Ранние миры Евгения Хонтора
(Выбрано из большого текста и огромного количества картинок нами - kiratata - полностью смотрите вот здесь, вам предстоит много интересного!)
Рассказывает Евгений Хонтор (hontoriel):
Детские рисунки - самое полное и надежное свидетельство меня-раннего: воспоминания могут подводить, стихи я в раннем детстве писал не творческие, а так - конструкты, в основном для увеселения взрослых. Путные, отражающие меня стихи пошли лет с 12, а вот рисунки намного раньше.
Этих крылатых зверей я рисовал в больнице, когда болел пневмонией. Несмотря на болезнь, у меня почему-то остались очень светлые воспоминания о больнице - смена обстановки, много интересных людей, я даже умудрился подружиться с другими детьми...
Эти рисунки - часть того мира, который я видел? создавал? осознавал? с детства, в разных формах, с разной степенью точности. Я всегда чувствовал водораздел: ЧТО я рисую "от балды", или для угождения взрослым, или на всяческие конкурсы, а ЧТО действительно моё, значимое. И никогда не путал эти вещи, как бы ни пытались меня убедить, что "эти работы тоже хорошие, и даже лучше вон тех, вырастешь - поймешь". Это отличие, подобное разнице между близкими друзьями и абы кем - тоже, в общем-то, милыми людьми, но ничего не значащими в моей жизни. А поэтому самый захудалый, самый детский и наивный набросок, относящийся к моим мирам и историям, для меня неизменно важнее самых проработанных "заказных" картин. Как близкий важнее постороннего.
Это сродни инстинкту самосохранения: такое же яркое, неодолимое чувство значимости. Такое же ревнивое стремление сохранить, как оберегают от повреждения руку или глаза.
Это мой личный Грааль, источник жизненных сил, колодец, в который нельзя плевать. Это палеонтологическая летопись моего происхождения и эволюции. Это гарантия непрерывности моего существования, подтверждение того, что в моем теле вырос именно я, что меня не заменил кто-то другой, чужой, взрослый и пустой.
Неважно, насколько наивными были эти первые детские образы. Неважно, насколько глупыми они могут показаться стороннему наблюдателю. Неважно, сколько в них нестыковок и "такого не бывает". Это бывает и было - это часть моего опыта, моей личности. Я рос, будучи частью этого, оно росло во мне и вместе со мной. И в этом смысле оно куда более реально, чем самый логически достоверный конструкт, потому что в каждый момент своего существования оно было и остается частью живого существа.
Я всегда достоверно знал, что от этого нельзя отрекаться ни под каким предлогом. Просто - нельзя. И каждый раз, прикасаясь к этим артефактам прошлого, я чувствую себя вознагражденным: старые образы, кусочки мозаики из прошлого, встают на свои места в картине настоящего. Не совсем в том виде, в котором приходили ко мне в детстве - но связь между этими образами прочная. Как будто, когда я был ребенком, мои миры тоже были детьми, а теперь мы просто выросли вместе...
.....................
Несмотря на то, что большинство этих рисунков и историй безнадежно наивны, я до сих пор нежно люблю их. Это - мои корни, мое прошлое, мое родное. А во многих детских образах узнаются будущие "взрослые" персонажи и миры. И я совершенно, ни капельки не стыжусь своих старых работ. Перелистываю стопки рисунков, перелистываю в памяти истории и имена... Санджан, Саракарси, Арклона... Стэнган. Так вот, родимый, как тебя звали! Как хорошо, что в детстве не поленился подписать.
Понимаю ли я, что тут и анатомия хромает, и цвет, и композиция? Конечно. Но это не главное. Главное то, что за ними - океан воспоминаний, океан жизни. А анатомия и прочее - дело наживное. Сейчас я рисую лучше. И так же люблю каждую работу, несмотря на замеченные недостатки. Любить свое творчество - не значит отказываться от роста. Это просто... не предавать себя.
.....................
Моими героями всегда были звери. Разумные звери, "реальные" или фантастические. И я доволен, нет, я просто счастлив, что это не изменилось. Меня несказанно раздражает, что звериная тема считается "детской" и "подростковой". Напротив, вырастая, человек сужает свой кругозор с огромной живой планеты до узкого скучного мирка человеческих "взрослых" заморочек. Он перестает мечтать о братьях и видит только мясо, шкуры, врагов или, в лучшем случае, уютные грелки и симпатичные картинки.
.....................
Помню, в детстве мне постоянно говорили (кто только не...), мол, вырастешь - изменишься, будешь думать иначе, повзрослеешь и всё такое. А для меня многие вещи были настолько важны, что я в ответ давал себе клятвы никогда не меняться. Лишь бы не сломали, лишь бы не победили, в том числе не победило бы мое собственное «взросление». Я тщательно отслеживал все внутренние изменения, все подвижки с ключевых позиций. Если что-то терялось или размывалось, я переживал это очень тяжело, страшно, мне казалось, что моя личность умирает, а взамен приходит кто-то чужой, отвратительный, враждебный... Тот, про кого говорили взрослые.
