Что это было, Бэрримор?
Что это было? Этим вопросом принято задаваться на очередную годовщину событий августа 1991 года. Не будем изменять традиции - тем более, что внятного, понятного ответа этот вопрос так и не получил.
Итак, что это было? Путч, попытка государственного переворота? Фарс, разыгранный спектакль? Перехват власти новыми элитами, воспользовавшимися неудачными действиями старых?
Чтобы если не понять - истинных намерений главных фигурантов тех событий, полагаю, никто не раскроет никогда, - то хотя бы приблизиться к пониманию того, что это было, необходимо проанализировать весь ход историю вокруг недолгого, но на редкость разрушительного правления Михаила Горбачёва.
Какой он застал власть и страну, встав во главе СССР в 1985 году?
Первое: было очевидно, что экономическая модель, унаследованная от Хрущёва работать перестала от слова вообще. Там, где хозяйством можно было управлять приказами и пинками - нефте- и газодобыча, крупные заводы, комбинаты и стройки, ВПК, атом, космос, железные дороги, - это хозяйство управлялось. Об эффективности можно спорить, но с надёжностью и долговременностью службы созданного таким образом можно судить хотя бы по тому, что до сих оно служит фундаментом современной российской экономики.
Газпром сегодня хорошо и очень полезно двигается на Север и что он творит с Ямалом вызывает искреннее восхищение. Однако базой его - и нефтяников - остаётся Западная Сибирь, добывающий потенциал которой создали романтики 70-х. Не они одни, конечно, и даже не столько они, сколько вполне организованные контингенты специалистов, - но памятник тем романтикам вполне справедливо стоит сегодня возле Салехарда.
Росатом, при всём великолепии управляющей им команды во главе с Кириенко, тоже обеими ногами стоит в 70-х годах, когда были выстроены основные мощности советской атомной промышленности. Более того, именно тот научный и технологический потенциал спас Россию от невидимой, но разрушительной "руки рынка", когда экономические принципы базара либеральные реформаторы эпохи Ельцина попытались применить в тотальном порядке. Именно высокотехнологичность, сложность и организованность атомной отрасли стали тем волноломом, о который разбился либеральный тоталитаризм. Атомные реакторы - не помидоры: их "выращивает" настолько сложная и комплексная структура, что сразу на десяток прилавков, чтобы конкурировали, их не выбросишь.
Военно-промышленный комплекс, хоть и перешёл частично на сковородки, тоже не мог быть полностью "орыночен" примерно по тем же причинам. Наличие армии, а у армии техники требовало её обслуживания, причём настолько многослойного и комплексного, что люди с Закавказья с их неподражаемым произношением "Ай, дорогой!" никак не могли бы заместить налаженные технологические цепочки.
Словом, в базисе своём советская экономика вполне работала, да так, что и на сегодня ещё её потенциала хватает. Но вот всё, что выше, всё, где она должна была растекаться миллионами тонких ручейков благ, доступных гражданам - да тем же романтикам! - в быту, к середине 80-х практически не работало. Причин тому и тогдашние экономисты-аналитики, и их последователи назвали много, не будем на этом останавливаться. Основная - в отсутствии именно рынка. Никита Хрущёв не зря некоторыми историками подозревается в скрытом троцкизме: ему настолько быстро хотелось в коммунизм, что, как говорилось в старом советском анекдоте, "скот за семимильными шагами не поспевал". Остававшаяся от Сталина многоукладность экономики, с личными хозяйствами, артелями, даже частными фабричками, была ликвидирована. А всё народное хозяйство вздёрнуто на ходули, к тому же криво вытесанные по лекалам стремительно устаревающей идеологии. На них оно и качалось от пятилетки к пятилетке и от реформы к реформе и все 18 лет правления Брежнева. Ибо у него тоже - "Ветер века, ветер истории надувает паруса корабля социализма, и наш корабль движется всё дальше, вперёд, к сияющим вершинам коммунизма!"…
Дефицит всего, что потребно населению, стал нормою. В деревнях и посёлках городского типа уже к середине 70-х масло стало роскошью, и его заменяли маргарином. К концу 70-х почти опустели прилавки магазинов в городах, к середине 80-х - и в столицах.
И вот тут мы подходим к главному.
Одной из важнейших причин тотальных дефицитов стала уродливая система советской торговли. Как нельзя внедрить рынок в атомное производство, так нельзя его ликвидировать в торговле и быту. Физически продуктов почти хватало - мы и сегодня по некоторым позициям не достигаем тех объёмов сельскохозяйственного производства, что было во времена СССР. Но можно ли было рассчитывать -хотя бы и с угрозой расстрела, кстати, иногда воплощавшейся, - что наличие под контролем дефицитных товарных позиций не приведёт к попыткам заработать на этом кое-что позначительнее маленькой зарплаты продавца или завмага?
Конечно, нет. И торговля стала одной из главных мастерских по выделке дефицитов. Ну, например, самая распространённая схема. Мандарины поступили в магазин. На прилавок их не выкладывают, а сначала несколько дней осчастливливают ими с заднего хода людей нужных ("ты мне - я тебе"), полезных ("сынок у меня к вам поступить хочет") и просто готовых заплатить выше магазинной цены. И лишь когда весь этот контингент удовлетворён, а мандарины начали подгнивать, их - воистину! - выбрасывают простым гражданам…
Но эти же схемы действовали по всему народному хозяйству! И к приходу Горбачёва к власти на товарных потоках уже долго сидело достаточно много профессиональных людей, которые всею своею массою, осознанно и нет, но устремлялись в рынок.
