Последний полет "Варяга" (продолжение)
Предыдущий пост
4.
Января 22, 1904 года
Командир БЧ-2 Семенов
Викентий Саввович захлопнул дверь и тяжело плюхнулся в кресло.
Минут пять кавторанг пребывал в прострации, затем открыл глаза и склонился к "луноходам". Отщелкнул замки сапог и стащил их. Пошевелил пальцами ног в серых флотских шерстяных носках с андреевскими флажками на тыльных сторонах ступней. Хорошо...
"А не выпить ли рюмочку померанцевой?" - подумал и уже было вешил, что не стоит, но правая рука сама собой, независимо от сознания ушла вверх, за голову, и потянула за литую латунную ручку встроенного шкафчика. В ладони оказалась высокая хрустальная бутылка с соской. Наверное, следовало бы достать и рюмку, но сил не было.
Викентий приложился к соске и сделал два добрых глотка. Алкоголь скользнул по пищеводу, как простая вода. Лишь пару минут спустя сверху вниз прокатилась волна тепла. "А теперь - спать", - сказал себе кавторанг, расстегивая форменные пуговицы.
Но тут зазвонил телефон.
- Ты вот что, Викентий, - послышалось в наушнике. Голос принадлежал командиру крейсера Рудневу Всеволоду Федоровичу. - Приведи себя в парадный вид и через десять минут жду тебя в кают-компании. Будут дамы.
Дамы... Какие дамы? Откупа взялись дамы на борту боевого корабля, идущего на задание?
Ровно через десять минут Викентий Саввович вошел в кают-компанию.
- Разрешите представить наших гостей, - командир крейсера приблизился к дамам и поцеловал ручку русской красавице. - Ромодановская Любовь Андреевна, дипломат. А это Сагадеева Роза Романовна, чрезвычайный посол. Прошу любить и жаловать.
Господа офицеры принялись по одному подходить к женщинам, целуя ручки, представляться. Потом все расселись за столом, и Семенов оказался сидящим бок-о-бок с Розой Романовной. Чрезвычайный посол сидела, забросив ногу на ногу, причем разрез ее платья разошелся так, что почти полностью обнажилась длинная стройная нога в шелковом чулке. Викентий Саввович невольно сглотнул слюну и от греха уставился в бокал с сухим виноградным вином из Массандры.
- Господа офицеры, - безо всякого пафоса, буднично произнес Всеволод Федорович, поднимая бокал, - предлагаю первый тост за наших гостей - Розу Романовну, Любовь Андреевну и Владимира Ильича.
Офицеры по флотской традиции не стали чокаться (в походных условиях порой это было невозможно, особенно когда приходилось выпивать в невесомости), а склонили фужеры в воображаемую точку, центр стола, "замкнули на массу", как это называется на космическом флоте. Но Роза Романовна капризно изогнула алые губки, обнажая белейший ряд мелких зубов, и потянулась с бокалом к бокалу Викентия.
- Прозит.
- Ваше здоровье, мадам, - улыбнулся кавторанг, глядя в миндалевидные, бездонные глаза соседки.
Чрезвычайный посол, улыбаясь, принялась пить маленькими глотками, держа сосуд в левой руке, а правой нащупала под столом ногу кавторанга и принялась гладить брюки, искоса бросая на офицера поощряющие взгляды.
Кто же она такая, мучился Викентий. Дорогостоящая шлюха? Но шлюхам не дают должности чрезвычайных послов... И не пускают на борт военного корабля во время боевого вылета.
- А почему нет командира БЧ-4? - спросил, перегнувшись через стол, Семенов у старшего офицера, который чистил ножиком апельсин.
- У Петеньки Артемьева, - поднял глаза Григорович, - сегодня особая миссия.
- Он что, ловит на крейсере этих... желтеньких?
- Да нет, Викентий Саввович, - Григорович улыбнулся, - до желтеньких на борту, я думаю, пока не дошло... К Петеньке подселили капитан-лейтенанта Михаила Борисовича Стааль, он попросил сегодняшней ночью их не беспокоить.
- А кто такой этот Стааль? - воинственно спросил Семенов.
Не нравилось ему это. У какого-то капитан-лейтенанта, неизвестно откуда взявшегося на борту, секретные разговоры с боевыми командирами...
