Последний полет "Варяга"
Возвращаясь к теме о развилке
...
и обожаемый Николай Павлович в памятном декабре 1825 собрал арестованных заговорщиков в Малахитовом зале Зимнего, вышел к ним без охраны и гаркнул:
-Вам перемен надо? Либерте, эгалите? Чтобы вот так, разом? А не желаете ли, господа робеспьеры, по департаментам разойтись, по медвежьим углам проехаться, поднять Россию из дикости, в какой доднесь пребываем? Я бы и сам так-то рад - со знаменем и на баррикады! Только для вас это баррикады, а для меня - мусор, проезду мешающий. Вот мусор-то вы, герои, и разгребайте!
После сих слов по манию государя выскочили из коридора драбанты и вручили каждому из рыдающих от царского великодушия мятежников по символической метелке. И ведь помогло! Год спустя вернулся из далекой Читы князь Сергей Григорьевич Волконский, помолодевший, в бороде, привез полный и экономически обоснованный проект Транссибирской магистрали, зафырчали паровые еще бульдозеры, и в три года, всему миру на диво и посрамление.... Как это у Некрасова:
1
Командир БЧ-4 капитан-лейтенант Артемьев.
"Мая 21 дня 1904 г.
Порт-Артур, Луна.
Акт.
Сего числа нами, начальником Военно-космической инспекции контр-адмиралом Денисовым и главным инженером верфи капитаном первого ранга Флетчером, произведена поверка систем и механизмов связи и сигнализации крейсера первого класса Российского императорского флота "Варяг" на предмет готовности к автономному полету за пределы Солнечной системы.
Комиссия отмечает полную готовность и работоспособность всех штатных систем и механизмов. Вместе с тем предлагается, с целью повышения надежности и живучести, провести следующие работы..."
Артемьев потер глаза. Под веки будто песку насыпали. Когда в последний раз спал? Не так, чтобы лбом в кулаки - и пусть пятнадцать минут не трогают, а в койке, да до утра, да приняв перед сном - и после бани! - чарку померанцевой...
Всегда перед полетом аврал. Всегда.
Традиции флота.
Вот и с дооборудованием - спохватились...
Впрочем, времени все равно уже нет. Так что придется старенькому "вестингаузу" покрутить своими шариками еще разочек.
Он умный, "вестингауз", и все умеет - вот только чуть-чуть бы побыстрее управлялся...
Артемьев упрятал акт в красную кожаную папку с золоченой застежкой - там уже покоилась добрая дюжина подобных добрых пожеланий - и снял наушник телефона.
- Семенова-второго, - сказал он в раструб, - вызывает Артемьев.
- Слушаю тебя, - настоящим артиллерийским басом отозвался наушник.
- Не в службу, а в дружбу, Вика - у тебя не найдется, куда пристроить с десяток сигнальных торпед?
- По тебе уже потопталась адмиральская комиссия?
- Да. Но ты не ответил...
- Могу помочь только советом. Затолкай их в...
- Гардемарины, молчать!
- Так точно! Нет, Петенька, у меня матросы даже фляги с казенной теперь в кубриках держат - погреба забиты так, что не закрываются. Тройной боекомплект, шутка ли?
- А вот помнишь, когда к Сириусу-два ходили - у нас были навесные торпедные аппараты? Потом их сняли - но хоть что-то же осталось?
- Ничего не осталось.
- Ты эта точно знаешь?
- Точно.
- Ну, спасибо, Вика. У тебя комиссия завтра?
- Да, в семь утра.
- С Богом!
- Не расстраивайся. Ты же знаешь - они всегда городят напоследок, когда уже ничего не успеть сделать. Себе задницу прикрывают: предупреждали, мол...
- Да понимаю я... - с тоской сказал Артемьев и повесил наушник.
Наверное, Семенов прав: когда ничего успеть нельзя, да и не слишком обязательно успевать - лучше не делать судорожных движений... но рука сама сняла наушник, а губы произнесли:
- Фон Корфа. Вызывает Артемьев.
- Слушаю, Петя. Что у тебя? - голос фон Корфа был чуть живой.
- Яшенька, дело на сто тысяч: надо найти место для десятка сигнальных торпед. Пожелания адмиральской комиссии.
- Поднимаю... Они, пеньки трухлявые, пожелания пишут, а мы - летай... десять не получится, а для шести место есть - но на броне. Тебя устроит на броне?
- Меня, Яшенька, все сегодня устроит - хоть на буксире.