Безо всякого злого умысла, но эти большие дяди и тети маленького меня-настоящего сделали непримиримым врагом взрослого меня-будущего. Любая уступка была предательством. Любой пересмотр старых взглядов - государственной изменой. Удивительно, как я вообще умудрился не сделать из себя бонсай: рос с осторожностью, обрезая каждую не туда полезшую ветку.
В итоге, если я в чем и поменялся существенно - так это стал больше доверять себе. Понимать, что изменение - не всегда гибель, иногда это просто рост. Что есть ствол и корни, а есть листья, которые каждый год - новые.
Нашел в кладовке стопку старых стихов. Большинство - безнадежно наивны и по форме ужасны. Но по сути - все еще «мои», я их узнаю, они отзываются. Значит, всё нормально со мной. Значит - не изменился, просто вырос...
.....................
Примерно в этот период жизни я попал к одному талантливому человеку, руководителю студии "Малая пластика" Валерию Владимировичу Перлику, и в это время относительно мало рисовал "про миры".
Этот период был неоднозначным: с одной стороны, именно через рисунки того периода я вышел на Миры Сотворенные - именно тогда появились первые образы Луарилла. Я много экспериментировал в художественном плане (форма, цвет, ассоциативная игра), получал от этого удовольствие, но на время почти забыл о самом главном - о том, что я не художник, а рассказчик. И в рисунках для меня главное - не оригинальная художественная интерпретация, а рассказ о неких важных для меня событиях и существах.
Валерий Владимирович придерживался другого мнения: художественный образ должен быть не прямым и конкретным, а лишь намеком. Не надо рисовать дракона, нарисуй горы, похожие на дракона. Не надо рисовать реалистичную кошку - нарисуй образ кошки. Не стаю воробьев, а горсть камней, похожую на стайку птиц. Мы с ним спорили до хрипоты.
В какой-то степени этот подход научил меня видеть мир через призму ассоциаций и восхищаться подобным вИденьем. Но это было не моё, не моё...
К счастью, я вернулся к себе очень быстро, не потеряв самого ценного.
Что гораздо важнее, в то же время или чуть позже я встретил своего будущего соавтора, Льва Попова. Вт тут-то я нашел понимающую душу, союзника в моем отношении к "придуманным" зверям и волшебству фантазии. Мы учились в одной школе, только в разную смену, а познакомила нас учительница по литературе. Мы на всю школу были одни такие - странные, рисовали неведомых тварей на уроках, жили в других мирах. Как сейчас помню огромную зеленую тетрадку, разваливавшуюся от рисунков и текстов. Рисунков правда было огромное количество, и таких красивых, о каких я тогда мог только мечтать. Я выпросил священный фолиант домой, и несколько дней разглядывал с трепетом. Потом пришлось вернуть, но я не упускал возможности попросить еще раз, чтобы все пересмотреть и освежить в памяти.
Несколько лет спустя Лев распотрошил священную тетрадку, о чем мы оба тяжело вздыхаем до сих пор. Лучше бы мне подарил...
.....................
А для контраста - рисунок 2012 года.
Пейзажи Луарилла из окна бегущего по невидимым рельсам поезда.
И задумчивый Харро у окна - все в прошлом, мир, который он разрушил, давно восстановлен и дышит жизнью. В этой долгой истории, когда-нибудь, все обязательно закончится хорошо...
Почему я пишу обо всем этом так подробно и открыто? Ведь со стороны многое выглядит глупым, наивным: кони-вампиры, звери в шлемах, спасение героев из чужих книг и миров...
Во-первых, имея некоторое преимущество в возрасте перед собой-младшим, я могу позволить себе просто любить мое детство. Принимать его во всей полноте, не отводить взгляд в угоду чьему-то "мнению о том, как правильно".
Во-вторых, имея некоторый, пусть минимальный авторитет как художник и скульптор, я могу таким образом вступиться за других "фантазеров": быть ребенком - это нормально, растить внутри свои миры и свои сказки - правильно, остаться самим собой - важно. Не предать себя-маленького, не отбросить самого себя как нечто отслужившее, как одежду, из которой вырос. Не стыдиться своей фантазии и не оценивать ее по важности для посторонних людей, а только по важности для себя самого. А если мой пример остановит какого-нибудь родителя от небрежно брошенного "витаешь в облаках, всё это чушь", игра тем более стоила свеч.
Наконец, истории любят, чтобы их рассказывали.