- Михаил Борисович представляет контрразведку, - сухо пояснил старший офицер, и Викентий понял, что вмешиваться не стоит. Разговор явно согласован с командиром корабля, и даже если Стааль начнет мурыжить Петеньку дурацкими подозрениями, кавторанг Семенов ничем командиру БЧ-4 помочь не сумеет. А то и навредит...
Что же все-таки происходит? Почему никогда ничего не объяснят по-человечески? Что это за боевой вылет, когда господа офицеры даже не ознакомлены с боевым приказом, боевой задачей, не имеют сведений о противнике и группах поддержки? Вместо того, чтобы разложить звездные карты и узнать точку вероятной встречи с противником, они тут расселись с бабами и штатскими и занимаются пьянством. Вопросов было много, но внятного ответа не предполагалось. Хотя...
Второй тост поднял доктор Ульянов.
- Господа, - провозгласил он, поднимаясь и раскачиваясь над столом так, что Викентию показалось - красное вино из бокала сейчас выплеснется на крахмальную скатерть или белый костюм-тройку профессора, - газгешите выпить за успехи космической дипломатии. Многие, в том числе и уважаемые господа думцы, считают нашу науку, космическую югиспгуденцию, чисто умозрительной. Якобы на дгугих мигах нет и быть не может дгугого человечества. Эти господа до сих пог остаются на позициях Птолемея, считавшего нашу стагушку-Землю центгом вселенной, пупом ее и любимым детищем Господа Бога. Агхиневегно! Мы столкнулись с Непознанным. Может быть, батеньки мои, это будет великий ужас для человечества, но - нельзя не пгедположить и такого! - к нам в Солнечную систему пгибыли бгатья по газуму, и тепегь мы гука об гуку двинемся с ними по пути дальнейшего пгоггесса, мысля не километрами, а тысячами пагсеков!
Все зависит от пегвого контакта с инопланетянами, и от того, как поведем мы себя сегодня и сейчас. Я думаю, что господа офицегы не подвегжены земному национализму и мозги их не загажены милитагизмом, а умеют судить обо всем непгедвзято и без угага ксенофобии.
Я не знаю, как сложится наша миссия, но надеюсь всем сегдцем, что локальная стычка на Титане не пгиведет к кговавой и беспощадной звездной войне. Должен вас пгедупгедить, что я уполномочен лично Госудагем Импегатогом газгешить либо запгетить откгытие огня по вегоятному пготивнику.
Увегяю вас, господа офицегы, что я не дгогну под выстгелами космических загядов, но и не отдам безгассудного газгешения на упгеждающий удаг.
Итак - тост. Пгедлагаю выпить за миг между нагодами двух звезд - нашего Солнца и неизвестного светила - да пгебудут с нами Бог, Госудагь Импегатог и воля свободолюбивого гусского нагода! Если пегед нами окажется вгаг, то будет газбит, а победа будет за нами! Виват!
- Виват! - подхватили господа офицеры и дружно встали.
Поднялись и дамы. Роза Романовна подмигнула раскосым взглядом, тряхнула смоляной гривой, чокнулась с Викентием и обожгла уголок губ легким поцелуем. У бедного кавторанга голова пошла кругом. Захотелось схватить красавицу на руки, и, не обращая внимания на завистливые взгляды фон Корфа, понимающие Деламбера и откровенно неприязненные Штанько, унести отсюда прочь - в каюту, в боевую рубку или хоть к черту на кулички...
Кто такие космические пришельцы, посланца других звезд, откуда взялись и чего добиваются? Никто из господ офицеров этого не знал, некоторые услышали о них впервые от господина профессора, но сейчас, так по крайней мере казалось кавторангу Семенову, все взгляды были прикованы к бурно развивающемуся роману между чрезвычайным послом и командиром БЧ-2.
Хотя нет, похоже, что у командира Руднева и Любови Андреевны флирт тоже был в полном разгаре, судя по темно-розовому отпечатку помады на щеке Всеволода Федоровича.
После третьего тоста, предложенного Григоровичем, пальцы Викентия Саввовича и Розы Романовны под столом сплелись, ладошка легла в ладошку, крепкая кисть офицера мяла мягкую женскую, а ее указательный и средний пальчики щекотали запястье, проникая под манжеты кителя и рубашки.