- Тогда сделаем так: в семнадцать ровно встретимся у четвертого шлюза. Или я сам приду, или Иртюга мой придет - ты ведь его знаешь? Покажем, где крепить и куда кабелюшечки тянуть - прочее, понятно, за тобой.
- С меня коньяк, барон.
- Сочтемся...
Сделано! Хоть что-то - сделано! Раз уж Яшка баран фон Корф прикладает руку - сделано. Трезвый и деловой барон - офицер что надо, но убереги нас, Боже, от фон Корфа пьяного...
И тут - неожиданно, не вовремя - грохнули колокола громкого боя, и голос старшего офицера крейсера Григоровича раскатился:
- Господам офицерам, свободным от вахт, собраться в кают-компании срочно!
Два часа на подбор хвостов! Взлет по тревоге - потому что где-то за орбитой Цербера патрульный миноносец засек новую комету!
Не нелепо ли?
Не лепо ли ны бяшеть братие...
- Повезло тебе, Вика, - сказал Артемьев, непочтительно обгоняя в коридоре Семенова-второго, кавторанга. - Накрылась комиссия.
- Вряд ли сие достойно радости, Петенька, - сказал Семенов. Не нравится мне все это.
- Странновато, - согласился Артемьев.
- Я многое могу понять, - продолжал Семенов, - но когда матросы узнают все на сутки раньше офицеров, когда капитан выдает лишь официальную версию... не понимаю.
- Подожди. О чем это ты?
- Вот видишь. После оглашения приказа командир боевой части так ничего и не знает... По порядку; подходит ко мне вчера боцман Авдеюшкин и задает вопрос: что я думаю по поводу желтых человечков: побьем мы их иль как? Я, понятно, отвечаю, что надо вовремя опохмеляться, благо, казенная всегда под рукой имеется. Он на меня смотрит с жалостью, равно как отец Василий на еврея, и говорит: я, мол, думал, вы уже все знаете: тревога объявлена, и вылет завтра в восемнадцать ноль-ноль...
- Да ты что? - изумился Артемьев.
- Матросский телеграф. Так вот, дальше: согласно тому же телеграфу, два миноносца пошли встречать комету - и один из них исчез, Гремящий . А на втором с командой что-то непонятное приключилось. А днем позже на базу Тритон нападение было, и один корабль зенитчики сбили... Хлопнулся он несильно, и когда посмотрели - сидят в нем мертвенькие желтые человечки...
- Вика, ты не?..
- Серьезен, как никогда. И еще одно: первоначально старт был намечен на полдень, но отложен, поскольку ждали кого-то из Петербурга. Как раз перед собранием мои дальномерщики доложили: к шестому пирсу подошел катер, судя по траектории, с Земли.
- Странно все это, Вика.
- Да уж куда страннее...
Они расстались: Семенов шагнул на трап, ведущий в центральный пост, а Артемьеву был путь в самое сердце корабля, к вестингаузу , хронофагу и прочим чудесам инженерной мысли. Можно было остаться в движущемся коридоре, доехать до парад-палубы, а оттуда лифтам спуститься в БЧ-4. Но был и другой путь: через корабельную церковь и первое машинное отделение - простыми трапами. Так было ближе и почему-то казалось естественнее.
Подгоняемые боцманом, куда-то пронеслись два десятка матросов палубной команды. Пел рожок. Артемьев присел на корточки и приложил ладонь к палубе. Сквозь силикет покрытия проникала нервная неровная вибрация: начали разгоняться генераторы защитительного поля.
Защитительным поле именовалось с очень большим походом, поскольку защищало не от торпед или лучевых залпов, а всего лишь от раннего обнаружения. Что ж, неплохо и это: идти в полет клочком тьмы, поглощая почти все виды излучения и испуская одно тепло...
В церкви было пусто и пахло не ладаном, а йодом. На рундуке, хранящем носилки и перевязочные пакеты, сидели отец Василий и доктор Шапиро и о чем-то тихо беседовали. Если будет бой, безнадежных раненых и убитых будут сносить сюда - лазарет тесен... Перекрестившись, Артемьев направился к дальнему люку, ведущему в первое машинное, но его заметили и окликнули:
- Петр Игнатьевич! Вы не очень спешите?
Отец Василий, маленький и сухой, уже встал и почти бежал навстречу ему. Доктор, напротив, высокий и полный, тоже поднялся, но пока еще не решил, делать ему шаг или остаться на месте. Доктор был невероятно медлителен - за пределами операционной комнаты. Там он преображался...
