В пятницу вечером
В каждую первую пятницу месяца в городке открывается несколько десятков новых выставок - в больших, маленьких и крошечных галереях, разбросанных по историческим улочкам. В основном они связаны с университетом - дипломные проекты студентов, новые творения преподавателей, вернисажи заезжих посетителей. Галерей на всех не хватает, поэтому прямо на улицах частенько натыкаешься на новое изваяние в виде коричневого конуса с пугающе реалистичным белым лицом, или на огромный желтый маятник, разверзнутый шестеренками наружу. Не сразу удается догадаться, что это "Виновник номер пять" или "Большой апельсин", магистерская работа такого-то.
По этим же пятницам весь местный люд, неуемно тянущийся к творчеству, показывает публике результаты своего нескромного труда. В один такой вечер, блуждая случайным образом, можно попасть на множество странных мероприятий. В самом старом доме города, сохранившемся со всей обстановкой (восемнадцатый век, игрушечные кровати, окна под потолком из комнаты в комнату, тяжелые гардины и суровые портреты) собираются любители старинного аппалачского harp singing, в котором вместо нот - нотную граммоту тут когда-то знали немногие, а петь хотелось всем - квадратики, ромбики и звездочки. На счет "три" разномастная публика размахивая руками запевает нечто, по звенящей чистоте и простоте напоминающее церковные псалмы, перепетые на мажорный лад. Нас приглашают присоединиться, но мы смущенно отказываемся петь, слушаем еще минут десять и идем дальше. Через несколько домов проходит огромная, в несколько залов, выставка работ по дереву. Умельцы съехались со всех восточных штатов, и каждый привез с собой по стулу. Стулья эти так хороши, что хочется любыми способами вынести их все по очереди, нежно вспоминая Остапа. Дальше по улице открытая репетиция играющих на дульцимере. Тут меня в первую очередь завораживает сам дульцимер - необыкновенно женственный инструмент, созданный, однако, для ирландских и уэльских баллад, за которыми первая волна эмиграции в Аппалачи коротала время с кружкой эля. В следующем проулке полулюбительский театр трогательно играет пьессу об истории черного блюза на Юге. "Бездомные музыканты сидели тогда везде - и под рестораном, и у во-о-он того магазина, и на пороге булочной, и даже у больницы, так их было много," - и широкий черный парень с массивным затылком заводит что-то ритмичное, госпельное, а остальные актеры ему подпевают, и тут же становятся понятно - никакие он не актеры, они музыканты, отличные черные музыканты, и поэтому хором из пяти человек выворачивают нутро против воли. Чуть подальше от центра, у подножья окружающих город холмов, проводится фестиваль примитивных ремесел. Сидя прямо на траве, большие мужчины с сильными руками обмениваются каменными наконечниками стрел, которые они оббили сами примитивными молотками. Тут же можно присесть в круг конкурса на лучшую ночную историю у костра или посоревноваться в добыче огня на время - что, надо сказать, неблагодарное занятие во влажном климате гор, но все соревнующиеся чему-то рады и пышут улыбками и жаром - все равно не достаточным, впрочем, для огня. А где-то на окраине, в разваливающемся здании, что готовят на снос, в комнатке под самым чердаком, куда взбираться надо по шаткой лестнице, распугивая по пути стрижей и летучих мышей, играют современную оперу по мотивам - тут ни за что не догадаться - "Записок сумасшедшего" Гоголя. Зрители сидят на грубых деревянных лавках и каждый держит по свече, а сам сумасшедший страдает красивым баритоном с табуретки в центре - разумеется, на американском английском.
Во все этих чудных хобби взрослых людей одной маленькой провинции меня занимает то, что в очередной дождливый осенний вечер, когда туман затягивает и небо, и горы, и дороги, да и вообще все, кому-то больше всего хочется играть на дульцимере, или петь по звездочкам, или обтесывать стул. Меня также занимает и то, что другим осенним вечером этому же взрослому человеку безумно хочется этим поделиться, и никто не видит в этом ничего дурного или смешного. А ведь в маленьком городе никто не стоит в очереди за билетами; мало кто купит тот самый стул; наоборот, музыканты, артисты, художники не только делают вход свободным, но и сами покупают хорошее вино и готовят двадцать разных блюд - только чтобы привлечь случайного прохожего вроде меня; только чтобы разделить свое диковинное увлечение с кем-то хотя бы на один вечер.