Потом он ощутил под своей ладонью тепло женского колена. Роза Романовна гладила его рукой собственную ногу, и нога эта слегка подрагивала, ускользая из-под пальцев и возвращаясь, жила самостоятельной жизнью, дразня и лаская в бесспорном желании...
После пятого, не то шестого тоста госпожа Сагадеева прильнула к его лицу, щекоча щеку пушистыми ресницами, слегка отстранилась и, подрагивая точеными ноздрями, томно прошептала:
- Мой храбрый рыцарь, до чего вы робки. Неужели вы так никогда и не решитесь пригласить даму в свою каюту?
Семенов поднялся сам и помог собеседнице, свернул руку кренделем, чтобы чрезвычайный посол могла опереться, и сдержанным кивком распрощался со своими боевыми товарищами.
- Не опозорь флот, - шепнул ему барон Корф.
Лифтом они спустились до жилой палубы (в закрытой кабине страстно целовались), кавторанг отпер дверь ключом с бронзовым брелочком - моделькой "Варяга", подхватил Розу Романовну на руки и опустил на верблюжье покрывало с расцветкой андреевского флага. Уселся рядом, но женщина выскользнула из-под рук на пол, встала на колени и ткнулась лицом ему в ноги. При этом пальцы ее блуждали по сукну форменных брюк офицера космического флота.
- Что ты ищешь? - спросил пьяный от вина и невыплеснутой страсти Викентий.
- Никак не могу отыскать ширинку, - почти всхлипнула она.
- Господи! - изумился Семенов. - Неужели ты никогда не слышала, что на форменных флотских брюках нет ширинки?
- О-о... - протянула она и разочаровано причмокнула.
5.
Января дня 22, 1904. Черный передел.
Нижний твиндек - о н и сходятся...
О н и и в самом деле сходились, подавая друг другу загадочные жесты ритуальными молоточками, лопаточками и фартучками, прищелкивая вывернутыми церемониально мизинцами - Семенов-второй /якобы/, отец Василий /якобы/, барон фон Корф /аутентичный, но с двойным дном/.
Жидомасонская ложа "Великая Балтия" в полном составе шла на подрыв.
Подрывать предстояло крохотный зарядец в парочку мегатонн, еще при постройке "Варяга" тайно и старательно смонтированный прельщенными златом инженерами...
Ретроспекция - "Великая Балтия".
Средневековая история Балтии являла собой непрерывную борьбу за цивилизацию. Германцы цивилизовали то поляков, то русских. Поляки цивилизовали то германцев, то русских. Русские цивилизовали то поляков, то германцев. Если после всего этого еще и завалялось уцелевшее имущество, его тут же прихватывали приплывавшие с цивилизаторской миссией скандинавы. 3а бескорыстную готовность помочь в строительстве общеевропейского дома их так и называли - кто варягами, кто ворюгами. В зависимости от местного диалекта. Акающие москвичи говорили "варяги", окающие вологодцы - "ворюги". А поляки говорили попросту: "светские курвы".
Был еще один народ, который с превеликой охотой цивилизовали все, а сам он никого цивилизовать даже не порывался по причине своей хронической военной отсталости. Звался этот народец жмотины. И не без основания, ибо у них и снега зимой нельзя было выпросить. Бывало, подъедет какой-нибудь пес-рыцарь, рыцеж, а то и богатырь и попросит: жмотин, дай снегу! Жмотин почешет под хвостом, подумает и скажет: - Отнако, самим мало! Саттана перкеле, есдит тут, микрант епаный!
- У, жмотин! - ругался пес-рыцарь, рыцеж, а то и богатырь. Посла чего обрывал хвост животину, старательно подпаливал его хутор, бесчестил жен и дядьев, чад и домочадцев и уезжал, малость этим утешенный.
Регулярное обрывание хвостов, поджоги и бесчестье привели к тому, что жмотины стали чуточку интеллигентнее и даже додумались дать взятку начальству, чтобы оно писало их отныне не жмотинами, а жмудинами. У них даже завелась знать, чем простодушные жмудины были удивлены несказанно.
