Перечитал "Мастера и Маргариту". Не понял ничего.
Сначала я прочел романы Дмитрия Быкова.
Нет, не так. Сначала я прочел «Метро 2033». Захотелось чего-то фантастического, фантасмагорического, какой-то антиутопии. Я вообще люблю антиутопии. Но потом, осознав, что «Метро» - хорошая, крепкая, но поделка, вещь второго, если не третьего ряда (хотя читал я с удовольствием), захотелось мне чего-то более изысканного, и я стал читать романы Быкова. Но и от них я в восторг не пришел, катарсиса не получил. Затянутые, водянистые, хотя и чувствуется блестящее журналистское перо. Хотя, как это мне свойственно, я начал читать Быкова дальше и дальше, смотреть и слушать его лекции, прочел его жизнеописание Окуджавы, и это (его Пастернака я уже прочел дважды задолго до того) было самое очищающее и светлое чтение. И его лекции тоже. Но об этом я уже написал. Быков - умница, Быков - мастер, но не тянет, не тянет, не может поднять вес, темы заявлены сложнейшие, а исполнение журналистское и графоманское в одном флаконе. Это я о его романах. По крайней мере, мне так виделось.
Когда я прочел романы Быкова и понял, что они довольно-таки средние, то есть забываются сразу по прочтении (кроме ЖЗЛ), то я как-то загрустил. И подумал: а чтоб еще такого прочесть. Все равно я лежу со сломанной ногой на кровати, так уж надо этим пользоваться: хоть почитать книжки.
Болтаясь на костылях, я просматривал свои книжные полки на предмет чего-то такого. Начал было Фолкнера, но мне скулы свело, увы. Дос Пассоса - еще сильнее свело. (Это все было по рекомендации моей покойной бабушки, которая мне настоятельно их рекомендовала в детстве, и я запомнил. Ее главной рекомендацией, правда, после Дос Пассоса был Джойс (как она его читала, если первый перевод был сделан Хоружим и издан был в 1991-м году? - в подлиннике что ли?), но его я с тридцатой попытки прочел, ощутил, понял, что «после Джойса уже нельзя писать так, будто не было Джойса (так и про Толстого говорили) и навеки включил, вмонтировал его в свой мозг). Еще что-то серьезное - та же реакция. Видимо, я был все же настроен на нечто легкое, но в то же время светлое, и в то же время с юмором, и в то же время с чертовщинкой. Я обиделся на самого себя, что у меня такие вот сложные требования. Потому что трудно что-то найти такое вот так сразу. Да еще на костылях. Взгляд мой мутный скользил, говорю, по полкам.
Чего-нибудь такого, дайте, чтоб и легкое, и с чертовщинкой , и светлое, и чтоб хорошо написано было (и с катарсисом, с катарсисом обязательно - катарсис очень полезен, когда лежишь со сломанной ногой, вот и врачи говорят!) - так, скорее всего говорило мое подсознание, а сознание тупо молчало.
И вот, на самой верхней полке среднего стеллажа, что на северной стороне моей комнаты, я увидел очень потрепанную книгу: «Альтист Данилов». Вот это уже ближе, подумал я. Но я его не так давно перечитывал и еще помню. Хороший русский язык, и к тому же всякие эзотерические пласты. Или как их там назвать. Но я его уже читал, поэтому я вспомнил, что Владимир Орлов написал еще какие-то романы. Мне вспомнилось слово: Шеврикука. И я с легкостью нашел в интернете роман Орлова про домового Шеврикуку.
Читал я его прилежно. А что ж? Действительно хороший русский язык, нет этой растрепанности и несобранности, что была у Быкова, все построено на эзотерике, или как там ее назвать, всякие существа от леших, домовых до Белого Шума, незримо существуют среди нас и влияют на нашу повседневную жизнь, вот и первый рассказ моего отца, «Суседко», был про домового, которого он в детстве явственно видел сидящего за обеденным столом в избе, в далекой северной деревне, и на вопрос, обращенный к своей бабушке, мол, кто это? - а это ж суседко, че спрашиваешь? Действительно, че спрашиваешь?
Роман Орлова очень московский, все действие у него происходит в хорошо знакомых местах, в Останкине, улицы даже называются не раз, точные адреса. Это очень привлекает.
