Ну, пусть и здесь болтается
Оригинал взят у v_letupisets в Юноше, обдумывающему житьё (с)
Из автобиографии Ф.Э. Дзержинского:
"Родился в 1877 г. Учился в гимназии в г.Вильно. В 1894 г., будучи в 7-м классе гимназии, вхожу в социал-демократический кружок саморазвития; в 1895 г. вступаю в литовскую социал-демократию и, учась сам марксизму, веду кружки ремесленных и фабричных учеников. Там меня в 1895 г. и окрестили Яцеком. Из гимназии выхожу сам, добровольно в 1896 г., считая, что за верой должны следовать дела и надо быть ближе к массе и с ней самому учиться."
Ю. Герман, "Лёд и пламень":
27 мая 1918 года Дзержинский писал жене:
"Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха,
ибо нужно спасать наш дом, некогда думать о своих и о себе. Работа и борьба
адская. Но сердце мое в этой борьбе осталось живым, тем же самым, каким
было и раньше. Все мое время - это одно непрерывное действие".
Воспоминание Красного, товарища Дзержинского:
"Мы увидели страшно грязную камеру. Грязь залепила окно, свисала со
стен, а с пола ее можно было лопатами сгребать. Начались рассуждения о том,
что нужно вызвать начальника, что так оставлять нельзя и т.д., как это
обычно бывает в тюремных разговорах.
Только Дзержинский не рассуждал о том, что делать: для него вопрос был
ясен и предрешен. Прежде всего он снял сапоги, засучил брюки до колен,
пошел за водой, принес щетку, через несколько часов в камере все - пол,
стены, окно - было чисто вымыто. Дзержинский работал с таким самозабвением,
как будто уборка эта была важнейшим партийным делом. Помню, что всех нас
удивила не только его энергия, но и простота, с которой он работал за себя
и за других".
В Седлецкой тюрьме Феликс Эдмундович сидел вместе с умиравшим от
чахотки Антоном Россолом. Получивший в заключении сто розог, чудовищно
униженный этим варварским наказанием, погибающий Россол, который уже не
поднимался с постели, был одержим неосуществимой мечтой: увидеть небо.
Огромными усилиями воли Дзержинскому удалось убедить своего друга в том,
что никакой чахотки у него не было и нет, а что его просто избили, и от
этого он ослабел. Кровотечение из горла, доказывал Дзержинский, тоже
результат избиения.
Однажды после бессонной ночи, когда Россол в полубреду непрестанно
повторял, что непременно выйдет на прогулку и увидит весенние лужи,
распускающиеся почки и небо, Дзержинский обещал Антону выполнить его
желание. И выполнил! За все время существования тюремного режима в Царстве
Польском такого случая не бывало: Дзержинский, взяв Россола себе на спину и
велев ему крепко держаться за шею, встал вместе с ним в коридоре в строй на
перекличку перед прогулкой. На сиплый вопль смотрителя Захаркина,
потрясенного неслыханной дерзостью, заключенные ответили так, что тюремное
начальство в конце концов отступило перед железной волей Феликса
Эдмундовича.
В течение целого лета Дзержинский ежедневно выносил Россола на
прогулку. Останавливаться было нельзя. Пятнадцать минут Феликс Эдмундович
носил Антона на спине.
К осени сердце у Дзержинского было испорчено вконец. Передают, что
кто-то в ту пору сказал о Феликсе Эдмундовиче так:
"Если бы Дзержинский за всю свою сознательную жизнь не сделал ничего
другого, кроме того, что он сделал для Россола, то и тогда люди должны были
бы поставить ему памятник..."
Один ответственный работник железнодорожного транспорта, желая угодить
Дзержинскому, который был тогда наркомом путей сообщения, перевел сестру
Дзержинского Ядвигу Эдмундовну на значительно лучше оплачиваемую работу,
для выполнения которой у нее не было квалификации. Дзержинский возмутился и
приказал не принимать его сестру на эту ответственную работу, а работника
транспорта, подхалима, снял с занимаемой им должности.
На Украине, рассказывал Ф.Кон, в разгар петлюровщины был приговорен к
расстрелу советским судом старый подпольщик коммунист Сидоренко. Ему
удалось бежать. Но он не стал скрываться, а явился в Москву к Дзержинскому
с просьбой о пересмотре дела. Уверенный в своей невиновности, а главное - в
том, что Дзержинский не допустит несправедливости, осужденный не побоялся
прийти к председателю ВЧК.