- Во, братцы! - изумленно восклицали они. - Добро бы воши, дело знакомое, а тут - знать. Это чего ж с нею делать-то?
Пошли просить совета к верховному жрецу ихнего бога Пердунаса. Жрец этот что ни день ходил кривой, как турецкая сабля, так его и прозвали - Криве-кривейто.
Жмудины громко сделали в честь бога Пердунаса одноименное приветствие, после чего вопросили жреца насчет знати. Но Криве-кривейто был кривой, как охапка ятаганов, говорить членораздельно не мог, только беспрестанно славил Пердунаса. Жмудины ушли, несолоно хлебавши. Тем временем знать в лице князя Кейстута творчески пораскинула мозгами и догадалась:
- Налоги надо драть, вот что!
И Кейстут объявил кейституцию - вроде национализации, только еще хуже, потому что под метелку... Даже последнюю шерсть со жмудинов состригли на матрацы в счет недоимок. Мимоходом Кейстут, благо дело нехитрое, смастерил двух сыновей. Сыны возросли. Одного прозвали Скрывайла - за проворство характера. Как только сопрет что-нибудь, так скроет, что и с собаками не сыщешь. Второй звался Ябайла - по причине живости плоти и полной неспособности таковую обуздывать. Даже шибко отдаленные татары пугали строптивых верблюдиц:
-Ужо Ябайлу покличем!
А верблюдицы толпой неслись доиться. Татары были народом кочевого вероисповедания и после попыток цивилизовать всех соседей быстро сошли со сцены.
Кейстут со своей кейституцией вскоре доигрался. Поблизости, на кейстутово несчастье, оказался пес-рыцарь Дрек фон Пферд, болван редкостный. Если другие рыцари с грехом пополам могли нацарапать на стене вражеского замка матерное слово из трех букв, сделав в нем всего две ошибки, то Дрек и этого не умел. Зато бдителен был, спасу нет. Вот и теперь не оплошал, на борза коня садяся.
В штаб-квартире Тевтонского ордена в те поры гульба была. Рыцари жрали шнапс, неумело портили девок, а посреди всего этого бардака восседал трезвехонький великий магистр и печалился: "3ащитнички веры Христовой, мля... Самому нажраться, что ли?"
Тут влетел Дрек фон Пферд и заорал:
- Партайгеноссе псы-рыцари! Вы тут шнапс лакаете, а там Кейстут конституцию вводит!
- Ишь ты, Бисмарк нашелся! - обиделись псы-рыцари. - Запрягайте, хлопцы, коней!
Великий магистр пытался их остановить, здраво подозревая, что Дрек опять что-то напутал. Но рассвирепевшие рыцари помчались к Кейстуту и сгоряча убили его до смерти. Обнаружив свою ошибку, они, как честные люди, впрочем, извинились перед вдовой:
-Гроссе ошибочка, матка, щврштенн? Яйко, млеко, шнель!
Во Жмуди настало безначалие. Скрывайло где-то скрывался. Ябайла... ну, а что другого от него ждать? между делом он еще посеял ростки атеизма - к нему, дико похмельному, заявился Криве-кривейто и на всю тронную хижину восславил Пердунаса. Облевавшийся Рыгайло велел изрубить и Пердунаса, и Криве - первого на дрова, а второго просто так. Услышав о столь решительной борьбе с язычеством, папа Гонорий отправил к Ябайле аббата в сутане, но Ябайла спьяну принял аббата за бабу.
Больше аббаты к Ябайле не ездили, как ни увещевал их папа, обещая в случае чего канонизировать. Видя крах надежд на крещение Жмуди, папа Гонорий скончался от одноименной хвори.
Лежал как-то Ябайла и гадал, чем бы себя обессмертить. Тут пришла его мамынька, княгиня Улиана, и укорила:
- Опять валяешься, ирод? Нет, чтоб на какой престол залезть!
Ябайла почесал муде и философски заметил:
- А вот жили б мы в Испании, мамынька, звалась бы ты не Улиана, а Хулиана! Гы-ы!
Мамынька ахнула его по головушке дубовым посохом - посох в куски, а башке хоть бы хны! - и подала светлую идею:
-Ты вон жопу пролеживаешь, а в Польше Ядвига Венгерская не замужем!