- Петр Игнатьевич, дорогой, вы знаете хоть что-нибудь наверное?
Артемьев покачал головой:
- Нет.
- Вы так говорите, потому что вам велено молчать - или?..
- Я действительно ничего не знаю.
- Как же так может быть? Зачем скрывать то, о чем шумят по всему Артуру?
- Совершеннейшая нелепость, - объявил доктор.
- Согласен с вами, - кивнул Артемьев. - Извините, мне надо еще многое успеть до старта.
В недрах первого машинного под мягко шипящими гидронасосами он столкнулся с Тиграняном, механиком,
- Пассажиров, слушай, берем! - разводя руками, сказал Тигранян. - Профэссара! Афицэры! Две женщн, слушай! В мой каюта, не куда-нибудь... Возьми меня, а?
- Какой разговор, Рубен! Приходи. Ты же знаешь, тебе я всегда рад.
- Ты знаишш правду? - страшным шепотом спросил Тигранян.
- Нет, - покачал головой Артемьев.
- Я тож нет, - погрустнел Тигранян. - Никто не знает. Афицэры не знают, вах! Матросы знают... Я приду.
Все. По длинному полуспиральнаму трапу в обход шахты планетарного двигателя - на первую палубу. Ниже теперь только термопоглотители, узкие туннели хронофага и нейтридная тепловая броня - на случай вхождения в атмосферу. И вот, наконец, отсек БЧ-4, пахнет озоном и абрикосовым маслом, и мичман Сайко вскакивает с крутящегося стула:
- Ваше превосходительство, на посту без происшествий!
- Вольно, мичман. Продолжайте...
И - дальше, к вестингаузу . Мичмана и лейтенанты обслуживают его, и здесь уже - без церемоний. Этим можно: у кого корпус, у кого университет за плечами. Махнул рукой и прошел к хронофагу.
Сердце крейсера. Без него - едва ли до Юпитера можно добраться. С ним - и сто парсеков не предел. Скорость света непреодолима? И не надо - зачем ломиться, как кабан по плавням? Хитрая машина хронофаг каждую миллисекунду возвращает весь корабль на эту же самую миллисекунду назад, в прошлое. И - все! Ну, не совсем на эту - до девятой девятки. Что в результате? Скорость исчисляется как путь, деленный на время - так? А если время в этой дроби величина, стремящаяся к нулю и лишь чуть-чуть его не достигающая?
Вот вам и получается тысячекратная сверхсветовая - при реальной скорости отрыва от Луны! Никто так, конечно, не летает. Во-первых, хронофаг перенапрягать опасно, а во-вторых, на такой скорости так и будешь кружиться вокруг Солнца, от Земли не слишком удаляясь - законам тяготения нет дела до того, как течет время на борту небесного тела. Потому и идет разгон до реальных двухсот пятидесяти миль в секунду - чтобы обрести путевую остойчивость и не слишком девиировать в гравитационных полях планет и звезд...
Пятнадцать лет прошло с тех пор, как мальчик Петенька Артемьев, прочитав брошюрку из Популярной Энциклопедии , понял вдруг все великолепие этого прибора, тогда еще опытного, опасного в пользовании и капризного - и воспламенился душою. Все, что делал он потом, было лишь шагами к счастливому мигу, когда он, гардемарин, коснулся кончиками пальцев пульта хронофага эсминца Казак ... И до сих пор не избыло в нем это чувство, став зрелым, спокойным - но по-прежнему возвышенным и светлым.
В рубке кругового наблюдения была, как и положено, темно. Сведенные в сферу экраны визоров пересекались оранжевыми и зелеными координатными линиями, и только эта мешало возникнуть иллюзии, что вокруг - реальное пространство, а внизу - лунная поверхность, проплывающая удивительно быстро: орбита Артура выдерживалась на высоте сорока миль. Земля всходила по курсу... Варяга сейчас как бы и не было, но если нажать вот этот клавиш - призрачное его изображение повиснет здесь, между сидящими у пультов офицерами: похожий на огромный (шестьсот сажень от форштевня до среза дюз) зазубренный наконечник копья корпус с множеством орудийных башенок, башен, крышек люков и створов шлюзов, с высоким мостиком, откинутым назад и подчеркивающим стремительность форм корабля.
Сейчас, в походном положении, все спрятано; по сигналу тревоги башни приподнимаются, а некоторые свешиваются на спонсонах за борт, барабанные станки торпедных аппаратов вываливаются на пантографических или телескопических кронштейнах, тут же начинают вращаться, нащупывая в небе противника - готовые достать его за восемьсот миллионов миль сорокатонной чушкой, несущей заряд достаточный, чтобы растопить весь лед Гренландии.
