.
Год назад я пересекала российско-украинскую границу в футболке "Вежливые люди". Это была единственная чистая футболка, оставшаяся у меня после недели автостопного путешествия по России. Итак, на мне была футболка, в руке была бутылка пива, ехала я на машине какого-то харьковского милиционера, он тоже пил пиво, гнал на скорости 150 км/ч и, в общем, было весело.
Потом я была в Одессе, трогала море и пьянствовала с одесскими друзьями, потом шла автостопом на Киев, нечаянно подхватив на трассе попутчицу-майданщицу. Разговаривали с водителями. Мнения классически поделились: один клялся уйти в ополченцы, если получит повестку, другой яростно агитировал за Майдан, на третьей машине была большая семья с маленьким котеночком, и общались мы про котеночка.
В Киеве меня встретил старый товарищ. Мы пили в каком-то баре, потом в другом, и он угощал меня желто-блакитным коктейлем. Мы говорили, что если окажемся на войне, то по разные стороны баррикад. Он говорил, что для него не будет разницы, стрелять в меня или в кого-то другого. Мы оба прекрасно знали, что это правда. Смеялись и чокались.
Я вписывалась у другого своего приятеля. Он к тому времени недавно стал счастливым отцом очаровательной девушки Ульяны. Мы вчетвером сидели в его маленькой комнате: Никита, его жена Маша, Ульяна и я. Было тепло и радостно. Политику мы не обсуждали.
Далее я торжественно восседала, как королева, в какой-то летней кафешке, а ко мне по очереди приходили друзья. Пришел Викт, ныне весь из себя знаменитый блоггер и по совместительству лейтенант, кажется, ВСУ. Мы упоенно сплетничали про общих знакомых. Я вспомнила своего бывшего гражданского мужа, яростного украинского националиста, поинтересовалась - как он там, не пошел ли добровольцем, жив ли. А, ответил Викт, видел его недавно, искал работу и жилье. Я умилилась и поняла, что некоторые вещи остаются неизменными.
Потом Саша Кладбисче подарила мне книгу своих стихов. В книгу была вложена визитка Яроша. Нет, не так: #визиткаЯроша. Я немедленно сфоткалась с визиткой Яроша. Она отлично гармонировала с футболкой "Вежливые люди".
Понимаете. Мы тогда играли. Мы все тогда играли.
Не только я. Мне было слишком страшно думать о войне на Донбассе. Страшно и больно. Я никогда не прощу себя за то, что не уехала в Луганск тогда. Мне нет прощения: если отбросить все отмазки, то мне просто не хватило решительности. Из Санкт-Петербурга война казалась страшной, но все же ее можно было развидеть. Закрыть глаза, засмеяться и поверить, что ничего не происходит.
У меня почти получалось. Два раза я удержалась от того, чтобы поехать в Луганск. Странно, что именно в Луганск. Я же не знала тогда, что Лешка воюет именно здесь. Но я не поехала. А сослагательное наклонение в истории отсутствует.
Еще проще было поверить в нереальности войны в Киеве. Да-да. Девушки с желто-голубыми ленточками, люди с коробками сбора помощи для добровольцев, нарядный город, подчеркнуто патриотичный, подчеркнуто оживленный. Меня не оставляло ощущение, что киевляне торжественно играют в какую-то ролевую игру. Меня и сейчас не оставляет это ощущение.
Я не поехала в Луганск.
Я успешно развидела. Защитилась от реальности. Выбрала дальше - трассу, путешествия, концерты. Читала где-то стихи, потом шла на Петербург, российские пограничники кормили меня малиной на границе.
Лешка, тогда еще не командир батареи, а вычислитель, рассчитывал прицелы на заградительный огонь в трех километрах от их позиций в Луганске.
В городе был ад, и он сражался с адом.
Мне оставался месяц до того, как война стала моим делом.
Был август.
Мы играли.
Потом я была в Одессе, трогала море и пьянствовала с одесскими друзьями, потом шла автостопом на Киев, нечаянно подхватив на трассе попутчицу-майданщицу. Разговаривали с водителями. Мнения классически поделились: один клялся уйти в ополченцы, если получит повестку, другой яростно агитировал за Майдан, на третьей машине была большая семья с маленьким котеночком, и общались мы про котеночка.
В Киеве меня встретил старый товарищ. Мы пили в каком-то баре, потом в другом, и он угощал меня желто-блакитным коктейлем. Мы говорили, что если окажемся на войне, то по разные стороны баррикад. Он говорил, что для него не будет разницы, стрелять в меня или в кого-то другого. Мы оба прекрасно знали, что это правда. Смеялись и чокались.
Я вписывалась у другого своего приятеля. Он к тому времени недавно стал счастливым отцом очаровательной девушки Ульяны. Мы вчетвером сидели в его маленькой комнате: Никита, его жена Маша, Ульяна и я. Было тепло и радостно. Политику мы не обсуждали.
Далее я торжественно восседала, как королева, в какой-то летней кафешке, а ко мне по очереди приходили друзья. Пришел Викт, ныне весь из себя знаменитый блоггер и по совместительству лейтенант, кажется, ВСУ. Мы упоенно сплетничали про общих знакомых. Я вспомнила своего бывшего гражданского мужа, яростного украинского националиста, поинтересовалась - как он там, не пошел ли добровольцем, жив ли. А, ответил Викт, видел его недавно, искал работу и жилье. Я умилилась и поняла, что некоторые вещи остаются неизменными.
Потом Саша Кладбисче подарила мне книгу своих стихов. В книгу была вложена визитка Яроша. Нет, не так: #визиткаЯроша. Я немедленно сфоткалась с визиткой Яроша. Она отлично гармонировала с футболкой "Вежливые люди".
Понимаете. Мы тогда играли. Мы все тогда играли.
Не только я. Мне было слишком страшно думать о войне на Донбассе. Страшно и больно. Я никогда не прощу себя за то, что не уехала в Луганск тогда. Мне нет прощения: если отбросить все отмазки, то мне просто не хватило решительности. Из Санкт-Петербурга война казалась страшной, но все же ее можно было развидеть. Закрыть глаза, засмеяться и поверить, что ничего не происходит.
У меня почти получалось. Два раза я удержалась от того, чтобы поехать в Луганск. Странно, что именно в Луганск. Я же не знала тогда, что Лешка воюет именно здесь. Но я не поехала. А сослагательное наклонение в истории отсутствует.
Еще проще было поверить в нереальности войны в Киеве. Да-да. Девушки с желто-голубыми ленточками, люди с коробками сбора помощи для добровольцев, нарядный город, подчеркнуто патриотичный, подчеркнуто оживленный. Меня не оставляло ощущение, что киевляне торжественно играют в какую-то ролевую игру. Меня и сейчас не оставляет это ощущение.
Я не поехала в Луганск.
Я успешно развидела. Защитилась от реальности. Выбрала дальше - трассу, путешествия, концерты. Читала где-то стихи, потом шла на Петербург, российские пограничники кормили меня малиной на границе.
Лешка, тогда еще не командир батареи, а вычислитель, рассчитывал прицелы на заградительный огонь в трех километрах от их позиций в Луганске.
В городе был ад, и он сражался с адом.
Мне оставался месяц до того, как война стала моим делом.
Был август.
Мы играли.