- Мадьярки - оне страстные, - оживился Ябайла. - Ежели с шампанским и под румынский оркестр... Коня мне!
Он прискакал в Краков, вперся во дворец без доклада, как натуральная деревенщина, и пошел по коридорам, вопя:
- Ядвига, курф Ябайла здеся!
Королевна Ядвига ответить ему не могла - ротик был занят.
Виновник этого, некий Вильгельм Австрийский, жутко пыжился оттого, что может обучить прекрасную мадьярку модным парижским политесам. Ябайла, дитя природы, и к ним ввалился без стука, а от увиденного отвесил челюсть до пупа:
- Это что вы тут? Это как это?
- Сие по-французски зовется ля минет, - гордо ответил В. Австрийский. - А вообще-то стучать полагается, когда в апартаменты лезете, чтобы дам не фраппировать-с...
Ябайла, как человек практический, пропустил его замечания мимо ушей и перешел к вещам конкретным:
- Ну, ежели это минет, так не видала ты минетов, Ядзя! Во, гляди!
Сравнение, в самом деле, было не в пользу австрияка. А потому Ядвига не особенно и протестовала, когда непосредственный Ябайла сгреб В. Австрийского и выкинул в окно, нимало не заботясь, куда тот упадет.
Разобиженный Вильгельм скликал шляхту. Шляхта сбежалась, звеня саблями, попивая горилку и возмущаясь:
-То есть вовсе негодзиво, панове-братики! Будет тут каждый на нашу крулевну ябайло разевать! Мы б и сами...
Но тут появилась ублаготворенная Ядвига. Следом шествовал Ябайла, уже в напяленной задом наперед королевской короне, но без штанов, к коим у себя в лесах не привык. Он гордо обозрел шляхту и порадовал ее:
- А супружница моя, промежду прочим, уже брюхатая! Энтузиазма не вижу!
Подхалимы тут же заорали:
- Нех жие круль Ябайла!
Но эстеты роптали:
- Круль-то круль, але благозвучие... В других державах Людовикусы да Генрихи, в Баварии вон даже Максимилиан имеется, а у нас, проше бардзо, Ябайла какая-то! Что в Европах скажут?
Тут вылез какой-то монашек, метивший в епископы:
- А давайте мы его латинизируем! Нех будет Ябелло! Донна, белла донна... А чего? В епископы бы мне, ваше величество...
- В ебископы, так в ебископы, - махнул рукой новоявленный Ябелло. - Только непременно династию хочу, чтоб по благородному! Нехай так и пишутся - Ябеллоны.
Династия Ябеллонов оказалась квелая и через сто девяносто два года вымерла окончательно.
- Тьфу, лаццаки! - возмущалась шляхта. - Не могли уж восемь лет продержаться ради круглой даты, а там и вымирали бы, сколько влезет! Что в Европах окажут?
Тут кто-то спьяну предложил:
- А давайте круля выбирать! Из самых выносливых!
- Голова! - обрадовалась шляхта. - Вон давеча французский принц заходил, насчет престола интересовался! Даешь лягушатника, братики! В Париж без визы ездить будем…
Выбрали француза. Француз помер через год - не осилил ведра старки.
Пожав плечами, выбрали мадьяра Батория, за удаль прозванного Стефан.
Этот не боялся ни старки, ни турок, но под Веной, когда среди трофеев оказался никем до того не виданный кофе, Стефан принял его за изюм, наелся горстями и помер от запора. Шляхта уже привычно выбрала кого-то еще. Так она развлекалась двести лет. А поскольку выборного короля, ясный пень, уважать и бояться как-то не с руки, приличные люди стали сторониться польского трона, как чумы. И потому польские землепашцы не единожды имели случай наблюдать такую сцену: напрямик по лугам несся какой-нибудь бедолага, а следом летела шляхта с собаками, арканами и арбалетами. Упустив жертву, шляхта орала:
- Эй, быдло - Пан Кшепшицюльский тут не пробегал?
- Да вроде нет, - чесало в затылке быдло. - Украл чего?
- Темнота! - ржала шляхта. - Мы его крулем выбрали, а он утек! Ага… А вона-вона-вона! 3а мельницей! Лови круля! Собак спускай! Пан Заглоба, заходи слева, уйдет ведь, курва!