И катера, торпедные и артиллерийские, замелькают на посадочной палубе...
Если прозвучит сигнал тревоги...
Прозвучит ли? Что вообще происходит?
От пирса ушли мягко, почти незаметно, и шли с ускорением в четверть земного, слегка переменив вектор искусственного тяготения - так что на палубе ускорения этого было почти не заметно. Хронофаг включать команды не было, из чего Артемьев заключил: капитан и те, кого ждали, к какому-то решению все еще не пришли. Или - ждут сообщений. Или - еще что-то... В двадцать один сорок заместитель его, старший лейтенант Лубенский, граф Павлуша, сделав каменное лицо, подошел и, кинув ладонь к козырьку, отрезал:
- Ваше превосходительство господин командир боевой части, смею заметить, что время вашей вахты истекло более полутора часов назад. Петр Игнатьевич, отдохните вы, наконец! Сколько можно!
- Отдаю должное вашей правоте, граф, - кивнул Артемьев. Потом не удержался и улыбнулся. - Ладно, Павлуша, управляйтесь пока без меня - чую, до утра ничего важного не состоится.
В каюте - странно! - пахло чужим, и Артемьев, включив свет, увидел его, чужого: в кресле спал, вытянув ноги, незнакомый офицер со звездами капитан-лейтенанта, но - со светло-голу5ым шевроном. Палубная авиация? Нет, у тех еще пропеллер... Никогда таких шевронов не видел...
Почувствовав свет, незнакомец сначала крепко зажмурился, и только потом осторожно открыл глаза. Тут же встал - легко и упруго (не с Луны, значит; с Земли) - и протянул руку.
- Извините за невольное вторжение - вселили. Стааль, по имени - Михаил Борисович. Контрразведка флота.
- Ах, вот что это за шеврон, - сказал Артемьев и протянутую руку пожал. Хорошая рука: сухая и быстрая. И лицо хорошее. Только глаза слишком уж светлые. Буквально - цвета снятого молока. - Артемьев, Петр Игнатьевич. Старлей-армянин сюда не заглядывал?
- Да как вам сказать... Тут неловкость вышла: он уже был здесь, когда меня привели. И Григорович ваш приказал ему перейти, а вот куда - я не запомнил. Мне показалось, он обиделся. Ваш друг?
- Да, и его уже перед этим выселили из его собственной каюты... Давайте вот что: давайте коньяку выпьем. За знакомство - а заодно мне расслабиться надо.
- Согласен. Только коньяк мой. Из-за меня вы терпите стеснение...
- У меня, между прочим, Бисквит .
- А у меня... - контрразведчик быстро оглянулся: не подслушивают ли? - У меня Эрзрум выделки восемьсот шестьдесят третьего года! Из погребов... - и он многозначительно ткнул пальцем вверх.
- Вас так снабжают?
- Если бы. Не поверите - почти украл. Но даже если бы не почти - все равно не стыдился бы. Тем более что государю нельзя ничего, кроме водки и шампанского.
С этими словами он раскрыл походный погребец и достал толстую, черного стекла бутылку с осургученной пробкой.
- В таких, наверное, держали джинов, - усмехнулся Артемьев.
- Нет, - вполне серьезно ответил контрразведчик, - для джинов нужна раза в три больше - и из цельного хрусталя. Штопор есть?
Пробка вздохнула - и почти видимый аромат растекся по каюте.
- Божественно, - сказал Артемьев. - Ну, что - за знакомство?
- На ты и по именам, - предложил контрразведчик.
- Годится. Э-э... Миша... не можешь ли ты мне теперь, но знакомству, сказать, что за катавасия происходит и... вообще?
- Давай еще по наперстку, и медленно, а потом я попытаюсь что-то объяснить. Только боюсь - ты или не поверишь, или решишь, что я издевочки строю... Сначала я тебе скажу честно одну вещь: никто ничего не понимает. Теперь давай посидим тихо, и ты попробуй к этой мысли привыкнуть...
