К кому обращены все эти завывания по поводу голодоморов, депортаций и геноцидов? Крымских татар, немцев, чеченцев? Нет, не тех немцев, что нещадно сгоняли с родных мест чехи и поляки, в раже победителей разбиравшие соседскую собственность. Нет, речь о наших, поволжских.
Этот вой, добравшись уже и до Евровидения, обращен не в прошлое. Он предназначен для наших ушей. Унизьтесь, поклонитесь, покайтесь. Вы же так гордитесь своими предками, внушают они, а они вона что с нами сделали. Ползите на коленях, гады. Иначе будем выть и выть.И заглядывают в глаза. В том числе и мне.
А вот тут у меня возникает вопрос. А с чего бы мне, Лилии Казаковой, каяться перед какой нибудь Оксаной Панасюк? А?
Семьи моих родителей в тридцатые годы жили на Каме. В том самом Поволжье. У моего деда по отцовской линии было четырнадцать детей. На наших землях никогда не было крепостного права, была общинная вотчина. Вот и в колхоз дед идти не захотел. Такой вот был, вольнолюбивый. Да и есть было уже практически нечего. Собрал всю семью и отправился в Ташкент. Так что приговорка "Ташкент - город хлебный" у нас в семье - не пустой звук.
Да только очень несчастной оказалась эта дорога. Была эпидемия тифа. В дороге от него умерла жена и двенадцать из четырнадцати детей. До Узбекистана они добрались втроем - дед, мой отец и тетушка Кифая. Папа всю жизнь плакал, вспоминая младшего братишку, с которым нянькался с пелёнок.
У узбеков отцу моему очень понравилось. Тепло, фрукты и хлеб. Но дед очень быстро затосковал по дому и они вернулись. Но уже втроем. Из шестнадцати. Ловили рыбу, птичек, собирали грибы и ягоды. И лебеду. Работали. Выжили. Скорее всего, не отправься дед в хлебный город, выжили бы все - дома эпидемии не было.
Я не знаю, что делал дед или прадед Оксаны Парасюк в эти годы, но знаю, что случилось с моей семьёй. Поэтому прошу - оставьте меня в покое. Я не буду ни перед кем каяться. Мне не за что.