Дикий Запад
В связи с одной из конференций мы оказались в той части Америки, что некогда называлась Диким Западом. Стоит лишь немного отъехать от больших городов, чтобы убедиться, что название верно и по сей день, и что вестерн, - тот самый избитый вестерн с салунами, лошадьми, ковбойскими шляпами и прочими атрибутами старого глупого американского кино - это на самом деле весьма правдивый жанр.
Ибо, во-первых, пейзажи: каньоны, утесы, уступы, трещины, платформы, арки, гроты и множество форм, коим нет названия, созданных песчаником всех цветов, древней лавой, песками и пылью. Все это выглядит постоянной голливудской декорацией - декорация для заправки, декорация для выпаса коров, декорация для ресторана - с поправкой лишь на реальность и нешуточный масштаб. Там же, где виднеются равнины, обязательно виднеются и поезда, точнее, их подвижная середина - составы настолько длинные, что голова и хвост почти никогда не попадают в поле обзора. Во-вторых, по законам жанра, каждый встреченный житель местной глубинки оказывается или индейцем, или ковбоем, или, на худой конец, хотя бы совладельцем ранчо. К тому же, индейцы нередко действительно недружелюбны с чужаками, а то и коварны. Правда, современное коварство заключается в основном во взимании мзды с белых людей, в том числе без всякого повода. В-третьих, пыль: та самая, встающая в вестернах столбом от револьверных выстрелов, от шпор и каблуков на мужских сапогах, от галопа и иноходи - она действительно преобладает над здешними сухими пейзажами, архитектурой и даже интерьерами. Из нее строят коричневые дома мягких очертаний, с плоскими низкими крышами, со стенами без углов, из которых торчит мертвая трава. Кроме того, мы регулярно проезжаем небольшие пыльные бури, а любая машина, рассекающая по проселочной дороге, представляет собой захватывающее зрелище, так как она поднимает густое рыжее облако, которое видно за десятки миль.
И в-четвертых, конечно, непредсказуемость: мы только приехали, а уже попали во вьюгу, стоя у подножия песчаных дюн. Странное чувство: ноги увязают в бледном песке, сверху засыпает густым снегом, не видно ни зги, и оттого кажется, что так и останешься в этом царстве светлой крупы навеки. Позже, в другой день и совсем в другом месте, мы вынуждены были остановить машину на дне большого пустынного каньона - нас засыпало градом размером с вишню. Град лупил очень громко, я уже даже натянула полотенца нам на ноги, чтобы туда сыпались осколки стекла. Но ничего не разбилось: песчаное дно каньона за пять минут покрылось шариками льда, еще через пять минут лед растаял, и машина начала танцевать на скорости пять километров в час, виляя задом, забыв про сцепление, трение и прочие аспекты механики. Или наши поиски индейских церквей на пути: средневековые, глиняные, с удивительными росписями, как если бы Дали стал делать прячничные домики на свой вкус, они спрятаны в индейских резервациях, на узких улочках старинных деревень-пуэбло. Ищешь очередное такое чудо, долго петляешь по грунтовым дорогам (ведь нет про них никакой информации), бежишь, узнав очертания, навстречу с фотоаппаратом - довольный, что удалось найти. И, сделав первый бездумный кадр, утыкаешься в коряво нацарапанную табличку: «No photo, $ 5 000 fee», и суровое широкое идейское лицо, подкрепленное таким же суровым и широким торсом. И, удирая, скрипя на проселочных поворотах тормозами и поднимая то самое рыжее облако, что видно за километры, чувствуешь себя - против воли, ведь никогда не хотелось - героем того самого вестерна, сокрушаясь о правдивости его сюжетных линий.
Ибо, во-первых, пейзажи: каньоны, утесы, уступы, трещины, платформы, арки, гроты и множество форм, коим нет названия, созданных песчаником всех цветов, древней лавой, песками и пылью. Все это выглядит постоянной голливудской декорацией - декорация для заправки, декорация для выпаса коров, декорация для ресторана - с поправкой лишь на реальность и нешуточный масштаб. Там же, где виднеются равнины, обязательно виднеются и поезда, точнее, их подвижная середина - составы настолько длинные, что голова и хвост почти никогда не попадают в поле обзора. Во-вторых, по законам жанра, каждый встреченный житель местной глубинки оказывается или индейцем, или ковбоем, или, на худой конец, хотя бы совладельцем ранчо. К тому же, индейцы нередко действительно недружелюбны с чужаками, а то и коварны. Правда, современное коварство заключается в основном во взимании мзды с белых людей, в том числе без всякого повода. В-третьих, пыль: та самая, встающая в вестернах столбом от револьверных выстрелов, от шпор и каблуков на мужских сапогах, от галопа и иноходи - она действительно преобладает над здешними сухими пейзажами, архитектурой и даже интерьерами. Из нее строят коричневые дома мягких очертаний, с плоскими низкими крышами, со стенами без углов, из которых торчит мертвая трава. Кроме того, мы регулярно проезжаем небольшие пыльные бури, а любая машина, рассекающая по проселочной дороге, представляет собой захватывающее зрелище, так как она поднимает густое рыжее облако, которое видно за десятки миль.
И в-четвертых, конечно, непредсказуемость: мы только приехали, а уже попали во вьюгу, стоя у подножия песчаных дюн. Странное чувство: ноги увязают в бледном песке, сверху засыпает густым снегом, не видно ни зги, и оттого кажется, что так и останешься в этом царстве светлой крупы навеки. Позже, в другой день и совсем в другом месте, мы вынуждены были остановить машину на дне большого пустынного каньона - нас засыпало градом размером с вишню. Град лупил очень громко, я уже даже натянула полотенца нам на ноги, чтобы туда сыпались осколки стекла. Но ничего не разбилось: песчаное дно каньона за пять минут покрылось шариками льда, еще через пять минут лед растаял, и машина начала танцевать на скорости пять километров в час, виляя задом, забыв про сцепление, трение и прочие аспекты механики. Или наши поиски индейских церквей на пути: средневековые, глиняные, с удивительными росписями, как если бы Дали стал делать прячничные домики на свой вкус, они спрятаны в индейских резервациях, на узких улочках старинных деревень-пуэбло. Ищешь очередное такое чудо, долго петляешь по грунтовым дорогам (ведь нет про них никакой информации), бежишь, узнав очертания, навстречу с фотоаппаратом - довольный, что удалось найти. И, сделав первый бездумный кадр, утыкаешься в коряво нацарапанную табличку: «No photo, $ 5 000 fee», и суровое широкое идейское лицо, подкрепленное таким же суровым и широким торсом. И, удирая, скрипя на проселочных поворотах тормозами и поднимая то самое рыжее облако, что видно за километры, чувствуешь себя - против воли, ведь никогда не хотелось - героем того самого вестерна, сокрушаясь о правдивости его сюжетных линий.