Примерно так проходили выборы. Ябайла, должно быть, ворочался в гробу. Спасаясь от выборщиков, пан Станислав Понятовский добежал до самого Санкт-Петербурга, сгоряча влетел в постель Екатерины да так там и остался, как ни грозил ему кулаком из-за трюмо Гришка Потемкин.
Братья Орловы, как ни дико, совершенно трезвые, бродили у дворца и мрачно стращали, что вновь возмутят гвардию. Обозленная шляхта наняла казака Похмельку Пугачева, чтобы он взял Москву с Петербургом и доставил им Понятовского. Похмелька тут же объявил себя Лжепетром, но по неграмотности вместо Петербурга поперся в Оренбург, по простоте своей его и полагая столицею - а что, большой город, одних кабаков три штуки...
Франция интриговала, Англия гадила, в Коломне вовсе уж непонятно зачем объявился законный сын патриарха Никона от второго брака. Расстроенная Екатерина увещевала Понятовского:
- Друг мой, ну почему бы тебе не вернуться наконец в фатерлянд?
- Не могу, Кася! - рыдал Понятовский. - Крулем сделают!
Добрая Екатерина пожалела его, вызвала Суворова и попросила:
- Лександра Фасильевич, хоть ты помог бы бедной вдове!
Суворов закукарекал петухом и запрыгал через стулья, упрятав мимоходом в карман звезду Андрея Первозванного:
- Пуля дура, штык молодец, пруссаку близдец! Кукареку!
- Руссише швайне! - мягко укорила его императрица, пряча в комод дамский орден св. Екатерины, чтобы обожавший награды вояка и его не спер. - Герр Суворов, меня в данный момент не Пруссия, а Польша будирует...
- Ась? - задумался Суворов, прибрав в сапог Владимира с мечами. -Ну, однохренственно, и Польшу разъясним... Чудо-богатыри, сюда!
Ко дворцу двое суток сносили и свозили чудо-богатырей и еще сутки отпаивали рассолом. Когда они смогли лупать глазами, Суворов воззвал:
- Чудо-богатыри! Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид... Тьфу, не то! Недаром помнит вся Россия про день Бородина... Не то! Англия ждет, что каждый исполнит... да как же оно-то... Ага! Орлы!!! Вон там, на два лаптя правее солнышка - Варшава, а в Варшаве - старка бочками! Не посрамим государыню, мать вашу!
- Ы-ы! - взревели чудо-богатыри. - Иде старка? Ице Варшава?
Через два часа Варшава пылала.
…именно там, на горящей Шалковской, и родилась страшная банда франкмасонов, сиречь фривольных каменщиков. У истоков ее стояли граф Пфердецкий, давний потомок ополячившегося Дрек-и-Пферда, и князь Пилсудченко, ополяченный хохол. Причины для обоих были веские. У князя суворовские чудо-богатыри вылакали все токайское, черпая из бочек сапогами, а в бесценном амонттильядо самым наглым образом утонули два прапорщика Преображенского полка, что обнаружилось лишь через месяц на свадьбе княжны, когда у бочки показалось дно. У графа же суворовские орлы наткнулись на бесценную коллекцию эллинских камей и, полагая их "пуговками с харями", растащили бабам на сарафаны. Самого же графа пьяный князь Петра Багратион наградил неудобосказуемой хворобью.
С ходу сочинили программу, вселявшую уважение размахом и лапидарностью:
1. Уничтожить Россию.
2.Свободу Польше.
3. Там видно будет.
Программу скрепили застольем. На втором ведре граф мудро заключил:
- Масоны - это мелко.
- А как, чтоб глыбоко? - вопросил князь из-под стола.
- Жидомасоны! - осенило графа. - Жид, он механизму верткость придает!
Высланные на большую дорогу гайдуки враз отловили жида Шмуля, сидевшего на перекрестке с тремя наперстками - причем горошины ни под одним не было. Шмуль упирался, полагая, что его ведут вешать или, хуже того, крестить, но понемногу освоился и примкнул к жидомасонам, выговорив дополнение к программе насчет Эрец Исроэл, и непременно в Крыму.