Таким образом, Горбачёв принял из брежневской эпохи не одну, а две страны. Страну атомщиков, военных, учёных и романтиков - и страну торговцев, рыночников, цеховиков, мелкооптовых производственников. И обслуживающих вторую страну коррупционеров. И слившееся со второй страной население. Ибо какую бы ты реакторную сталь не выплавил за смену, а вечером хочется покушать что-нибудь повкуснее консервированной кильки в томате. И какой ни будь ты романтик, а и тебе неясно, что такого сложного или идейно вредного в джинсах, что покупать ты их вынужден у спекулянта за половину месячной зарплаты…
Собственно, вот отсюда, из этой долгой преамбулы, и всё объяснение двойственности политики Горбачёва, как и двойственности путча 19 - 21 августа. Ему и его команде надо было примирить непримиримое: "тяжёлую" экономику, к тому же не знавшую денег, а производящую расчёты по спущенным сверху и подчас самым фантастическим расценкам, - и экономику бытовую, давно уже подпольно рыночную, но из-за той самой подпольности искажённую дичайшими перекосами.
Пустить рынок в первую экономику? Такие попытки начались. Точнее, продолжились, если вспомнить реформы Косыгина, попытки хозрасчёта в 70-е, неосуществлённые намерения Андропова. Тогда мешал марксизм; Горбачёв от него негласно отказался, но тем не менее внедрение хозрасчёта в промышленности из-за его личной половинчатости и слабой опоры в политбюро практически не удалось. Впрочем, как минимум одно яркое исключение работает и до сего дня: крупнейшая в мире наша газовая компания - "национальное достояние" - родилась в 1989 году из Министерства газовой промышленности СССР, которое незабвенный Виктор Степанович Черномырдин сумел поставить хозрасчётные рельсы.
Легализовать рынок во "второй" экономике? Да, конечно. И появились кооперативы. И тут же все хозяйственники взвыли: кооперативы в массе своей устремились не на обслуживание населения по рыночным правилам, а туда, где водились по-настоящему громадные деньги. То есть в "первую" экономику, где принялись обналичивать безналичные фонды и переводить миллионы и миллиарды во "вторую". Которую они и обрушили окончательно.
Что оставалось делать Михаилу Горбачёву, даже будь он гением самого добронамеренного измерения? Да ничего! Это был экономический цугцванг, когда любое решение ухудшало ситуацию. Надо было решаться похоронить социализм окончательно и объединять обе экономики.
Но в таком случае ключевым становился вопрос о принципах, на которых это объединение могло осуществиться. То есть: либо народное хозяйство вернуть к принципам тяжёлой промышленности - максимум с широким хозрасчётом, - либо полностью выпустить на волю рыночного джинна.
Первый вариант с неизбежностью приводил к экономической диктатуре хрущёвского типа, причём без всяких гарантий, что кто-то сможет совладать с торговлей и порождаемой ею дефицитами. Либо же такая диктатура должна была воплотиться в террор, выходящий за экономические рамки.
Вспомним: такой вариант в первых приближениях тоже нащупывался: дела азиатские, хлопковые, кубанские, магазинов "Океан", "Елисеевского"… К этому шло при Андропове; и выдвиженец Андропова Горбачёв в какой-то мере продолжил его дело.
За этот вариант в основе своих политических идей и выступил ГКЧП 19 августа 1991 года. Хотя, если рассматривать события непредвзято и во всех их связах, за этот вариант выступил тогда Горбачёв, в обычной своей манере предоставив соратникам запачкаться в грязи, а сам спрятавшись на даче в Форосе. Уверен: чтобы потом, когда порядок будет наведён - как в Баку или Вильнюсе, появиться на сцене вновь весь в белом - как после Баку или Вильнюса…
Второй вариант, рыночный, с тою же неизбежностью приводил к тому, к чему мы все пришли после путча и реформ Гайдара. Всякое регулирование не только "второй", но и "первой" экономики отменялось, предприятия переходили в частную собственность и выживали, как умели. Деньги обеих экономик приводились к общему знаменателю и становились не цифрами в расчётах и отчётах, а реальным финансовым инструментом, население жёстко переводилось в разряд потребителей, которые и должны были оплачивать только полезное им производство. Что при этом будет с "не полезным" производством и, следовательно, с работающим там населением, правительство уж не интересовало. "Невидимая рука рынка" должна была всё отрегулировать.
За этот вариант выступали силы, нашедшие себе временное знамя и вождя в лице Бориса Ельцина. Говоря совсем грубо, это и были потаённые дотоле заправилы и владельцы подпольных производств и торговли, которым пора уже было легализовываться - накопленные капиталы давили. То, что позднее по рынку начали ходить такие деньги, что цеховики и торгаши, не сумевшие вовремя правильно разместить капиталы, стали нищими либо трупами, они тогда не знали.
Кто победил по итогам путча, мы знаем. А вот в экономике победили две основные категории дельцов. Это "красные директора" и - шире - вообще все те, кто управлял чем-то, что в ходе гайдаро-чубайсовских реформ стало крупной собственностью. И частично связанные с ними, а чаще конкурирующие кланы, которым какие-то влиятельные силы передали в ходе более или менее коррупционных или вовсе мошеннических сделок, контроль и право на собственность в сфере природных ресурсов и крупной государственной собственности.
Но вот что это за влиятельные силы, которые позволяли никому дотоле не известному молодому человеку приходить в правительство на пост вице-премьера, устанавливать правила залогового аукциона, получать средства из бюджета, выигрывать с ними тот аукцион, после чего уходить из правительства миллиардером и владельцем мирового значения производства… - что это за силы, до сих пор так никто и не узнал. За исключением, понятно, их самих.
А ведь это именно они выиграли в том путче…
Вот что это было, сэр…