Пабло Неруда Двадцать песен о любви и одна отчаяния. (продолжение)
11
Словно выпавший из неба якорь между двумя горами
луны половина.
Вращается, бродит ночь, очей могильщица.
Погляди, сколько в пруду звезд разбитых.
Рисует траурный крест между моими бровями и убегает.
Кузница лазурных металлов, ночи борьбы молчаливой,
Мое сердце бьется, как кормило безумное.
Девушка эта явлена из далека, притянута из далека,
Иногда ее взор сияет под этим небом.
Жалобы, буря, вихри ярости необузданной,
Пересекают сердце мое, не делая остановки.
Ветер из склепов несет, разгоняет разрушает, твой сонный корень.
Выкорчевывает большие деревья за твоей спиною.
Но ты, чистая девушка, дымишь вопросом, колосок мой.
Это был ветер, сформированный подсвеченными листьями.
За ночными горами белела огненная лилия,
тут и сказать мне нечего! Она из всего был сделана.
Тревоге, которой ты мне грудь ножами пронзила,
пришло время сменить дорогу, где ей будет не до улыбок.
Похоронившая колокола буря, бурь этих шум неясный.
зачем трогать ее сейчас, зачем причинять огорченья.
О, иди по пути, который от всего уводит,
где не свернулись еще тоска, смерть и зимы,
с глазами открытыми в росе под утро.
12
Для моего сердца груди твоей хватит,
для твоей свободы хватит моих крыльев.
Из моих уст то достигнет неба,
что в твоей душе до сих пор спало.
Каждый день в тебе лишь иллюзия.
Ты приходишь как роса на венчик бутона.
Размываешь горизонт бытия отсутствием,
в полете как волны вечно.
Я сказал бы, что ты поешь под ветром
как мачты или как сосны.
Как и они высоки и молчаливы.
И грустно тебе, как в путешествии
Привлекательном, как старая дорога.
Ты эхом полна и ностальгическими голосами.
Я просыпался и мигрировали птицы
Те, что в душе твоей спали.
13
Я отмечал огненными крестами
белый атлас твоего тела.
Мой рот был пауку подобен, который скрывался.
В тебе, позади тебя, жаждущий, боязливый.
Истории тебе на краю сумерек расскажу я,
Грустная, милая кукла, чтобы ты не грустила.
Лебедь, дерево, что-то далекое и беззаботно.
Время лоз виноградных, время спелости и фруктов.
Я, живший в порту, и там тебя полюбивший.
Одиночество там смешалось со сном и тишью,
Загнанное в угол между морем и грустью.
Тихо, в бреду, между двумя неподвижными гондольерами.
Между губами и голосом что-то умирает.
Что-то с птичьими крыльями, от тоски и забвения.
Так вот сети не удерживают воду.
Кукла моя, от дрожи почти не осталось капель.
Но что-то поет между этими быстрыми словами.
Что-то поет, поднимаясь к устам нетерпеливым.
о, чтобы отпраздновать тебя всеми словами счастья.
Пой, разгорайся, беги, как колокольня от рук безумца.
Нежность моя, на что ты способна?
Когда я достиг самой смелой и самой холодной вершины
Сердце мое закрылось, словно цветок ночью.
14
Ты каждый день играешь со светом Вселенной.
Гостья изысканная, ты приходишь в цветок и в воду.
Ты больше, чем эта белая головка, которую я сжимаю
словно грозди цветов в моих руках ежедневно
Ни на кого не похожа с тех пор как тебя возлюбил я.
Позволь мне положить тебя среди гирлянд желтых.
Кто пишет имя твое средь звезд южных литерами дыма?
Ах, позволь мне напомнить тебе какой была ты, когда еще не существовала.
Внезапно ветер завыл и ударил в мои закрытые окна.
Небо как невод, заполненный темной рыбой.
Здесь дуют все ветры, всё продувают ветры.
И обнажает ливень.
Птицы уже улетели
Ветер. Ветер.