Но тут я отступил почему-то от своей практики: после прочтения все досконально узнать об авторе, о том, что его подвигло на написание этой вещи, вообще, кто он такой - Владимир Орлов? Не марсианин ли, засланный к нам, если уж он так хорошо разбирается в жизни невидимых существ?
Но и Орлова я не нашел своего искомого катарсиса. Не нашел, хоть Орлов и был близок к этому. Или я плохо искал.
Катарсис - он ведь нечто вроде наркотика, особенно, когда лежишь в гипсе на кровати и не можешь сходить за пивом.
Не нашел я его у Орлова. Не нашел. Все как-то ровно и гладко, хорошим русским языком. Лучше Быкова, но… все равно не то, не то. Не трагическое «не то», но все же не то.
И тогда я решился на то, чтоб копнуть дальше. Решился на Михаила, так сказать, нашего, Булгакова.
На «Мастера и Маргариту». А куда ж еще копать в этом направлении?
«Мастера» я читал еще совсем молодым, в 1982-м году, книжку брал у Даши, как сейчас помню. И после того раза никогда не перечитывал. Тогда, как водится, я ничего не понял, а прочел быстро, вроде как детектив. То есть просто слизнул самый верхний пласт. Да еще к тому же я находился в густом облаке общего восторженного мнения: Ах, «Мастер и Маргарита!» Ах!!
Надо сказать, что я никогда вообще не мог понять, что это за личность - Булгаков. И сейчас не понимаю. Но вот, я скачал, все-таки его жизнеописание Мариэтты Чудаковой и собираюсь его прочесть.
Вообще, это странно. Потому что, например, Чехова, я очень хорошо представляю себе как человека; я был даже влюблен в него какое-то время, и даже сейчас влюблен. Вообще, я всегда, как я уже говорил, по прочтении автора, стараюсь его понять, установить его личность, уловить его характер, человеческие черты. С Булгаковым - не то. Я его не вижу, как человека, но, надо сказать, я и не пытался. А не пытался, потому, что мне, почему-то и не хотелось. Каким-то мутным, скользким, едва различимым мне он казался. Но это - по незнанию. А вот сейчас прочту Чудакову - и все прояснится.
Тем не менее, я начал читать «Мастера и Маргариту».
Через 30 лет после первого, неосмысленного молодого прочтения.
Надо теперь сказать вот что: я - не аналитик. Я долго себе не хотел в этом признаваться, но это так. Левое полушарие у меня плохо работает. Или правое? Я не помню, какое полушарие мозга за что отвечает. Тем более, что я по рождению - левша, правда, меня жестоко переучивали в детстве, так что я стал на половину правша. И теперь - поди разберись, какое где полушарие.
Тем не менее, я не аналитик, и - чем дальше, тем больше. Раньше все-таки заставляли сдавать какие-то экзамены по математике, и я истерически напрягал свое логическое полушарие, иначе бы я не поступил бы на биофак МГУ, где первым вступительным экзаменом была математика. При чем не простая математика, а сложная. Этот первый экзамен скосил чуть ли не половину абитуриентов. А меня не скосил. Но никогда на экзаменах по математике я не мог получить пятерку. Только четверку. Мое сознание напрягалось до исступления, но выше четверки я получить не мог. Я брал все это каким-то наскоком, разведкой боем, кошачьей хитростью, но математической картины мира у меня в голове не было. И не могло быть. Такая уж голова.
Поэтому, именно поэтому мне так трудно анализировать художественное произведение, которое я читаю. Я только могу, может быть, приблизительно обрисовать образ, который оно оставило. Да и то, при моей имманентной трусости и склонности ко вранью и приукрашиванию, к склонности размазываться, склоняться ниц перед авторитетным мнением (каким? - не понятно, наверное, неким, каким его я в данный момент понимаю, - общепринятым), я не могу обрисовать его не предвзято.
Тем не менее, я уже говорил: авторы, мои любимые авторы - Чехов, Толстой, Достоевский, Гончаров и другие - мне более или менее понятны как личности. Именно потому, что после прочтения их произведений, я всегда начинаю скрупулезно исследовать их личности - по дневникам, письмам, воспоминаниям о них. Они мне становятся ясны и они становятся как бы моими друзьями. Чего я не могу сказать о Булгакове. Которого я никогда не понимал. Он ускользает.
И вот тут-то я вдруг начинаю заново, внимательно, обстоятельно перечитывать «Мастера и Маргариту».