Посидели тихо. Коньяк был прекрасен и самодостаточен. Потом Стааль сказал:
- Первые ласточки запорхали с месяц назад. Тогда, конечно никто не думал, что это ласточки - только сейчас мы умные стали. Ну, мелкие противоречия в сообщениях, несовпадения того-то с тем-то... бывает. Потом - обвалом пошли... Взять эти миноносцы. По первому рапорту с базы Цербер, отправилось их в дозор два: Гремящий и Грозный . Потом вообще каша пошла: будто с десяти кораблей сообщения поступают, и везде все по-разному происходит. Наконец, успокоилось, вошло в колею - и что? Возвращается один корабль - Грозный ! А где Гремящий ? И тут в ответ: какой такой Гремящий ? Не было никакого Гремящего ! Мы в реестр - и в самом деле, нет в реестре такого корабля! На Цербере никто не знает про Гремящий , в адмиралтействе кто-то знает, кто-то нет, из реестра корабль исчез - как корова языком слизнула. Бред, правда? И с базой Тритон - тоже темень непроглядная. Вот если бы не было черным по белому в телеграммах зафиксировано: был Гремящий ! Было нападение на базу! - сам решил бы, что умом повреждаюсь...
- Вот, значит, зачем мы идем... - протянул Артемьев.
- Да. На пробу. Можа, волку в пасть, можа, так пропасть.
- Весело... Ладно, Миша, закупоривай пока сию драгоценность, а то тряхнет ненароком - и давай поспим, пока дают."
2.
Генерал-адмирал Брыжейко
- Ваше высокопревосходительство, - послышался за спиной голос вестового.
Гавриил Ардалионович обернулся, принял с серебряного подноса высокую рюмку, запрокинул ее и не почувствовал никакого вкуса.
- Померанцевая с микроэлементами, как Варвара Павловна распорядились, - ответил вестовой на немой вопрос. Вестовый был генерал-адмиралу ровесник, сделался рассеян, во в отставку никак не уходил, а про вольную не хотел и слышать.
- Из ума выживаешь, Спиридон, - сказал Брыжейко. - Разве же это померанцевая?
Спиридон озабоченно взял рюмку, капнул на палец и попробовал.
- Да уж не калгановая, - предерзко сказал он.
Через час древняя пушка на кронверке Петропавловки отметит полдень, и придется, хочешь не хочешь, идти на заседание адмиралтейств-совета. И что сказать?
- Ступай, голубчик, - махнул он рукой. Вестовой пошел прочь, но с первого захода в дверь не попал - сказывались годы.
Да, пора им со Спиридоном на покой. Но как они с Варенькой даже и на адмиральский пенсион станут содержать этакую ораву крепостных? Грехи наши тяжкие...
Гавриил Ардалионович грустно усмехнулся. Мечталось ли им со Спиридоном о том, что доживут до глубокой старости в тот солнечный день, когда торпедный катер Князь Мстислав Удалой , один-одинешенек, опытный образец - помчался навстречу объединенной англо-франко-турецкой эскадре? Думал ли кто, что через несколько минут в живых останутся только русские моряки, а гордые сыны Альбиона, наглые французы я свирепые турки поэкипажно отправятся кормить рыбу? Командира катера лейтенанта Изыльметьева долго потом поливала помоями европейская пресса за жестокость - но много ли утопающих возьмет на борт этакая скорлупка, даже и без боезапаса. Да и кто мог поверить, что каждая торпеда будет прошивать за раз по пять-шесть корпусов вражеских фрегатов? Что огнеметы годятся не только для фейерверков? Что гранаты с фосгеном... Генерал-адмирал непроизвольно закашлялся.
Зато в тот день Россия показала Европе, что такое НАСТОЯЩИЙ УЖАС. Ужас, перед коим померкли не столь уж давнее усмирение поляков, венгров и прочей революционной братии. Померкли, ибо столкнулся враг не с бессчетный армией, а всего-навсего с десятком смертников. Не помогли новомодные штуцеры. Да и что штуцер против пулемета?
Вскоре после этой славной победы государь занемог, а перед смертью, как известно, говорил цесаревичу: Сдаю тебе команду в полном порядке. Смотри же, чтобы не было нужды русскому солдату ступать на чужую землю!
Нужды и не было. Да и зачем гонять солдатиков, пусть даже и не пешим порожком, а на грузовиках, когда одна-единственная ракета класса Пересвет может стереть с лица земли хоть Шенбрукйскии дворец, хоть Букингемский, а с носителем Ослябя долетит и до самого Вашингтона или Сиднея?
У молодого же мичмана Брыжейки служба куда как залупилась, и не пораскинь он мозгами как следует, до сих пор бороздил бы моря или глубины морские на прогулочных крейсерах и броненосцах. Но свежеиспеченный лейтенант как-то очень быстро сообразил, что флот-то, в сущности, уже не нужен...