14 апреля 1921 года Президиум ВЦИК по предложению Владимира Ильича
Ленина назначил Дзержинского народным комиссаром путей сообщения с
оставлением его на посту руководителя ВЧК и НКВД.
И этот седой, очень усталый человек начал учиться. Он читал и выяснял
неясные для себя вопросы, беседуя с крупнейшими
специалистами-транспортниками. Ночью его можно было видеть и на
железнодорожной станции, и в депо, и в мастерской. Он разговаривал с
машинистами, со стрелочниками, стоял в очереди у железнодорожных касс,
проверял порядок продажи билетов, выявлял злоупотребления. Удивительно умея
выслушивать людей, не отмахиваясь от неприятного и трудного, он в самый
короткий срок объединял вокруг себя крупнейших специалистов.
О.О.Драйзер нашел удивительно точные слова для определения стиля
работы Дзержинского на совершенно новом и чрезвычайно ответственном посту:
"Умный и твердый начальник, он вернул нам веру в наши силы и любовь к
родному делу".
Он умер председателем ВСНХ и председателем ОГПУ. Он охранял
государство и создавал его.
Он умер, отдав решительно все силы своей стране. Едва поднявшись после
жесточайшего сердечного приступа, который застиг его на работе, он пошел к
себе домой один, отказавшись от провожатых, чтобы не беспокоить Софью
Сигизмундовну. Пожав руку жене, Феликс Эдмундович пошел в спальню. Софья
Сигизмундовна обогнала его, чтобы приготовить ему постель, но он остановил
ее теми двумя словами, которые произносил всю жизнь, всегда:
"Я - сам".
Он всегда все делал сам.
Это были его последние слова...
Люди, готовые убить ближнего за корову или мешок хлеба, спокойно отправляющие миллионы соотечественников в топку воровских "либеральных реформ" своей мерой меряют. И как в кривом зеркале Дзержинский становится кровавым палачом, а известный истребитель ворон Николашка Романов - святым мучеником.
Из автобиографии Ф.Э. Дзержинского:
"Родился в 1877 г. Учился в гимназии в г.Вильно. В 1894 г., будучи в 7-м классе гимназии, вхожу в социал-демократический кружок саморазвития; в 1895 г. вступаю в литовскую социал-демократию и, учась сам марксизму, веду кружки ремесленных и фабричных учеников. Там меня в 1895 г. и окрестили Яцеком. Из гимназии выхожу сам, добровольно в 1896 г., считая, что за верой должны следовать дела и надо быть ближе к массе и с ней самому учиться."
Ю. Герман, "Лёд и пламень":
27 мая 1918 года Дзержинский писал жене:
"Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха,
ибо нужно спасать наш дом, некогда думать о своих и о себе. Работа и борьба
адская. Но сердце мое в этой борьбе осталось живым, тем же самым, каким
было и раньше. Все мое время - это одно непрерывное действие".
Воспоминание Красного, товарища Дзержинского:
"Мы увидели страшно грязную камеру. Грязь залепила окно, свисала со
стен, а с пола ее можно было лопатами сгребать. Начались рассуждения о том,
что нужно вызвать начальника, что так оставлять нельзя и т.д., как это
обычно бывает в тюремных разговорах.
Только Дзержинский не рассуждал о том, что делать: для него вопрос был
ясен и предрешен. Прежде всего он снял сапоги, засучил брюки до колен,
пошел за водой, принес щетку, через несколько часов в камере все - пол,
стены, окно - было чисто вымыто. Дзержинский работал с таким самозабвением,
как будто уборка эта была важнейшим партийным делом. Помню, что всех нас
удивила не только его энергия, но и простота, с которой он работал за себя
и за других".
В Седлецкой тюрьме Феликс Эдмундович сидел вместе с умиравшим от
чахотки Антоном Россолом. Получивший в заключении сто розог, чудовищно
униженный этим варварским наказанием, погибающий Россол, который уже не
поднимался с постели, был одержим неосуществимой мечтой: увидеть небо.