Я один могу сражаться только против мужской силы.
Буря кружит уже темные листья
и все лодки свободны, ночью привязанные к небу.
Ты еще здесь. Ах, ты не убегаешь
Ты отвечать мне будешь до последнего крика.
Свернись калачиком рядом со мной, как будто ты боишься.
Однако в твоих глазах однажды
странная тень пробежала.
Вот и сейчас, сейчас, малышка, принеси жимолость мне скорее,
и у тебя грудь надушена даже.
Пока грустный ветер здесь скачет, бабочек убивая
я люблю тебя, и радость моя рот твой кусает сливовый.
Как, должно быть, тебе привыкать ко мне было больно,
к моей душе одинокой и дикой, и имени, которое все гонят.
Мы столько раз видели, как пылает звезда, наши глаза целуя
и как над головами сумерки скручиваются в кружащиеся опахала.
Мои слова пролились на тебя, тебя лаская.
Я давно полюбил твое солнечное перламутровое тело.
Я даже верю, что ты владеешь вселенной.
Я принесу тебе счастливые цветы с гор, копиуэ,
темный лесной орех и диких поцелуев корзины.
я хочу сделать с тобой
то же, что с черешней делают весны.
15
Ты мне нравишься, когда ты молчишь, потому что тебя словно не существует,
и ты слышишь меня издалека, и не касается тебя мой голос.
Кажется, что твои глаза исчезли
и кажется будто твой рот можно закрыть поцелуем.
Поскольку все сущее полно моею душою
Изо всего ты выходишь, полна душою моею.
Мечты мотылек, ты схожа с моею душою,
и на слово твоя меланхолия похожа;
Ты мне нравишься, когда ты отстранена и молчалива.
И когда жалуешься, как мотылек воркуя.
И ты слышишь меня издалека, и мой голос до тебя не доходит:
позволь мне молчать, но твоим молчанием только.
Позвольте говорить только с молчанием этим
Ясным словно светильник, и как кольцо несложным,
Ты ночи тихой подобна и бездне созвездий
Твоё молчание, как звезда, далёкое и простое.
Ты мне нравишься, когда ты молчишь, потому что тебя словно не существует
Далекая и в печали, и умерла как будто тоже
Тогда достаточно слова, улыбки достаточно только.
И я рад, рад, что это на правду совсем непохоже.
16
(Парафраз Р. Тагора)
В моем сумеречном небе ты словно облако
и твой цвет, и формы такие, как я желаю
Ты моя, ты моя, женщина с нежными губами
и мои бесконечные мечты живут в твоей жизни.
Светильник моей души окрашивает твои ноги,
мое кислое вино на твоих губах слаще:
о, жница этой моей вечерней песни,
Какими же кажутся тебе мои мечты одинокие!
Ты моя, ты моя, так я кричу ветру
днем, и ветер уносит мой овдовевший голос.
Охотница из глубины моих глаз, твоя кража
твой взгляд ночной водонепроницаем, как у вдовицы.
В сетях моей музыки ты в ловушке, дорогая,
и мои музыкальные сети широки, как небо.
Моя душа рождается на краю твоих глаз скорбных.
И в глазах твоих траурных начинаются грезы земные.
17
Думаю, сплетая тени в глубоком одиночестве.
Ты тоже далеко, ах дальше, чем какая-либо другая.
Думаю, выпуская птиц, затуманивая образы, зарывая светильники.
Колокольня туманов, как далеко, как далеко ты!
Заглушая причитания, перемалывая мрачные надежды, молчаливым мельником,
ночь обрушивается на тебя, там вдали от города.
Твое присутствие незнакомое, странное для меня как все сущее.
Полагаю, что иду я долго, моя жизнь перед тобою.
Моя жизнь прежде всего, моя жизнь, что так сурова,
Крик в виду моря, несется между камнями,
Несется свободно, безумно, во мгле моря.
Печальная ярость, крик, во одиночестве моря.
Необузданный, буйный, тянущийся к небу.