Потому что Быков и Орлов меня не удовлетворили. Не выдали на-гора катарсиса. И вот, думаю я, Булгаков, то точно выдаст его мне! Уж кто-кто, а он-то сможет! Забегаю вперед сразу: не смог. Не выдал. Или и не хотел.
Начиная перечитывать «Мастера», я смутно знал, как он популярен; как много есть людей, до небес превозносящих эту книгу; знал я и людей, считающих, что книга эта неправомерно поставлена в первый ряд и что вокруг нее столько шума. Все это уже было загадочно, ведь загадки постоянно клубятся вокруг не так уж и многих произведений, клубится, например, без конца загадка авторства «Тихого Дона»; а так, в остальном, в принципе, основная масса произведений литературы довольно прозрачна по своим интенциям.
Надо еще учесть, что, читая, я все лежал на кровати, что в Москве духота и жара, что, не имея возможности встать и пойти погулять, подышать свежим воздухом, я читал книгу беспрерывно в течение 2-х суток и прочитал-таки ее наконец, уже находясь в чаду и угаре собственного лежания на кровати, невозможности помыться, встать, пройтись.
Что я знал о Булгакове? Знал я что-то именно от своей железной бабушки, которая каждый вечер, во время обязательных вечерних прогулок по лесу (который окружал наш деревянный дом), впихивала мне свой бесконечный литературный бэкграунд. Каждая такая прогулка была посвящена какому-то автору, при этом надо сказать, что у бабушки была абсолютная память, она помнила наизусть не только все стихотворения из русской литературы, но и прозу, и биографии литераторов. Достаточно сказать только об одном случае. У нас в доме был трофейный немецкий радиоприемник 1938-го года выпуска, который ловил заглушаемые советским государством «вражьи голоса» на таких частотах, на которых их не заглушали. Потому что у советских приемников латышского производства таких частот не было. И мы, всей семьей слушали «Радио свобода» без помех, каждый вечер, это была традиция. И вот, когда по этому радиоприемнику передавали какие-либо ненапечатанные, неизданные стихи, (Пастернака ли, или еще кого), то бабушка их запоминала с ходу, с лету, с одного прочтения наизусть. Находясь уже в более, чем преклонном возрасте. Или: уже умирая, за несколько недель до смерти, она вдруг прочла мне целую поэму Игоря Северянина, которого всегда приводила мне как пример образцовой пошлости; но тут вдруг ее что-то обуяло, и она прочла мне эту поэму. Я совершенно ничего не запомнил.
И вот так, гуляя по тропинкам, она мне рассказывала, декламировала. В памяти моей ничего ровным счетом не осталось, потому что и память у меня никуда не годится, да и увлечен я тогда был совсем не этим, а именно биологией. О Булгакове я запомнил только то, что он был морфинист. Как и Брюсов. Словом, зря бабушка старалась. В голове остались только бытовые вещи. Типа того, что, мол, Блок не спал со своей женой, а между тем постоянно ходил по проституткам. Так же, как и Чехов тоже по ним ходил. Вот все, что осело в моей дырявой голове.
Итак, приступая к чтению «Мастера и Маргариты», я смутно знал только, что он был морфинист, врач по образованию, что было у него три жены, а больше - ничего. Нет, постойте, еще кое-что знал: что отец его служил в киевской духовной академии и что жили его родители или имели дачу… не помню сейчас точно, но были они соседями с родителями моей бабушки, у которых как раз и было имение под Киевом. Вот и все. Кроме того, что бабушка довольно презрительно относилась к «поповичам», то есть к выходцам из духовного сословия, но это уж на ее совести ее сословные предрассудки.
Все это я узнал, прогуливаясь с бабушкой по нашему ежевечернему маршруту: выйдя через скрипучую деревянную калитку, а дальше - вдоль насаженных дедом лиственниц, окруженных по периметру почему-то туей канадской. Посередине этого насаждения была установлена скамейка, где мы с бабушкой часто садились, и где она продолжала свои рассказы и декламации, а я ничего не понимал и не впитывал, дурак. Так или иначе, но бабушка все-таки была выпускницей филфака Владивостокского университета, а тогда, в 20-х годах, там было очень много сильных преподавателей, бежавших, но не убежавших от советской власти. И, конечно, в свое время расстрелянных.
Так я о чем? Я сбился, как всегда.