Огромными усилиями воли Дзержинскому удалось убедить своего друга в том,
что никакой чахотки у него не было и нет, а что его просто избили, и от
этого он ослабел. Кровотечение из горла, доказывал Дзержинский, тоже
результат избиения.
Однажды после бессонной ночи, когда Россол в полубреду непрестанно
повторял, что непременно выйдет на прогулку и увидит весенние лужи,
распускающиеся почки и небо, Дзержинский обещал Антону выполнить его
желание. И выполнил! За все время существования тюремного режима в Царстве
Польском такого случая не бывало: Дзержинский, взяв Россола себе на спину и
велев ему крепко держаться за шею, встал вместе с ним в коридоре в строй на
перекличку перед прогулкой. На сиплый вопль смотрителя Захаркина,
потрясенного неслыханной дерзостью, заключенные ответили так, что тюремное
начальство в конце концов отступило перед железной волей Феликса
Эдмундовича.
В течение целого лета Дзержинский ежедневно выносил Россола на
прогулку. Останавливаться было нельзя. Пятнадцать минут Феликс Эдмундович
носил Антона на спине.
К осени сердце у Дзержинского было испорчено вконец. Передают, что
кто-то в ту пору сказал о Феликсе Эдмундовиче так:
"Если бы Дзержинский за всю свою сознательную жизнь не сделал ничего
другого, кроме того, что он сделал для Россола, то и тогда люди должны были
бы поставить ему памятник..."
Один ответственный работник железнодорожного транспорта, желая угодить
Дзержинскому, который был тогда наркомом путей сообщения, перевел сестру
Дзержинского Ядвигу Эдмундовну на значительно лучше оплачиваемую работу,
для выполнения которой у нее не было квалификации. Дзержинский возмутился и
приказал не принимать его сестру на эту ответственную работу, а работника
транспорта, подхалима, снял с занимаемой им должности.
На Украине, рассказывал Ф.Кон, в разгар петлюровщины был приговорен к
расстрелу советским судом старый подпольщик коммунист Сидоренко. Ему
удалось бежать. Но он не стал скрываться, а явился в Москву к Дзержинскому
с просьбой о пересмотре дела. Уверенный в своей невиновности, а главное - в
том, что Дзержинский не допустит несправедливости, осужденный не побоялся
прийти к председателю ВЧК.
14 апреля 1921 года Президиум ВЦИК по предложению Владимира Ильича
Ленина назначил Дзержинского народным комиссаром путей сообщения с
оставлением его на посту руководителя ВЧК и НКВД.
И этот седой, очень усталый человек начал учиться. Он читал и выяснял
неясные для себя вопросы, беседуя с крупнейшими
специалистами-транспортниками. Ночью его можно было видеть и на
железнодорожной станции, и в депо, и в мастерской. Он разговаривал с
машинистами, со стрелочниками, стоял в очереди у железнодорожных касс,
проверял порядок продажи билетов, выявлял злоупотребления. Удивительно умея
выслушивать людей, не отмахиваясь от неприятного и трудного, он в самый
короткий срок объединял вокруг себя крупнейших специалистов.
О.О.Драйзер нашел удивительно точные слова для определения стиля
работы Дзержинского на совершенно новом и чрезвычайно ответственном посту:
"Умный и твердый начальник, он вернул нам веру в наши силы и любовь к
родному делу".
Он умер председателем ВСНХ и председателем ОГПУ. Он охранял
государство и создавал его.
Он умер, отдав решительно все силы своей стране. Едва поднявшись после
жесточайшего сердечного приступа, который застиг его на работе, он пошел к
себе домой один, отказавшись от провожатых, чтобы не беспокоить Софью
Сигизмундовну. Пожав руку жене, Феликс Эдмундович пошел в спальню. Софья
Сигизмундовна обогнала его, чтобы приготовить ему постель, но он остановил
ее теми двумя словами, которые произносил всю жизнь, всегда:
"Я - сам".
Он всегда все делал сам.
Это были его последние слова...
Люди, готовые убить ближнего за корову или мешок хлеба, спокойно отправляющие миллионы соотечественников в топку воровских "либеральных реформ" своей мерой меряют. И как в кривом зеркале Дзержинский становится кровавым палачом, а известный истребитель ворон Николашка Романов - святым мучеником.