Ты, женщина, чем ты была там, какая частью, какой лопастью
этого огромного вентилятора? Ты была далеко, как сейчас.
Пожар в лесу! Лес горит синими крестами.
Гори, гори, пылай, сверкай в деревьях света.
Он разрушается, трескается. Пламя. Пламя.
И душа моя танцует, раненая огненными осколками.
Кто зовет? Что это за тишина, наполненная эхом?
Время ностальгии, время радости, время одиночества.
мое среди всех время!
Рожок, в котором с пением дует ветер.
Столько страсти в плаче связано с моим телом.
Потрясая все корни,
штурмуя все волны!
Моя душа вращалась, счастливая, грустная, бесконечная.
Думаю, зарывая светильники в глубоком одиночестве.
Кто же ты, кто ты?
18
Здесь тебя люблю я
В темных соснах здесь распускается ветер.
Луна светит на блуждающие воды.
Так и проводят дни, гоняясь друг за другом.
Туман растворяется в танцующих фигурах.
Серебряная чайка взлетает со стороны заката.
А иногда свеча. Высокие, высокие звезды.
Или черный крест на судне.
И только.
Иногда просыпаюсь, а на душе у меня уже влажно.
Звучит и звучит далекое море.
Это гавань.
Здесь тебя люблю я
Здесь тебя люблю я и зря горизонт тебя скрывает.
Я люблю тебя даже среди этих земель холодных.
Иногда поцелуи посылаю мои кораблям тяжело груженным,
идущим по морю туда, куда нет дороги.
Я вижу себя забытым, как якоря этих суден.
и гавань печальней, чем раньше, когда наступает полдень.
Моя бесполезно голодная жизнь изнемогает.
Я люблю то, чем не обладаю. Ты далека непомерно.
С неторопливыми сумерками борется моя скука.
Но ночь наступает и заводит мне свои песни.
Луна совершает кружение словно уже в сновиденьях,
И звезды огромные смотрят на меня твоими глазами.
И как я люблю вас, на ветру устоявшие сосны,
они хотят спеть твое имя проволочными листами.
19
Смуглая и бойкая девчушка, солнце, плоды сотворившее,
созревающее пшеницу, то, что водоросли изгибает,
сделало счастливым твое тело, твои глаза осветило
и рот твой из которого льется улыбка, как воды.
Черное и алчное солнце скользит по твоим прядям
черных волос, когда ты вытягиваешь руки.
Ты с солнцем играешь, как с ручейками
и оно оставляет в глазах твоих две заводи мрака.
Смуглая и бойкая девчушка, ничто меня к тебе не приближает.
Все в тебе меня отвергает, как полдень.
Ты безумная юность пчелы работящей,
опьяненье волной, сила колосьев.
Мое темное сердце ищет тебя, однако,
и люблю я твое счастливое тело, твой свободный и тонкий голос.
Мотылек ты мой смуглый, неповторимый
как пшеничное поле и солнце, и маки, и воды.
20
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
Напишу, например: «Ночь нынче как никогда звёздна,
и вдалеке звезды дрожат, голубые,».
ветер ночной в небе кружит и поет такое:
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
Любил я ее, а иногда и меня она любила.
В ночи такие, когда ее на руках держал я
то ее целовал без конца под бесконечным небом.
Она любила меня, иногда я любил ее тоже.
Как не полюбить ее глаза неподвижные и большие.
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
думать о том, чем не обладаю. Ощущение, будто потерял её я.
Услышать, что ночь необъятная ночь, без нее еще необъятнее.
И стихи упадают на душу, словно роса на травы.
Какое имеет значение, что любовь моя ее не сохранила?
Важно, что ночь звёздная и ее нет со мною.
Вот и все. Кто-то поет далеко. Далеко.
Душа моя недовольна тем, что потерял её я.
Мой взгляд ищет ее, словно пытаясь приблизить.
Моё сердце ищет её, а ее нет со мною.
