Э. Бишоп Конец марта
Джону Малкольму Бриннину и Биллу Риду, Даксбери
Было холодно и ветрено, не лучший день
Долго гулять по этому пляжу.
Все было удалено, насколько это возможно,
приближено: прилив далеко, стиснутый океан,
морские птицы по одной или в паре,
Шумный ледяной морской ветер -
наши лица онемели с одной стороны;
нарушенный строй
одинокой стаи канадских гусей;
и откатывались низкие, неслышные буруны
в вертикальном, стальном тумане.
Небо было темнее воды
- оно был цвета бараньего жира, нефрита.
По мокрому песку, в резиновых сапогах, мы
следовали собачьим следам (таких больших,
что больше походили на львиные отпечатки). Потом мы
шли долго-долго, бесконечно, по мокрой полосе,
петлявшей до линии прилива, прямо к воде,
снова и снова. Наконец ей пришел конец:
густой белый клубок размером с человека,
поднимаясь на каждой волне, промокший призрак,
падающий промокший, сдающийся призрак...
Нить воздушного змея? Но нет змея.
Я хотела дойти до дома прото-мечты моей,
мой крипто-мечты-дома, этого сгорбленного ящика
на сваях, покрытого зеленой черепицей,
что-то вроде артишока, но зеленее
(отварен с бикарбонатом соды?),
защищенного от весенних приливов частоколом
... это железнодорожные шпалы?
Слишком многое сомнительно в этом месте.)
Я бы хотел уйти на пенсию и ничего не делать,
или ничего особенного, всегда, в двух пустых комнатах:
смотреть в бинокль, читать скучные книги,
старые, толстые, толстые книги и делать бесполезные выписки,
говоря сам с собой, и, в туманные дни,
наблюдать, как скользят капли, тяжелые от света.
Вечером грог l'américaine..
Я бы подожгла его кухонной спичкой
и прекрасное прозрачное голубое пламя
заколебалось бы, отражаясь в окне.
Должна быть печь; вот же дымоход,
кривой, но скреплен проводом,
и электричество, возможно,
по крайней мере, сзади еще один провод
слабо держит все на поводке
уходящему к чему-то за дюнами.
Свет для чтения - отлично! Но - невозможно.
И в тот день ветер был слишком холодным
даже чтобы зайти так далеко,
и, конечно же, дом был заколочен.
На обратном пути наши лица стыли с другой стороны.
Солнце выглянуло всего на минуту.
Всего на минуту, застряв в своих песочных желобках,
серые, влажные, разбросанные камни
стали разноцветными,
а то, что было достаточно высоко, отбрасывало длинные тени,
отдельные тени, а затем снова втягивало их.
Они могли бы подразнить львиное солнце,
Но оно уже было позади них
- солнце, шедшее по пляжу во время последнего отлива,
оставляя эти большие, величественные отпечатки лап,
которые, возможно, сбили с неба воздушного змея, чтобы поиграть с ним.
Оригинал:
http://famouspoetsandpoems.com/poets/elizabeth_bishop/poems/922
Было холодно и ветрено, не лучший день
Долго гулять по этому пляжу.
Все было удалено, насколько это возможно,
приближено: прилив далеко, стиснутый океан,
морские птицы по одной или в паре,
Шумный ледяной морской ветер -
наши лица онемели с одной стороны;
нарушенный строй
одинокой стаи канадских гусей;
и откатывались низкие, неслышные буруны
в вертикальном, стальном тумане.
Небо было темнее воды
- оно был цвета бараньего жира, нефрита.
По мокрому песку, в резиновых сапогах, мы
следовали собачьим следам (таких больших,
что больше походили на львиные отпечатки). Потом мы
шли долго-долго, бесконечно, по мокрой полосе,
петлявшей до линии прилива, прямо к воде,
снова и снова. Наконец ей пришел конец:
густой белый клубок размером с человека,
поднимаясь на каждой волне, промокший призрак,
падающий промокший, сдающийся призрак...
Нить воздушного змея? Но нет змея.
Я хотела дойти до дома прото-мечты моей,
мой крипто-мечты-дома, этого сгорбленного ящика
на сваях, покрытого зеленой черепицей,
что-то вроде артишока, но зеленее
(отварен с бикарбонатом соды?),
защищенного от весенних приливов частоколом
... это железнодорожные шпалы?
Слишком многое сомнительно в этом месте.)
Я бы хотел уйти на пенсию и ничего не делать,
или ничего особенного, всегда, в двух пустых комнатах:
смотреть в бинокль, читать скучные книги,
старые, толстые, толстые книги и делать бесполезные выписки,
говоря сам с собой, и, в туманные дни,
наблюдать, как скользят капли, тяжелые от света.
Вечером грог l'américaine..
Я бы подожгла его кухонной спичкой
и прекрасное прозрачное голубое пламя
заколебалось бы, отражаясь в окне.
Должна быть печь; вот же дымоход,
кривой, но скреплен проводом,
и электричество, возможно,
по крайней мере, сзади еще один провод
слабо держит все на поводке
уходящему к чему-то за дюнами.
Свет для чтения - отлично! Но - невозможно.
И в тот день ветер был слишком холодным
даже чтобы зайти так далеко,
и, конечно же, дом был заколочен.
На обратном пути наши лица стыли с другой стороны.
Солнце выглянуло всего на минуту.
Всего на минуту, застряв в своих песочных желобках,
серые, влажные, разбросанные камни
стали разноцветными,
а то, что было достаточно высоко, отбрасывало длинные тени,
отдельные тени, а затем снова втягивало их.
Они могли бы подразнить львиное солнце,
Но оно уже было позади них
- солнце, шедшее по пляжу во время последнего отлива,
оставляя эти большие, величественные отпечатки лап,
которые, возможно, сбили с неба воздушного змея, чтобы поиграть с ним.
Оригинал:
http://famouspoetsandpoems.com/poets/elizabeth_bishop/poems/922