Любопытное: как выглядит дульцимер и как звучит аппалачский дульцимер, кино о традиции harp singing, многометровое творение студента, украшающее стену бизнес-офиса в центре, с каких песен начинается южный блюз, и последнее, прекрасное: "дульцимер для ухаживания" с двумя грифами, на котором можно играть вдвоем.
По этим же пятницам весь местный люд, неуемно тянущийся к творчеству, показывает публике результаты своего нескромного труда. В один такой вечер, блуждая случайным образом, можно попасть на множество странных мероприятий. В самом старом доме города, сохранившемся со всей обстановкой (восемнадцатый век, игрушечные кровати, окна под потолком из комнаты в комнату, тяжелые гардины и суровые портреты) собираются любители старинного аппалачского harp singing, в котором вместо нот - нотную граммоту тут когда-то знали немногие, а петь хотелось всем - квадратики, ромбики и звездочки. На счет "три" разномастная публика размахивая руками запевает нечто, по звенящей чистоте и простоте напоминающее церковные псалмы, перепетые на мажорный лад. Нас приглашают присоединиться, но мы смущенно отказываемся петь, слушаем еще минут десять и идем дальше. Через несколько домов проходит огромная, в несколько залов, выставка работ по дереву. Умельцы съехались со всех восточных штатов, и каждый привез с собой по стулу. Стулья эти так хороши, что хочется любыми способами вынести их все по очереди, нежно вспоминая Остапа. Дальше по улице открытая репетиция играющих на дульцимере. Тут меня в первую очередь завораживает сам дульцимер - необыкновенно женственный инструмент, созданный, однако, для ирландских и уэльских баллад, за которыми первая волна эмиграции в Аппалачи коротала время с кружкой эля. В следующем проулке полулюбительский театр трогательно играет пьессу об истории черного блюза на Юге. "Бездомные музыканты сидели тогда везде - и под рестораном, и у во-о-он того магазина, и на пороге булочной, и даже у больницы, так их было много," - и широкий черный парень с массивным затылком заводит что-то ритмичное, госпельное, а остальные актеры ему подпевают, и тут же становятся понятно - никакие он не актеры, они музыканты, отличные черные музыканты, и поэтому хором из пяти человек выворачивают нутро против воли. Чуть подальше от центра, у подножья окружающих город холмов, проводится фестиваль примитивных ремесел. Сидя прямо на траве, большие мужчины с сильными руками обмениваются каменными наконечниками стрел, которые они оббили сами примитивными молотками. Тут же можно присесть в круг конкурса на лучшую ночную историю у костра или посоревноваться в добыче огня на время - что, надо сказать, неблагодарное занятие во влажном климате гор, но все соревнующиеся чему-то рады и пышут улыбками и жаром - все равно не достаточным, впрочем, для огня. А где-то на окраине, в разваливающемся здании, что готовят на снос, в комнатке под самым чердаком, куда взбираться надо по шаткой лестнице, распугивая по пути стрижей и летучих мышей, играют современную оперу по мотивам - тут ни за что не догадаться - "Записок сумасшедшего" Гоголя. Зрители сидят на грубых деревянных лавках и каждый держит по свече, а сам сумасшедший страдает красивым баритоном с табуретки в центре - разумеется, на американском английском.
Во все этих чудных хобби взрослых людей одной маленькой провинции меня занимает то, что в очередной дождливый осенний вечер, когда туман затягивает и небо, и горы, и дороги, да и вообще все, кому-то больше всего хочется играть на дульцимере, или петь по звездочкам, или обтесывать стул. Меня также занимает и то, что другим осенним вечером этому же взрослому человеку безумно хочется этим поделиться, и никто не видит в этом ничего дурного или смешного. А ведь в маленьком городе никто не стоит в очереди за билетами; мало кто купит тот самый стул; наоборот, музыканты, артисты, художники не только делают вход свободным, но и сами покупают хорошее вино и готовят двадцать разных блюд - только чтобы привлечь случайного прохожего вроде меня; только чтобы разделить свое диковинное увлечение с кем-то хотя бы на один вечер.
Любопытное: как выглядит дульцимер и как звучит аппалачский дульцимер, кино о традиции harp singing, многометровое творение студента, украшающее стену бизнес-офиса в центре, с каких песен начинается южный блюз, и последнее, прекрасное: "дульцимер для ухаживания" с двумя грифами, на котором можно играть вдвоем.