Та самая ночь, от которой белеют те же деревья.
Тогдашние мы, уже не тех не похожи.
Я больше ее не люблю, это правда, но ведь любил ее сильно.
Мой голос стремился к ветру, чтобы слуха ее коснуться порою.
Другой. И с другой. Как перед моими поцелуями было.
Голос ее, ее чистое тело. Ее бесконечные очи.
Я больше ее не люблю, это правда, но и люблю, возможно.
Любовь коротка, а забвение долго и этого я не скрою.
Потому что в такие ночи я держал ее на руках бесконечно,
моя душа недовольна тем, что потерял её я.
Хотя это последняя боль, которую она мне причинила,
и это стихи последние, которые ей написал я.
Песня отчаяния
Всплывают твои воспоминания о ночи, в которой я пребываю ныне.
Река связывает с морем свой плач непокорный.
Беспризорный, как одинокие доки на рассвете.
Пора уходить отсюда, о беспризорный!
Стылые венчики цветов льются мне на сердце.
О, груда обломков, беспощадная пещера потерпевших кораблекрушение!
В тебе накопились войны и бегства от мира.
Из тебя взлетают певчие птицы.
Ты проглотила всё, включая и расстояние.
Как море, как время. Все в тебе претерпело кораблекрушение!
Это был радостный час атаки и поцелуя.
Час изумления, который горел, как огонь сигнальный.
Смятенье пилота, ярость ныряльщика слепого,
любовью темное опьянение, всё в тебе потерпело кораблекрушение!
Моя окрылённая и израненная душа в детстве темном.
Потерянный первопроходец, все в тебе потерпело кораблекрушение!
Ты цеплялся за горечь, за желание ты цеплялся.
Грусть тебя сбила с ног, всё в тебе потерпело кораблекрушение!
Я отодвинул стену, нависавшую тенью.
за пределы желания и действия я вышел.
О плоть, моя плоть, женщина, которую я любил и теряя,
К тебе в этот влажный час и пою я, и призываю.
Словно в стекле ты хранила бесконечную нежность,
и тебя бесконечное забвение, как стекло, разбило.
Это было островов черное, черное одиночество,
и там, женщина любви, привечали меня твои руки.
Это была жажда и голод, а ты была мне плодами.
Это был траур и руины, а ты оказалась чудом.
Ах, женщина, как ты могла меня сдержать я не знаю,
на кресте твоих рук и в твоей души землях!
Мое желание тебя было самым коротким и страшным,
самый взволнованным и пьяным, самым нетерпеливым и сильным.
Кладбище поцелуев, но пламя еще раздуто в твоих могилах.
Гроздья их до сих пор горят, расклеванные птицами.
Ох искусанный рот, о, зацелованные руки,
О, голодные зубы, о, тел сплетенье.
О, безрассудное совокупление надежды и усилий.
в котором мы сплетались и предавались отчаянью.
И нежность, легкая, как вода и пшеница.
И едва сорвавшееся с губ моих слово.
Это судьба моя, и желание в ней блуждало,
и в нее же страстно проникло, всё в тебе было кораблекрушение!
О, обломки, и все на тебя свалились,
какую бы муку ты не терпела, какие волны тебя не топили,
от падения к падению ты пела еще и пылала
Словно моряк на носу корабля устоявший.
Ты еще процветала в песнях, ты все еще всплывала в течениях.
О, груда обломков, открытый и горький колодец.
Слепая ныряльщица и незадачливый пращник,
потерянный первопроходец, все в тебе потерпело кораблекрушение!
Пришло время уйти, тяжелое и холодное время
когда ночь подчиняется всем распорядкам.
Шумный поясом окружают моря побережья.
Появляются звезды холодные, улетают черные птицы.
Беспризорный, как одинокие доки на рассвете.
И дрожащая тень корчится в моих руках только.
Ах, за всего пределом. Ах, за всего пределом.
Пришло время уйти. О, беспризорный.