Я о том, что я перечитал «Мастера и Маргариту», чтобы как-то себя потешить в своем мутном, пропахшем потом положении. Я и не собирался как-то думать или анализировать этот роман. Хотя я знал, что роман этот имеет оглушительную славу среди интеллигенции, но какого рода эта слава, я не представлял себе.
Сразу скажу, что я ничего не понял, прочитав этот роман. Не могу сказать, что я оглушительно смеялся, читая московские главы. Не могу сказать, что я смиренно и торжественно млел от глав о Пилате. Ничего такого особенного не было. Как было для меня это произведение загадкой, так и осталось.
О чем это написано? О реальном Христе? О реальном дьяволе? Нет, скорее всего, все это какая-то буффонада. Шутка, что ли, какая-то? «Евангелие от Воланда»! Тоже шутка какая-то, уж больно все несерьезно. Словом, я ничего не понял. Читается легко, весело, а что за этим стоит? Может быть - ничего? Шутка? Нет, трудно поверить, что шутка.
Тогда я решил посмотреть в интернете, что же говорят умные люди.
Первое, что мне попалось под руку, это работа священника Кураева. Хотя я, честно говоря, рассчитывал, что первой мне попадется Мариэтта Чудакова.
Но попался Кураев.
Священник Кураев довольно топорно, небрежно, пытался притянуть за уши «Мастера» к догматическому православию и показать, что книга эта вовсе не противоречит догматам, только потому, как я понял, что он очень любит эту книгу, увлекался ею в молодости. В итоге я плюнул и бросил читать текст Кураева на середине, потому что это было просто скучно, белые нитки торчали со всех сторон.
Я, впрочем, вполне согласился с одним из тезисов Кураева. О том, что Добро (Свет, или как ни назови) вполне самодостаточно и может существовать независимо от Зла (Тьмы, дьявола, опять-таки, назови как хочешь). По этому поводу Кураев полемизирует с Воландом и заодно с Блаватской, со всякого рода теософией, оккультистами, с некоторыми восточными воззрениями. Я тут не силен в религиоведении, в оккультизме разных мастей. Но мысль Кураева я поддерживаю, хотя он эту мысль высказывает только исходя, опять же, из христианских догматов.
Мне вообще многие мои знакомые, люди, всерьез занимавшиеся такими высокими и малопостижимыми темами, доказывали, что Добро и Зло - это вроде бы как силы, находящиеся в диалектическом единстве, и это их единство и вечная борьба - главный мотор, двигатель эволюции мира.
А вот мы с Кураевым не согласны. И сходимся на том, что Воланд - «старый софист», и верить ему не надо. Тут Кураев приводит одну идею из догматического своего православия о редукции. Мол, движение к свету может идти от меньшего знания (редуцированного) к большему, и это и есть мотор всего движения, и совершенно не нужно привлекать тут силы Зла, как отправную точку движения. Согласен.
После Кураева мне попался, опять-таки случайно Альфред Барков.
Сочинение Баркова оказалось на порядок более вдумчивым, скрупулезным, и вообще серьезным, литературоведчески основательным. Барков перелопатил кучу материалов, Барков грамотно, серьезно написал свое сочинение, снабдил его массой ссылок, как и положено. Кураев тут со своим догматизмом и небрежностью, поверхностностью нервно курит в сторонке. Тем более нервно, что, как я понял далее из чтения Баркова, Кураев просто-таки слизнул основные тезисы Баркова и грубо, топорно привязал их к православию, при этом не особенно то и ссылался на Баркова, у которого тупо все взял.
И что же Барков? (Ныне уже покойный, и как впоследствии выяснилось, довольно важный чекист).
А вот что. Читая Баркова, я начал недоумевать, если не плеваться, гораздо раньше, чем, когда читал Кураева. Недоумевать начал потому, что Барков уж совершенно писал немыслимые вещи. Он прямо с места в карьер стал проводить свою линию, свое видение романа Булгакова. Да, сначала я просто-таки думал, что Барков сошел с ума.
Посудите сами: Барков заявляет, что прототипом Мастера является Горький, Воланда - Ленин, а Маргариты - жена Горького Андреева. Ну, совсем спятил, думал я, читая. Но чем дальше я вчитывался, тем больше оплетал меня Барков своей паутиной доказательств, и я, как человек мягкий и внушаемый, уже практически поверил его доводам. И вообще, верь или не верь Баркову, но отдай ему должное: он умеет смотреть на вещи совершенно непредвзято, нелицеприятно, то есть, не взирая на лица. А это подкупает.