********************
Итак, полностью о мирах и историях, которые рассказывает Евгений Хонтор - вот здесь.
Рассказывает Евгений Хонтор (hontoriel):
Детские рисунки - самое полное и надежное свидетельство меня-раннего: воспоминания могут подводить, стихи я в раннем детстве писал не творческие, а так - конструкты, в основном для увеселения взрослых. Путные, отражающие меня стихи пошли лет с 12, а вот рисунки намного раньше.
Этих крылатых зверей я рисовал в больнице, когда болел пневмонией. Несмотря на болезнь, у меня почему-то остались очень светлые воспоминания о больнице - смена обстановки, много интересных людей, я даже умудрился подружиться с другими детьми...
Эти рисунки - часть того мира, который я видел? создавал? осознавал? с детства, в разных формах, с разной степенью точности. Я всегда чувствовал водораздел: ЧТО я рисую "от балды", или для угождения взрослым, или на всяческие конкурсы, а ЧТО действительно моё, значимое. И никогда не путал эти вещи, как бы ни пытались меня убедить, что "эти работы тоже хорошие, и даже лучше вон тех, вырастешь - поймешь". Это отличие, подобное разнице между близкими друзьями и абы кем - тоже, в общем-то, милыми людьми, но ничего не значащими в моей жизни. А поэтому самый захудалый, самый детский и наивный набросок, относящийся к моим мирам и историям, для меня неизменно важнее самых проработанных "заказных" картин. Как близкий важнее постороннего.
Это сродни инстинкту самосохранения: такое же яркое, неодолимое чувство значимости. Такое же ревнивое стремление сохранить, как оберегают от повреждения руку или глаза.
Это мой личный Грааль, источник жизненных сил, колодец, в который нельзя плевать. Это палеонтологическая летопись моего происхождения и эволюции. Это гарантия непрерывности моего существования, подтверждение того, что в моем теле вырос именно я, что меня не заменил кто-то другой, чужой, взрослый и пустой.
Неважно, насколько наивными были эти первые детские образы. Неважно, насколько глупыми они могут показаться стороннему наблюдателю. Неважно, сколько в них нестыковок и "такого не бывает". Это бывает и было - это часть моего опыта, моей личности. Я рос, будучи частью этого, оно росло во мне и вместе со мной. И в этом смысле оно куда более реально, чем самый логически достоверный конструкт, потому что в каждый момент своего существования оно было и остается частью живого существа.
Я всегда достоверно знал, что от этого нельзя отрекаться ни под каким предлогом. Просто - нельзя. И каждый раз, прикасаясь к этим артефактам прошлого, я чувствую себя вознагражденным: старые образы, кусочки мозаики из прошлого, встают на свои места в картине настоящего. Не совсем в том виде, в котором приходили ко мне в детстве - но связь между этими образами прочная. Как будто, когда я был ребенком, мои миры тоже были детьми, а теперь мы просто выросли вместе...
.....................
Несмотря на то, что большинство этих рисунков и историй безнадежно наивны, я до сих пор нежно люблю их. Это - мои корни, мое прошлое, мое родное. А во многих детских образах узнаются будущие "взрослые" персонажи и миры. И я совершенно, ни капельки не стыжусь своих старых работ. Перелистываю стопки рисунков, перелистываю в памяти истории и имена... Санджан, Саракарси, Арклона... Стэнган. Так вот, родимый, как тебя звали! Как хорошо, что в детстве не поленился подписать.
Понимаю ли я, что тут и анатомия хромает, и цвет, и композиция? Конечно. Но это не главное. Главное то, что за ними - океан воспоминаний, океан жизни. А анатомия и прочее - дело наживное. Сейчас я рисую лучше. И так же люблю каждую работу, несмотря на замеченные недостатки. Любить свое творчество - не значит отказываться от роста. Это просто... не предавать себя.
.....................
Моими героями всегда были звери. Разумные звери, "реальные" или фантастические. И я доволен, нет, я просто счастлив, что это не изменилось. Меня несказанно раздражает, что звериная тема считается "детской" и "подростковой". Напротив, вырастая, человек сужает свой кругозор с огромной живой планеты до узкого скучного мирка человеческих "взрослых" заморочек. Он перестает мечтать о братьях и видит только мясо, шкуры, врагов или, в лучшем случае, уютные грелки и симпатичные картинки.
.....................
Помню, в детстве мне постоянно говорили (кто только не...), мол, вырастешь - изменишься, будешь думать иначе, повзрослеешь и всё такое. А для меня многие вещи были настолько важны, что я в ответ давал себе клятвы никогда не меняться. Лишь бы не сломали, лишь бы не победили, в том числе не победило бы мое собственное «взросление». Я тщательно отслеживал все внутренние изменения, все подвижки с ключевых позиций. Если что-то терялось или размывалось, я переживал это очень тяжело, страшно, мне казалось, что моя личность умирает, а взамен приходит кто-то чужой, отвратительный, враждебный... Тот, про кого говорили взрослые.