Оринал:
https://www.poesi.as/pn24001.htm
Словно выпавший из неба якорь между двумя горами
луны половина.
Вращается, бродит ночь, очей могильщица.
Погляди, сколько в пруду звезд разбитых.
Рисует траурный крест между моими бровями и убегает.
Кузница лазурных металлов, ночи борьбы молчаливой,
Мое сердце бьется, как кормило безумное.
Девушка эта явлена из далека, притянута из далека,
Иногда ее взор сияет под этим небом.
Жалобы, буря, вихри ярости необузданной,
Пересекают сердце мое, не делая остановки.
Ветер из склепов несет, разгоняет разрушает, твой сонный корень.
Выкорчевывает большие деревья за твоей спиною.
Но ты, чистая девушка, дымишь вопросом, колосок мой.
Это был ветер, сформированный подсвеченными листьями.
За ночными горами белела огненная лилия,
тут и сказать мне нечего! Она из всего был сделана.
Тревоге, которой ты мне грудь ножами пронзила,
пришло время сменить дорогу, где ей будет не до улыбок.
Похоронившая колокола буря, бурь этих шум неясный.
зачем трогать ее сейчас, зачем причинять огорченья.
О, иди по пути, который от всего уводит,
где не свернулись еще тоска, смерть и зимы,
с глазами открытыми в росе под утро.
12
Для моего сердца груди твоей хватит,
для твоей свободы хватит моих крыльев.
Из моих уст то достигнет неба,
что в твоей душе до сих пор спало.
Каждый день в тебе лишь иллюзия.
Ты приходишь как роса на венчик бутона.
Размываешь горизонт бытия отсутствием,
в полете как волны вечно.
Я сказал бы, что ты поешь под ветром
как мачты или как сосны.
Как и они высоки и молчаливы.
И грустно тебе, как в путешествии
Привлекательном, как старая дорога.
Ты эхом полна и ностальгическими голосами.
Я просыпался и мигрировали птицы
Те, что в душе твоей спали.
13
Я отмечал огненными крестами
белый атлас твоего тела.
Мой рот был пауку подобен, который скрывался.
В тебе, позади тебя, жаждущий, боязливый.
Истории тебе на краю сумерек расскажу я,
Грустная, милая кукла, чтобы ты не грустила.
Лебедь, дерево, что-то далекое и беззаботно.
Время лоз виноградных, время спелости и фруктов.
Я, живший в порту, и там тебя полюбивший.
Одиночество там смешалось со сном и тишью,
Загнанное в угол между морем и грустью.
Тихо, в бреду, между двумя неподвижными гондольерами.
Между губами и голосом что-то умирает.
Что-то с птичьими крыльями, от тоски и забвения.
Так вот сети не удерживают воду.
Кукла моя, от дрожи почти не осталось капель.
Но что-то поет между этими быстрыми словами.
Что-то поет, поднимаясь к устам нетерпеливым.
о, чтобы отпраздновать тебя всеми словами счастья.
Пой, разгорайся, беги, как колокольня от рук безумца.
Нежность моя, на что ты способна?
Когда я достиг самой смелой и самой холодной вершины
Сердце мое закрылось, словно цветок ночью.
14
Ты каждый день играешь со светом Вселенной.
Гостья изысканная, ты приходишь в цветок и в воду.
Ты больше, чем эта белая головка, которую я сжимаю
словно грозди цветов в моих руках ежедневно
Ни на кого не похожа с тех пор как тебя возлюбил я.
Позволь мне положить тебя среди гирлянд желтых.
Кто пишет имя твое средь звезд южных литерами дыма?
Ах, позволь мне напомнить тебе какой была ты, когда еще не существовала.
Внезапно ветер завыл и ударил в мои закрытые окна.
Небо как невод, заполненный темной рыбой.
Здесь дуют все ветры, всё продувают ветры.
И обнажает ливень.
Птицы уже улетели
Ветер. Ветер.
Я один могу сражаться только против мужской силы.
