ББПЕ в мире полудня
Извините, я опять про Стругацких. Вспоминал тут когда "Жука в муравейнике" - вспомнил, что не перечитывал его, когда Стргцк перечитывал - решил наверстать.
Таки увидел кое-что новое - даже вот не знаю, может. в моём детгизовском издании это было выцензурено?
(в предыдущей части трилогии К. цензура же выступила в смешном качестве: например, велела, чтобы главгерой Каммерер не смел забывать имени Гитлера. Кстати, в изначальном тексте и Каммерер и Сикорски были русскими, но цензоры так боялись аллюзий на совок, что велели из русских их выписать, тоже смешно тащемта. И Комитет галактической безопасности велели переименовать, хотя всё сплошь положительные по задумке персонажи и институции).
например, такая рефлексия относительно этических проблем у прогрессоров:
Я прекрасно помню это видение мира, когда любой носитель разума априорно воспринимается как существо, этически равное тебе, когда невозможна сама постановка вопроса, хуже он тебя или лучше, даже если его этика и мораль отличаются от твоей… И тут мало теоретической подготовки, недостаточно модельного кондиционирования - надо самому пройти через сумерки морали, увидеть кое-что собственными глазами, как следует опалить собственную шкуру и накопить не один десяток тошных воспоминаний, чтобы понять наконец, и даже не просто понять, а вплавить в мировоззрение эту некогда тривиальнейшую мысль: да, существуют на свете носители разума, которые гораздо, значительно хуже тебя, каким бы ты ни был…
отакота
понятно, что Стругацкие 100500 раз со всех сторон в своих книжках обсосали именно этические проблемы прогрессорства и, собстно, половина их что хотел сказать автор состоит в том, что не всё так однозначно и контакт с инопланетянами чреват кучей этических проблем, вот, например, таких и сяких.
Ну и, типа, нельзя путать позицию лирического героя с авторской, хорошо. Однако, Каммерер в книге - безусловно положительный персонаж и читателю придётся постараться, чтобы его опровергнуть в сердце своём. С идеями, неприятными авторам, Стругацкие обычно не церемонятся, вкладывают их в уста неприятных персонажей и/или до конца книжки проводят сеанс разоблачения.
Идём дальше. Вот история юношеской любви в коммунарском интернате по воспитанию людей полудня (и позже):
…Он лупил ее - ого, еще как! Стоило ей поднять хвост, как он выдавал ей по первое число. Ему было наплевать, что она девчонка и младше его на три года, - она принадлежала ему, и точка. Она была его вещью, его собственной вещью. Стала сразу же, чуть ли не в тот день, когда он увидел ее. <...>
…Это было прекрасно - быть его вещью, потому что он любил ее. Он больше никого и никогда не любил. Только ее. Все остальные были ему безразличны. Они ничего не понимали и не умели понять. <...>
…Дура, дура! Сначала все было так хорошо, а потом она подросла и вздумала освободиться. Она прямо объявила ему, что не желает больше быть его вещью. Он отлупил ее, но она была упряма, она стояла на своем, проклятая дура. Тогда он снова отлупил ее, жестоко и беспощадно, как лупил своих волков, пытавшихся вырваться у него из повиновения. Но она-то была не волк, она была упрямее всех его волков вместе взятых. И тогда он выхватил из-за пояса свой нож, который самолично выточил из кости, найденной в лесу, и с бешеной улыбкой медленно и страшно вспорол себе руку от кисти до локтя. Он стоял перед ней с бешеной улыбкой, кровь хлестала у него из руки, как вода из крана, и он спросил: «А теперь?» И он еще не успел повалиться, как она поняла, что он был прав. Был прав всегда, с самого начала. Но она, дура, дура, дура, так и не захотела признать этого…
…А в последний его год, когда она вернулась с каникул, ничего уже не было. Что-то случилось. Наверное, они уже взяли его в свои руки. Или узнали обо всем и, конечно же, ужаснулись, идиоты. Проклятые разумные кретины. Он посмотрел сквозь нее и отвернулся. И больше уже не смотрел на нее. Она перестала существовать для него, как и все остальные. Он утратил свою вещь и примирился с потерей. А когда он снова вспомнил о ней, все уже было по-другому. <...> Он писал ей, она не отвечала. Он звал ее, она не откликалась. А надо было ему не писать и не звать, а приехать самому и отлупить, как встарь, и тогда все, может быть, стало бы по-прежнему. - "перверзный нарцисс и его собственность", написали бы сейчас даже не в радфемных, а в поп-психологических жюрналиках для домохозяек - и ворох советов, как выйти из отношений, пройти психотерапию и, желательно, подать в суд. Но в книжке такого нет.
Опять же, тут как бы пересказ прямой речи Её (Майя Глумова, дистиллировано положительный персонаж, продолжает Его любить и бегает с ним трахаться по первому требованию), всё можно списать на идею, что и при коммунизме половые страсти останутся страстями, ок (в конце-концов, как мы помним, у другого "подкидыша", Корнея Яшмаа, тоже с семейной жизнью было сложно - это, кст, один из косяков сюжета, что, так боясь их ("подкидышам" не разрешали даже жить на земле), человечество позволяло им вступать в отношения и рожать детей). Но любопытно, что никакая недопустимость таких отношений никак не рефлексируется ни рассказчицей, ни слушателем (=читателем), Каммерером - тот даже не позволяет себе никаких ремарок. Партнёр Глумовой, кст, Абалкин - тоже призван вызывать читательскую симпатию, несмотря на открытый финал в смысле, агент он или не агент злых инопланетян (а постфактум БСтругацкий с него полуавторской волей всякую тень подозрений снимал: "Абалкин был самым обыкновенным человеком. Никакой «программы» не было. Дотянись он до детонатора, ничего бы особенного не произошло. Абалкин не был автоматом Странников, он оказался жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств")
кстати, когда Абалкин приходит к своему учителю и начинает ему говорить какие-то дерзости, "Потрясенный старик ... закатил, естественно, своему бывшему ученику оплеуху. Приведя его таким образом в подобающее состояние молчания и внимания, он спокойно объяснил ему..." итп. То есть, и так тоже можно и естественно в мире П., запомним.
Если же вспомнить, что лесбосепаратизм Стругацкие предсказали довольно похоже, но Боевые подруги, безусловно, несимпатичные персонажи "Улитки...", которым лирический герой "Леса" в финале объявляет фактически войну, произнося вполне менрайтовский монолог - становится ясно, короче, что "розовый коммунизм" Стругацких никак не соответствует текущему Zeitgeistу и культуры отмены всё стругацкое наследие в случае чего не переживёт.
*да, ещё: понял, что одним из слоёв "Жука..." (как и "Волн...", но там в меньшей степени) является месседж, что как бы вы не строили коммунизм, братство народов, помощь отсталым планетам итп - тайная полиция у вас всё равно будет, её не может не быть (глава про встречу Странника и Бромберга в музее)
век живи век учись
офф-топы
все умерли - Ларри Флинт, художник Сотов, Анна Каст. Печально же.
(кстати, https://naivemuseum.in.ua/ -- онлайн-Музей Наивного искусства via)
+++
основное требование мероприятия - бесплатно выдавать мужчинам еду с пальмовым маслом, чтобы победить мужскую смертность. Организация считает пальмовое масло источником полезных жиров.
+++
Олегу Приходько дали пять лет. Сволочи.
(
Comments |Comment on this)