Работа закипела. Для начала организовали революцию во Франции - чтобы оттуда якобинская зараза перекинулась на Россию. Затея, надо сказать, грешила излишней сложностью и многоступенчатостью - но и выдумывал ее князь в крайней степени делириума. К его удивлению, революция во Франции и в самом деле раскрутилась так, что не успевали подвинчивать гильотину. Но в России вольтерьянством увлеклась одна-единственная особа - да и та императрица, от скуки.
Тогда на Россию пустили масона Бонапарта. Бонапарт браво дошел до Москвы, но в Москве случайно увидел глобус, прикинул, сколько еще маршировать до Камчатки, и от ужаса повредился в уме. После чего поджег Москву (полагая себя Нероном среди римского пожара) и кинулся с гвардией прочь. По дороге налетел на свой же арьергард, сгоряча разбил его в пух и прах и без остановки мчался до Парижа. В историю эта битва вошла как Бородинское сражение, приписанное Кутузову по хитроумию последнего.
Больший успех имело внедрение в русскую литературу Шмулева племянника Ицика Пушкенази. Поименовавшись Пушкиным, он быстро смутил умы бунтарскими стихами, но, оказавшись вдали от дядиной опеки, не на шутку зазнался и распустился. Дулся в картишки, делал долги, отбил у царя любовницу Наташу, вновь отрастил компрометирующие пейсы, с каковыми нагло позировал живописцам. Пришлось послать с деликатной миссией масона Дантеса...
Не лучше проявил себя и Мойша Лермантович. Успев написать одно-единственное русофобское стихотворение и будучи заслан на Кавказ в целях разжигания там сепаратизма, он был застигнут черкесами за совращением первой красавицы аула и второго обрезания, не в пример более обширного, не перенес.
С горя жидомасоны затеяли цареубийство - дело в том, что означенную противопехотную мину под ноги государю Александру Николаевичу метнули именно они, наивно полагая, что после смерти самодержца крепостное сословие взбунтуется и приведет державу к упадку. Однако сословие оное принялось истреблять очкастых и вообще грамотных, ревмя ревя:
-Бей дохтуров и умственных! Оне царя-батюшку извели, чтоб нас, сирых, сослать в ихние Кембриджи, куды Макарушка телят не гонял!
Захиревшие жидомасоны докатились до того, что стали подбивать на восстание нганасанов, казаков, селькупов и прочие незаметные на карте племена. Но казаки увлеклись снохачеством да к тому же боялись урядника, а нганасаны вкупе с селькупами, выслушав агитаторов, по привычке потащили им мягкую рухлядь, полагая, что это с них приехали вышибать новые подати.
Затея вырождалась. И если бы не новое поколение, да коли б не желтенькие... Ах, спасители!
Ошибся господин - не было секретного космодрома на территории САСШ, не было...
Где умный человек прячет лист? В лесу, рек Честертон. Где умный антисемит ищет приют? В Израиле, подделав метрику в период бурного увлечения алией.
Где незаметнее всего желтенькие? Да в пустыне же!
А пустынь в Туркестане хватает. А урядникам лень фиксировать в бумагах каждый метеорит. А метеориты что-то частенько стали падать в Каракумы, и поди-ка разбери, Верещагин, без радара, с одним баркасом, когда он падает, а когда, наоборот, взлетает - черт ее знает, эту огненную полосу, в каком она направлении по небу ширкнула... И ведь не заглянешь под каждую чадру!
Это уже не пятая колонна была, а пятьдесят пятая... и настоящий Семенов-второй давно уж покоился в Москва-реке с привязанным к шее неподъемным компьютером "Магницкий-0021", а настоящий отец Василий давно пребывал в палате хроников седьмой наркологии, все еще объявляя себя патриархом Геимогеном. Барон фон Корф, правда, был настоящий, не подмененный, а самый натуральный - но был он замаскированный жидомасон, ведущий род от самого Пфердецкого...
( продолжение)
По этой ссылке находится сайт на котором вы сможете организовать карьерный песок с доставкой. Так что если у вас сейчас есть нужда в этом строительном материале не пропустите этой ссылки.
Кто бы мог подумать, но новосибирские офтальмологи вернули зрение мандрилу Юниору из Новосибирского зоопарка. Все подробности об этом неординарном событии читайте на портале «ТАЙГА» по ссылке выше.
