Посмотреть на Яндекс.Фотках
В полпятого в комнате уже горел свет. Мы молча встали, почистили зубы у деревенского
рукомойника, влили в сонное тело живительный монгольский чай с молоком и солью и через
полчаса уже сидели в машине, выруливая на трассу. Нам предстоял 15 часовой прогон
до самого Алтая. Асфальтовая дорога быстро кончилась, и наша хрупкая тойота въехала
на одну из знаменитых монгольских песчано-грунтовых колей, которые пересекают
Монголию во всех направлениях. Говорят, если лететь над Монголией на самолете, то
вся плоскость казалось бы пустых волнистых степей, пустынь и гор испещерена этими
узкими змейками, бегущими во все направления. Какое-то время асфальт продолжался,
но обилие дыр толкало весь автопоток на грунтовые колеи, бешущие паралельно главной
трассе, которая была на разных стадиях строительства до самого Алтая.
Езда по монгольской грунтовке- это особая занимательная, хотя и небезопасная игра,
особенно на машине, предназначенной для езды по японским шоссе, с днищем, которое
по центру стелется всего в 15 сантиметрах от земли. Помимо тысяч ухабин и камней,
способных убить подвеску и пробить шину, водитель должен постоянно следить за высотой
колеи и не в коем случае не допускать, чтобы брюхо машины напоролось на зазор между
колеями, на котором часто встречаются большие камни, скрытые в пыльной траве.
Но мы торопились. Дашням несся вперед, оставляя за собой облака пыли, то появляясь
то исчезая из виду. Мы старались не отставать, но с непривычки даже на 50 км в час,
водитель должен принимать тысячу маленьких решений в минуту, проехать ли глубокую колею
справа или слева, затормозить ли перед бороздой, принять ли камень на колесо или резко
надавить на тормоз. И все равно как бы старательно не ехал человек, рано или поздно
он всегда поймает кочку или камень, вызвав очередной невольный стон остальных пассажиров
и возможную смену шофера. Через пару часов такой езды усталось хоть и не ощущяется
напрямую, но дает о себе знать по сухим глазам, забывающим моргать, по шатающейся
походке, когда каждый раз выходя из машины, кружится голова и как будто бы заново
учишься ходить.
Ландшафт после Уверхангая значительно изменился. Мы ехали почти прямо на запад и справа
от нас выросли каменные гряды гор, чем-то напоминающие скалы Тэрэлча или долину камней
Хампи в Индии, до того странным казались эти нагромождения огромных серых камней на
лишенных растительности бурых склонах. Слева зеленая степь постепенно превращалась в
каменистую плоскую полупустыню. Время от времени можно было наблюдать редкие стада
верблюдов. Через какое-то время мы выехали на огромных карьер, где дорога поворачивала
влево, и где грузовики и различные экскаваторы строили трассу среди долины камней.
Петляя по щебню, останавливаясь и возвращаясь, мы кое-как миновали это странное суровое
место, похожее на древнюю каменоломню, и выехали на плоскую равнину с десятком
паралельных грунтовых дорог, то разбегающихся, то сливающихся вместе. Теперь,
к задаче водителя добавился еще и выбор наименее болезненной колеи.
Где-то к 11 часам утра мы наконец выехали на новый ровный асфальт, и через пятнадцать
минут въехали в аймачный центр Баянхонгора, где закупились водой и едой в супермаркете
и без особых заминок двинули дальше. После Баянхонгора асфальт быстро кончился и наша
маленькая тойота надя опять заскакала по камню, щебню и песку. Мы то и дело менялись
у руля, Тороо тихо спал на заднем сиденье, а остальные пассажиры напряженно следили за
дорогой, давая тысячу полезных и не совсем советов, запоздалых сожалений и стонов,
когда колесо, не спасенное амортизатором и пружиной в очередной раз билось о
металическую основу.
В какой-то момент разморенный полуденным солнцем я вздремнул, а когда открыл глаза,
почувствовал определенную перемену климата. Было очень жарко и пыльно, и вокруг нас
до самого горизонта простиралась абсолютно плоская горячая равнина с мелкими
желто-зелеными пучками травы, редко торчащей среди желтого песка. Мы ехали через
монгольскую Гоби. Я озирался по сторонам, впечатленный этим странным пейзажем, и
было что-то особое в нем, что-то угрожающее в этой бескрайней перегретой плоскости.
Как будто кто-то невидимый шептал нам на ухо, что здесь не место для человека,
и мы давили на газ, спеша как можно быстрее пересечь это пустое раскаленное море.
Машина плавно скользила по песку, выбрасывая на заднее стекло коричневую пелену.