Хотя чем-то его изложение мне напомнило стиль Льва Гумилева, сводящийся к такой фразе: вот, ученые пишут, что это было вот так. А на самом деле, все было вот эдак. Гумилев, правда, не приводит ссылок так обильно, как это делает Барков. И потому Баркову начинаешь верить. И думаешь: а ведь действительно, прав ведь, сукин сын! Гумилев противопоставляет себя историкам, а Барков - «булгаковедам», это слово постоянно у него на устах. Вот, булгаковеды, мол, все уже много лет думают вот так-то, ломают копья вокруг романа, а ведь все так просто: все было вот так-то. И далее следуют 33 ссылки, 55 цитат из каких-то писем, воспоминаний и т.д. И начинаешь верить.
Доходит в конце концов до таких безумных вещей, что Воланд - сифилитик. И это доказывает бывший чекист Барков.
Уважаю - за непредвзятость и за свободу мысли, не скованную авторитетами. Безусловно. Но…
Почему этот роман вызывает столько трактовок, столько споров, я думаю, как ни один другой русский роман?
Думаю, что все из-за того, что он не вписывается в каноническое православие, и не только в него, он вообще очень этически подозрителен. Вся эта чертовщина. И тут - Мастер. И любовь. И все это замешано на чертовщине. И Иисус здесь совершенно неканонический. А скорее списанный с Талмуда, то есть: мать проститутка, отец - откуда-то (египетский солдат или сириец, Бог знает) непонятно откуда, чудес особых не было, ходит какой-то юродивый, говорит, что все люди добрые, и на этом все. Ни тебе - чудес, и никакого уж разговора о воскрешении, просто приятный человек. Ходил проповедывал. Как и сотни других тогда, в то время: ессеи, назореи… Нет тут Христа, как мы его знаем и понимаем, или как нам его навязали последующие трактовки, списки евангелий. И вообще, роман ведь про Пилата, а не про Христа. Почему про Пилата? Непонятно!
Можно было бы считать роман просто сатирой, шуткой, если б только не одно обстоятельство: Булгаков писал его 12 лет, бесконечно правил, переделывал. Значит, придавал ему исключительное значение.
Но почему, почему - такие шутовские образы дьявола и Иешуа? Я не знаю. Может быть, Барков со своей чекистской хваткой и наблюдательностью в чем-то и прав.
Так никто ничего и не понял, и до сих пор ломаются копья, и так и неясно: о чем, собственно, роман?
Я, повторяю, не аналитик. И для меня - этот роман - нечто целостное, некий единый образ. Образ, который меня лично особо не задел, не задел во мне никаких струн. Может быть я примитивен, туп, но - не задел. Ну, забавно, ну, чертовщина. Ну, дьявол какой-то нелепый, Иешуа тоже нелепый, ну и что?
Тут, мне кажется, надо глубоко копать в личность самого Булгакова: что это был за человек? Но я еще не начал копать, не прочел «Жизнеописание» Чудаковой, и ничего толком сказать не могу.
А трактовка Баркова имеет право на существование, имеет. Увы. Увы - потому что она напрочь разбивает устойчивое мнение о романе. И эту вечную, верную любовь Барков разбивает так, что камня на камне не остается, и вообще, действительно: что это за любовь, если она замешана на чертовщине, если любимая - ведьма? А, может быть, так и было надо? Может быть, выхода не было другого? И этот странный Мастер, Мастер не пойми чего? И ведьма? И сатана, у которого болит колено? Да может быть, это все глобальная насмешка надо всем: и над дьяволом, и над Иешу3а, и надо всем вообще? Насмешка, высмеивание стереотипов? Может быть и так. Не знаю.
Будет настроение, буду копать и дальше: просто интересно. Хотя сам роман на меня никакого такого уж впечатления не произвел. Может быть, такой сатирический строй ума самого Булгакова все выстроил таким образом. Во всяком случае, я, как бывший биолог, как человек, воспитанный атеистической системой ничего крамольного в образе Иешуа не вижу. Мне даже кажется, что, скорее всего, так и было. Ходил какой-то юродивый, а потом крепкие и цепкие ребята подняли его на свой флаг (Петр и Павел) и создали свою религию. Вполне возможный вариант.