Безо всякого злого умысла, но эти большие дяди и тети маленького меня-настоящего сделали непримиримым врагом взрослого меня-будущего. Любая уступка была предательством. Любой пересмотр старых взглядов - государственной изменой. Удивительно, как я вообще умудрился не сделать из себя бонсай: рос с осторожностью, обрезая каждую не туда полезшую ветку.
В итоге, если я в чем и поменялся существенно - так это стал больше доверять себе. Понимать, что изменение - не всегда гибель, иногда это просто рост. Что есть ствол и корни, а есть листья, которые каждый год - новые.
Нашел в кладовке стопку старых стихов. Большинство - безнадежно наивны и по форме ужасны. Но по сути - все еще «мои», я их узнаю, они отзываются. Значит, всё нормально со мной. Значит - не изменился, просто вырос...
.....................
Примерно в этот период жизни я попал к одному талантливому человеку, руководителю студии "Малая пластика" Валерию Владимировичу Перлику, и в это время относительно мало рисовал "про миры".
Этот период был неоднозначным: с одной стороны, именно через рисунки того периода я вышел на Миры Сотворенные - именно тогда появились первые образы Луарилла. Я много экспериментировал в художественном плане (форма, цвет, ассоциативная игра), получал от этого удовольствие, но на время почти забыл о самом главном - о том, что я не художник, а рассказчик. И в рисунках для меня главное - не оригинальная художественная интерпретация, а рассказ о неких важных для меня событиях и существах.
Валерий Владимирович придерживался другого мнения: художественный образ должен быть не прямым и конкретным, а лишь намеком. Не надо рисовать дракона, нарисуй горы, похожие на дракона. Не надо рисовать реалистичную кошку - нарисуй образ кошки. Не стаю воробьев, а горсть камней, похожую на стайку птиц. Мы с ним спорили до хрипоты.
В какой-то степени этот подход научил меня видеть мир через призму ассоциаций и восхищаться подобным вИденьем. Но это было не моё, не моё...
К счастью, я вернулся к себе очень быстро, не потеряв самого ценного.
Что гораздо важнее, в то же время или чуть позже я встретил своего будущего соавтора, Льва Попова. Вт тут-то я нашел понимающую душу, союзника в моем отношении к "придуманным" зверям и волшебству фантазии. Мы учились в одной школе, только в разную смену, а познакомила нас учительница по литературе. Мы на всю школу были одни такие - странные, рисовали неведомых тварей на уроках, жили в других мирах. Как сейчас помню огромную зеленую тетрадку, разваливавшуюся от рисунков и текстов. Рисунков правда было огромное количество, и таких красивых, о каких я тогда мог только мечтать. Я выпросил священный фолиант домой, и несколько дней разглядывал с трепетом. Потом пришлось вернуть, но я не упускал возможности попросить еще раз, чтобы все пересмотреть и освежить в памяти.
Несколько лет спустя Лев распотрошил священную тетрадку, о чем мы оба тяжело вздыхаем до сих пор. Лучше бы мне подарил...
.....................
А для контраста - рисунок 2012 года.
Пейзажи Луарилла из окна бегущего по невидимым рельсам поезда.
И задумчивый Харро у окна - все в прошлом, мир, который он разрушил, давно восстановлен и дышит жизнью. В этой долгой истории, когда-нибудь, все обязательно закончится хорошо...
Почему я пишу обо всем этом так подробно и открыто? Ведь со стороны многое выглядит глупым, наивным: кони-вампиры, звери в шлемах, спасение героев из чужих книг и миров...
Во-первых, имея некоторое преимущество в возрасте перед собой-младшим, я могу позволить себе просто любить мое детство. Принимать его во всей полноте, не отводить взгляд в угоду чьему-то "мнению о том, как правильно".
Во-вторых, имея некоторый, пусть минимальный авторитет как художник и скульптор, я могу таким образом вступиться за других "фантазеров": быть ребенком - это нормально, растить внутри свои миры и свои сказки - правильно, остаться самим собой - важно. Не предать себя-маленького, не отбросить самого себя как нечто отслужившее, как одежду, из которой вырос. Не стыдиться своей фантазии и не оценивать ее по важности для посторонних людей, а только по важности для себя самого. А если мой пример остановит какого-нибудь родителя от небрежно брошенного "витаешь в облаках, всё это чушь", игра тем более стоила свеч.
Наконец, истории любят, чтобы их рассказывали.
********************
Итак, полностью о мирах и историях, которые рассказывает Евгений Хонтор - вот здесь.