Буря кружит уже темные листья
и все лодки свободны, ночью привязанные к небу.
Ты еще здесь. Ах, ты не убегаешь
Ты отвечать мне будешь до последнего крика.
Свернись калачиком рядом со мной, как будто ты боишься.
Однако в твоих глазах однажды
странная тень пробежала.
Вот и сейчас, сейчас, малышка, принеси жимолость мне скорее,
и у тебя грудь надушена даже.
Пока грустный ветер здесь скачет, бабочек убивая
я люблю тебя, и радость моя рот твой кусает сливовый.
Как, должно быть, тебе привыкать ко мне было больно,
к моей душе одинокой и дикой, и имени, которое все гонят.
Мы столько раз видели, как пылает звезда, наши глаза целуя
и как над головами сумерки скручиваются в кружащиеся опахала.
Мои слова пролились на тебя, тебя лаская.
Я давно полюбил твое солнечное перламутровое тело.
Я даже верю, что ты владеешь вселенной.
Я принесу тебе счастливые цветы с гор, копиуэ,
темный лесной орех и диких поцелуев корзины.
я хочу сделать с тобой
то же, что с черешней делают весны.
15
Ты мне нравишься, когда ты молчишь, потому что тебя словно не существует,
и ты слышишь меня издалека, и не касается тебя мой голос.
Кажется, что твои глаза исчезли
и кажется будто твой рот можно закрыть поцелуем.
Поскольку все сущее полно моею душою
Изо всего ты выходишь, полна душою моею.
Мечты мотылек, ты схожа с моею душою,
и на слово твоя меланхолия похожа;
Ты мне нравишься, когда ты отстранена и молчалива.
И когда жалуешься, как мотылек воркуя.
И ты слышишь меня издалека, и мой голос до тебя не доходит:
позволь мне молчать, но твоим молчанием только.
Позвольте говорить только с молчанием этим
Ясным словно светильник, и как кольцо несложным,
Ты ночи тихой подобна и бездне созвездий
Твоё молчание, как звезда, далёкое и простое.
Ты мне нравишься, когда ты молчишь, потому что тебя словно не существует
Далекая и в печали, и умерла как будто тоже
Тогда достаточно слова, улыбки достаточно только.
И я рад, рад, что это на правду совсем непохоже.
16
(Парафраз Р. Тагора)
В моем сумеречном небе ты словно облако
и твой цвет, и формы такие, как я желаю
Ты моя, ты моя, женщина с нежными губами
и мои бесконечные мечты живут в твоей жизни.
Светильник моей души окрашивает твои ноги,
мое кислое вино на твоих губах слаще:
о, жница этой моей вечерней песни,
Какими же кажутся тебе мои мечты одинокие!
Ты моя, ты моя, так я кричу ветру
днем, и ветер уносит мой овдовевший голос.
Охотница из глубины моих глаз, твоя кража
твой взгляд ночной водонепроницаем, как у вдовицы.
В сетях моей музыки ты в ловушке, дорогая,
и мои музыкальные сети широки, как небо.
Моя душа рождается на краю твоих глаз скорбных.
И в глазах твоих траурных начинаются грезы земные.
17
Думаю, сплетая тени в глубоком одиночестве.
Ты тоже далеко, ах дальше, чем какая-либо другая.
Думаю, выпуская птиц, затуманивая образы, зарывая светильники.
Колокольня туманов, как далеко, как далеко ты!
Заглушая причитания, перемалывая мрачные надежды, молчаливым мельником,
ночь обрушивается на тебя, там вдали от города.
Твое присутствие незнакомое, странное для меня как все сущее.
Полагаю, что иду я долго, моя жизнь перед тобою.
Моя жизнь прежде всего, моя жизнь, что так сурова,
Крик в виду моря, несется между камнями,
Несется свободно, безумно, во мгле моря.
Печальная ярость, крик, во одиночестве моря.
Необузданный, буйный, тянущийся к небу.