Шальные, безумные дни царствования Александра Николаевича… Самолеты перестали катать барышень и подняли в воздух все те же бомбы и ракеты. Но все посты и должности в авиации быстро прибрала к рукам оставшаяся не у дел кавалерия... Драгунский ордена Андрея Первозванного ночной бомбардировочный ... Кирасирский Павловский воздушный полк быстрого реагирования ... Кубанская летучая сотня особого назначения ... О севастопольских героях как-то быстро забыли, чествовали рыцарей воздуха . Впору было уйти в отставку и спиться, кабы не висели тяжким грузом на каперанге Брыжейко десять тысяч крепостных душ, коих по Государеву указу, составленному прекраснодушным Лорис-Меликовым, надлежало содержать, кормить и, дабы не бунтовали, поить... Обложившая весь мир контрибуциями Российская Империя была в состоянии позволить себе некоторую роскошь. Государство не нуждалось в таком количестве земледельцев: немцы Поволжья и казаки, негодные к воздухоплавательной службе по причине вестибулярной недостаточности, исправно снабжали державу хлебом, латыши и прочая чухна белоглазая на новеньких сейнерах и траулерах вылавливала такую пропасть рыбы, что глаза лезли на лоб, а последние забулдыги в обжорках заливали жажду недорогими сортами Абрау-Дюрсо ...
Но мужик оставался мужиком - чуя слабину, он наглел, борзел и никаких работ исполнять не хотел вовсе. Антип, голубчик, а давай мы твоего младшенького учиться к англичанам пошлем, в самый что ни на есть Кембридж с Оксфордом? Он ведь у тебя грамотный - вон чего на фронтоне усадьбы написал, до сих пор перед Юсуповыми совестно... - Нет, вашсиятство, уволь, наше дело темное, крестьянское, ты ему лучше морфию десять упаковок подари да шприц немецький...
Гавриил Ардалионович стоически нес свой крест, все жалованье исправно отсылал супруге, кормившей проглотов. Эх, батожками-то давно бы им ума вложили, да за телесными наказаниями строго следит департамент особый во главе с сердобольным выблядком Герценом...
Брыжейко терпел, а иные терпеть не захотели, подстерегли Государя на прогулке в Летнем саду да и швырнули ему под ножки противопехотную мину- лягушку ... И все ведь первые фамилии, Рюриковичи!
Ах, когда же это все началось, с чего пошли величие да беда Святой Руси? Не с того ли дня, когда покойный и обожаемый Николай Павлович в памятном декабре 1825 собрал арестованных заговорщиков в Малахитовом зале Зимнего, вышел к ним без охраны и гаркнул: Вам перемен надо? Либерте, эгалите? Чтобы вот так, разом? А не желаете ли, господа робеспьеры, по департаментам разойтись, по медвежьим углам проехаться, поднять Россию из дикости, в какой доднесь пребываем? Я бы и сам так-то рад - со знаменем и на баррикады! Только для вас это баррикады, а для меня - мусор, проезду мешающий. Вот мусор-то вы, герои, и разгребайте! После сих слов по манию государя выскочили из коридора драбанты и вручили каждому из рыдающих от царского великодушия мятежников по символической метелке. И ведь помогло! Год спустя вернулся из далекой Читы князь Сергей Григорьевич Волконский, помолодевший, в бороде, привез полный и экономически обоснованный проект Транссибирской магистрали, зафырчали паровые еще бульдозеры, и в три года, всему миру на диво и посрамление.... Как это у Некрасова:
Труд этот, Ваня, был страшно громаден,
Тут убоялся б и бес...
В мире есть царь, он велик и отраден,
Имя ему есть - Прогресс! ''
( продолжение)
Морозник это отличное декоративное растение. Если вы хотите для своего сада Морозник купить, причём с гарантией (это значит что у вас вырастет именно морозник, а не что либо ещё) то переходите по ссылке.
Если вы действительно хотите сэкономить на оплате электроэнергии то вам давно уже пора переходить на энергосберегающие лампы. По этой ссылке вы найдёте сайт компании на котором вы сможете приобрести такие лампы по очень привлекательной цене.
Тех кого интересуют международные автомобильные грузоперевозки приглашаю посетить сайт транспортной биржи «ТРАНС». Ознакомившись с возможностями этого ресурса в плане быстрого поиска партнёров на перевозку. Я думаю, вы им будете пользоваться в дальнейшем всегда.