Я всматривался в пустыню, слева на горизонте виднелись призрачные силуэты гор,
по видимому- один из хребтов Алтая. Раскаленный воздух мерцал и создавал причудливые
формы на горизонте, который как будто разделялся, двоился на глазах. В какой-то момент
слева мы отчетливо увидели широкую синюю полосу, как будто огромное озеро разлилось на
горизонте с неровным берегом и заводями. Я спросил у тети, есть ли там вода, но она
хмуро ответила на монгольском, что это мираж.
Наконец мы достигли небольшой группы юрт, ютившейся вдоль дороги с солнечными антенами
и надписями, предлагавшими еду, питье, ночлег и возможность позвонить по спутниковому
телефону. Прямо за юртами извивалась среди песка и камня река, у берегов которой стояли
джипы и автобус, пассажиры которого освежались в ее мутной воде и мыли ноги. Нам еще
предстояло провести много времени у берегов этой реки со странным названием Байдраг,
которого тогда я конечно не знал. Но сейчас ничто не предвещало зловещего конца и не
долго думая мы пересекли ее по мелкой воде через небольшой островок вслед за Дашнямом
и рванули дальше по раскаленному песку.
После реки до самого вечера мы ехали с переменным успехом то по плоской грунтовке из
белого щебня, то по землянной колее, то по камням. Часто дорога была убита гусеницами
тракторов и въезжая на такую колею, напоминающую стиральную доску, машину начинало
бешенно трясти, и мы старались немедленно съехать и найти более ровную поверхность.
Какое-то время машину вел я, пока не процарапал днищем по камню, незамеченному между
колеями. Особых повреждений это вроде не вызвало, но за руль села тетя, и мы поехали
дальше. Дорога была тяжелая и то и дело мы налетали на камни или скребли днищем по
песку. В какой-то момент раздался странный шипящий звук и тетя вырулила с дороги и
остановилась. У нас лопнула шина. Наскоро заменив колесо, мы двинулись дальше.
Гряда гор на левом горизонте все росла и приближалась и к вечеру мы ехали уже в более
узкой долине, справа от которой желтела полоса полупустыни с интересными переливами
цвета между бурым, желтым, коричневым и серым. Я все жалел, что мы не останавливаемся
почаще, чтобы сфотографировать новый пейзаж, но мы видимо спешили. Дашням то и дело
исчезал за горизонтом и останавливался нас ждать. Слева поднималась гряда скалистых
бурых гор. Солнце уже садилось, когда мы подкатили к окрестностям Алтая. Мы остановились
возле каменного комплекса со ставками Чингисхана и плитой, текст на которой говорил
что-то пафосное про монгольского мужчину. Позже выяснилось, что автором этого
фаллического символа был друг отца, происходящий также из Гоби-Алтая. Дул сильный ветер
и красивые сизые тучи клубились над головой. От дневного пустынного пейзажа не осталось
и следа. Мы пофотографировались у памятника и поехали дальше, в скором времени выехав
на новый асфальт, который вскоре кончился и перешел в каменистую трассу, по которой
разъезжали огромные китайские грузовики и сновали китайские рабочие. Так строилась
шоссе между Алтаем и Баянхонгором.
Уже почти стемнело, когда мы въехали без всякой помпы в скромную столицу Гоби-Алтая,
проехали под аркой, приветствующей путешественников, проехали по окраине городка и
выехали за его пределы так, что мама даже не поняла, что тот небольшой населенный пункт
и есть та самая столица Гоби-Алтая. Дисплей показывал, что длина всего пути от Дархана
до Алтая составила 1200 км. Мы остановились на возвышенности возле города и через
пятнадцать минут к нам неторопливо подкатил синий Уазик, из которого вышел пожилой
монгол в дели и шляпе с морщинистым, красивым лицом и мягким голосом. За ним
вышла его жена. Последовали объятия по монгольскому обычаю, когда младшие берут
старших под локти и старшие целуют младших в обе щеки. Женщины, конечно, прослезились.
Ганбат, или Ганбаа-аха, так звали пожилого мужа нашей дальней родственницы, так же
неторопливо развернул хадак и протянул нам флакон с нюхательным табаком,
который мы ритуально понюхали, приложив его к носу не вынимая сам табак. Брат,
впрочем, достал щепотку и вдохнул ее в нос, даже не чихнув. Закончив с трогательными
церемониями, мы все вместе поехали к юрте родителей Дашняма, где и заночевали эту ночь
в палатке, разбитой нами при свете фар возле юрты.
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Посмотреть на Яндекс.Фотках