Ты, женщина, чем ты была там, какая частью, какой лопастью
этого огромного вентилятора? Ты была далеко, как сейчас.
Пожар в лесу! Лес горит синими крестами.
Гори, гори, пылай, сверкай в деревьях света.
Он разрушается, трескается. Пламя. Пламя.
И душа моя танцует, раненая огненными осколками.
Кто зовет? Что это за тишина, наполненная эхом?
Время ностальгии, время радости, время одиночества.
мое среди всех время!
Рожок, в котором с пением дует ветер.
Столько страсти в плаче связано с моим телом.
Потрясая все корни,
штурмуя все волны!
Моя душа вращалась, счастливая, грустная, бесконечная.
Думаю, зарывая светильники в глубоком одиночестве.
Кто же ты, кто ты?
18
Здесь тебя люблю я
В темных соснах здесь распускается ветер.
Луна светит на блуждающие воды.
Так и проводят дни, гоняясь друг за другом.
Туман растворяется в танцующих фигурах.
Серебряная чайка взлетает со стороны заката.
А иногда свеча. Высокие, высокие звезды.
Или черный крест на судне.
И только.
Иногда просыпаюсь, а на душе у меня уже влажно.
Звучит и звучит далекое море.
Это гавань.
Здесь тебя люблю я
Здесь тебя люблю я и зря горизонт тебя скрывает.
Я люблю тебя даже среди этих земель холодных.
Иногда поцелуи посылаю мои кораблям тяжело груженным,
идущим по морю туда, куда нет дороги.
Я вижу себя забытым, как якоря этих суден.
и гавань печальней, чем раньше, когда наступает полдень.
Моя бесполезно голодная жизнь изнемогает.
Я люблю то, чем не обладаю. Ты далека непомерно.
С неторопливыми сумерками борется моя скука.
Но ночь наступает и заводит мне свои песни.
Луна совершает кружение словно уже в сновиденьях,
И звезды огромные смотрят на меня твоими глазами.
И как я люблю вас, на ветру устоявшие сосны,
они хотят спеть твое имя проволочными листами.
19
Смуглая и бойкая девчушка, солнце, плоды сотворившее,
созревающее пшеницу, то, что водоросли изгибает,
сделало счастливым твое тело, твои глаза осветило
и рот твой из которого льется улыбка, как воды.
Черное и алчное солнце скользит по твоим прядям
черных волос, когда ты вытягиваешь руки.
Ты с солнцем играешь, как с ручейками
и оно оставляет в глазах твоих две заводи мрака.
Смуглая и бойкая девчушка, ничто меня к тебе не приближает.
Все в тебе меня отвергает, как полдень.
Ты безумная юность пчелы работящей,
опьяненье волной, сила колосьев.
Мое темное сердце ищет тебя, однако,
и люблю я твое счастливое тело, твой свободный и тонкий голос.
Мотылек ты мой смуглый, неповторимый
как пшеничное поле и солнце, и маки, и воды.
20
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
Напишу, например: «Ночь нынче как никогда звёздна,
и вдалеке звезды дрожат, голубые,».
ветер ночной в небе кружит и поет такое:
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
Любил я ее, а иногда и меня она любила.
В ночи такие, когда ее на руках держал я
то ее целовал без конца под бесконечным небом.
Она любила меня, иногда я любил ее тоже.
Как не полюбить ее глаза неподвижные и большие.
Могу написать самые грустные стихи сегодня ночью.
думать о том, чем не обладаю. Ощущение, будто потерял её я.
Услышать, что ночь необъятная ночь, без нее еще необъятнее.
И стихи упадают на душу, словно роса на травы.
Какое имеет значение, что любовь моя ее не сохранила?
Важно, что ночь звёздная и ее нет со мною.
Вот и все. Кто-то поет далеко. Далеко.
Душа моя недовольна тем, что потерял её я.
Мой взгляд ищет ее, словно пытаясь приблизить.
Моё сердце ищет её, а ее нет со мною.
Та самая ночь, от которой белеют те же деревья.
