минск, - и мне казалось, что я попала в XV век. Эти белые платочки, эти сгорбленные плечи, эти бороды…
В чем сила
нынешней белорусской власти? Она сохранила социализм. Нет перемен, но нет и потрясений. Белорусы это ценят. Новый мир их страшит. Вокруг все знакомое и привычное, даже власть.
Элита 90-х виновата
в том, что не смогла сформулировать новую цель жизни. Все горели, носились, кричали о свободе - а дело кончается опять великой Россией. Империей!
Это вечная проблема России:
ей нужна сверхидея. Что-то выше человеческой жизни.
Нас научили хорошо умирать.
Гораздо лучше, чем жить.
Пренебрежение жизнью -
очень русское понятие. Тех же солдат-мальчишек посылали в Чернобыль. Только литовский полк взбунтовался: не поедем! И их тут же отправили обратно.
Мне все меньше хочется
преклоняться перед страданием. Страдание рождает страдание - это замкнутый круг. И поэтому я считаю, что ничего выше самой жизни нет.
Убивать -
это у нас все еще нормально. И ненавидеть нормально. Ненависть нас не спасет. Только любовь спасет.
Я люблю русский мир.
Добрый мир, гуманитарный русский мир. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина, Шойгу - это не мой мир.
Война на Украине
была развязана. Я ведь разговаривала с беженцами в Киеве. Без подливания масла в огонь, без Стрелкова-Гиркина ее бы не было.
В 1990-х стало можно читать все.
Но оказалось важней не прочесть - а попробовать. Поездить. Купить одежду. Сменить плитку. Это стало доминантой.
Убили Политковскую,
убили Эстемирову. Где миллионы на улицах, которые вышли бы в любой стране? Это все об одном и том же - что мы перепутали добро со злом.
В детстве я заболела
и умирала. И тогда мой папа, советский офицер, пошел в женский монастырь. Он сказал: «Да, вы считаете меня своим врагом. Но вы же Божьи люди… У меня умирает ребенок». Настоятельница сказала, помолчав: «Чтоб я тебя больше не видела. Но жена с ребенком пусть приходит. Будет получать каждый день пол-литра козьего молока». Эти пол-литра молока меня и спасли. Я к чему: везде, везде можно человеком остаться!
Я исследую идею,
которая залила страну кровью. Этот вирус долго живет в земле, вроде сибирской язвы. И я хочу рассказать, что это был за эксперимент над огромным количеством людей.
Почитайте письма молодого Дзержинского.
Это потрясающе! Как он представлял, что будет служить людям и миру, как сидел в тюрьме, как отдал свитер товарищу, заболевая чахоткой. Это были нормальные люди, но что власть с ними сделала… Они поняли, что держать такую страну можно только огромной кровью. Вот и держали.
Я очень долго верила
в социализм с человеческим лицом. И до сих пор не могу видеть, как учительница, живущая недалеко от меня, покупает два яйца.
У меня есть слабая надежда,
что сбудутся слова Столыпина: «Дайте государству двадцать лет покоя внутреннего и внешнего - и вы не узнаете Россию». Об этом сейчас надо молиться денно и нощно…
Старость -
это вообще очень интересно. Думая о смерти, иначе живешь. Во всяком случае, многие вещи тогда нелепы и смешны. Например, марка машины.
Россия -
это слишком огромное пространство, чтобы его контролировать так, как можно контролировать Беларусь.
Сейчас мы в плену,
и, судя по всему, это минимум лет на десять. Главным диктаторам постсоветского пространства около 60. Они в самом расцвете лет. И просто так власть никому не отдадут.
Японцы снимали фильм
по моим книгам, и мы поехали в Иркутск. А в это время были президентские выборы 2000 года. Японский режиссер спросил: «За кого вы будете голосовать?» Все местные сказали: «За Путина». Японец ничего не понял, говорит: «Почему? Он же из КГБ». Они говорят: «Это единственный, кто может навести порядок». Он тогда сказал мне: «Я не понимаю, что это за страна».
Нужен талант
просто жить. У нас же только случится какая-то радость - и становится сразу страшно: а вдруг будет потом плохо ?
Меня потрясла Надежда Савченко.
С первых минут, как я ее увидела. С каким достоинством она держалась! В окружении достаточно наглых, хамских мужчин. Они-то думали: ну подумаешь, баба какая-то. А напоролись на Жанну д'Арк.
Я много лет
записываю людей. И у меня очень сильное чувство: ни мы не знаем, что такое Россия, - ни власть не знает, что такое Россия.
Я раньше папе говорила:
«Как ты мог? Как ты мог молчать?» Теперь бы я этого идиотского вопроса не задала. Потому что мы же молчим. А как мы молчим? Да вот так.
Один театр немецкий,
который ставит «У войны не женское лицо», хотел, чтобы несколько героинь приехали во Франкфурт. Я обзвонила номеров 50, и никого нет в живых.
Ни в русском, ни в белорусском народе
нет ненависти к Западу, к Европе. Это все пена, созданная политиками.
Быть человеком трудно,
это тяжелая работа. Но всегда нужно.
https://openrussia.org/post/view/12762/