Тогдашние мы, уже не тех не похожи.
Я больше ее не люблю, это правда, но ведь любил ее сильно.
Мой голос стремился к ветру, чтобы слуха ее коснуться порою.
Другой. И с другой. Как перед моими поцелуями было.
Голос ее, ее чистое тело. Ее бесконечные очи.
Я больше ее не люблю, это правда, но и люблю, возможно.
Любовь коротка, а забвение долго и этого я не скрою.
Потому что в такие ночи я держал ее на руках бесконечно,
моя душа недовольна тем, что потерял её я.
Хотя это последняя боль, которую она мне причинила,
и это стихи последние, которые ей написал я.
Песня отчаяния
Всплывают твои воспоминания о ночи, в которой я пребываю ныне.
Река связывает с морем свой плач непокорный.
Беспризорный, как одинокие доки на рассвете.
Пора уходить отсюда, о беспризорный!
Стылые венчики цветов льются мне на сердце.
О, груда обломков, беспощадная пещера потерпевших кораблекрушение!
В тебе накопились войны и бегства от мира.
Из тебя взлетают певчие птицы.
Ты проглотила всё, включая и расстояние.
Как море, как время. Все в тебе претерпело кораблекрушение!
Это был радостный час атаки и поцелуя.
Час изумления, который горел, как огонь сигнальный.
Смятенье пилота, ярость ныряльщика слепого,
любовью темное опьянение, всё в тебе потерпело кораблекрушение!
Моя окрылённая и израненная душа в детстве темном.
Потерянный первопроходец, все в тебе потерпело кораблекрушение!
Ты цеплялся за горечь, за желание ты цеплялся.
Грусть тебя сбила с ног, всё в тебе потерпело кораблекрушение!
Я отодвинул стену, нависавшую тенью.
за пределы желания и действия я вышел.
О плоть, моя плоть, женщина, которую я любил и теряя,
К тебе в этот влажный час и пою я, и призываю.
Словно в стекле ты хранила бесконечную нежность,
и тебя бесконечное забвение, как стекло, разбило.
Это было островов черное, черное одиночество,
и там, женщина любви, привечали меня твои руки.
Это была жажда и голод, а ты была мне плодами.
Это был траур и руины, а ты оказалась чудом.
Ах, женщина, как ты могла меня сдержать я не знаю,
на кресте твоих рук и в твоей души землях!
Мое желание тебя было самым коротким и страшным,
самый взволнованным и пьяным, самым нетерпеливым и сильным.
Кладбище поцелуев, но пламя еще раздуто в твоих могилах.
Гроздья их до сих пор горят, расклеванные птицами.
Ох искусанный рот, о, зацелованные руки,
О, голодные зубы, о, тел сплетенье.
О, безрассудное совокупление надежды и усилий.
в котором мы сплетались и предавались отчаянью.
И нежность, легкая, как вода и пшеница.
И едва сорвавшееся с губ моих слово.
Это судьба моя, и желание в ней блуждало,
и в нее же страстно проникло, всё в тебе было кораблекрушение!
О, обломки, и все на тебя свалились,
какую бы муку ты не терпела, какие волны тебя не топили,
от падения к падению ты пела еще и пылала
Словно моряк на носу корабля устоявший.
Ты еще процветала в песнях, ты все еще всплывала в течениях.
О, груда обломков, открытый и горький колодец.
Слепая ныряльщица и незадачливый пращник,
потерянный первопроходец, все в тебе потерпело кораблекрушение!
Пришло время уйти, тяжелое и холодное время
когда ночь подчиняется всем распорядкам.
Шумный поясом окружают моря побережья.
Появляются звезды холодные, улетают черные птицы.
Беспризорный, как одинокие доки на рассвете.
И дрожащая тень корчится в моих руках только.
Ах, за всего пределом. Ах, за всего пределом.
Пришло время уйти. О, беспризорный.
Оринал:
https://www.poesi.as/pn24001.htm