PIETÁ
«- Знаете, когда он находился в местах заключения и подходило время выхода по УДО, были высказывания Кадырова, что он найдет способ восстановить справедливость. Когда Юра вернулся, мы разговаривали об этом, и я спросила его: как мы будем жить дальше? Он ответил: «Будем жить. Но они все равно рано или поздно меня достанут».
- Он говорил, кто именно? - спросили у вдовы.
- Нет. Но это же и так понятно».
«…Убийца подошел к курившему возле нотариальной конторы Юрию Буданову и выстрелил ему в живот. Раненый стал оседать, поэтому следующие три пули попали ему в грудь, ключицу и шею. Наконец уже в голову лежащего на асфальте экс-полковника убийца сделал еще четыре выстрела».
Московский дворик, летний полдень. За методичной расправой безвольно наблюдают шокированные москвичи; никто не пришел на помощь, а ведь чтобы выпустить в человека восемь пуль, нужно время. Кучка лиц неславянской внешности, облаченных в парадные черные пары и белые рубашки, почтили своим присутствием ритуал. Так вот она какая, смерть.
«…По словам потерпевшего, его мать выбежала из здания и увидела своего супруга всего в крови. "Он был еще живой, но в конвульсиях, хрипел. Мать пыталась голову ему поддержать, чтобы он не бился об асфальт", - рассказал сын Буданова».
«…Возле конторы нотариус услышала крик о том, что в бывшего полковника стреляли. "Я увидела Юру и его жену, которая склонившись над ним, судорожно кричала ему: "Юра только дыши"».
Не такой уж плохой жребий - умереть на руках любимой женщины. Прости, любимая. Для тебя готов на все, но сейчас не могу… ответить на твою мольбу.
Перед смертью он звонил матери на Украину. Разговаривая, вышел прямо на убийцу. Успел ли отключить мобильный, чтобы она хоть этого не слышала… как убивают ее сына? А может, именно той доли мгновения, которая потребовалась на отключение телефона, ему не хватило, чтобы среагировать на опасность и спастись? Она пережила сына лишь на несколько месяцев.
Уже три года прошло с того жаркого дня 10 июня 2011 года. Сколько людей было убито с тех пор в обезумевшем мире! Не счесть. Так почему же эта смерть не хочет уходить в прошлое, продолжает терзать, будто все случилось только вчера? «Не отомщена» - сказал бы, наверное, чеченец. Но разве в этом все дело? Действительно, за доказанное преступление, совершенное группой лиц по предварительному сговору, понес наказание лишь один из исполнителей. И если бы на всех соучастников, вплоть до главного, завтра вдруг обрушилась заслуженная кара, это, конечно, принесло бы некоторое удовлетворение, но вряд ли - большое облегчение.
Это чувство вины не дает покоя. Как же такое могло случиться на нашей родине, с нашим народом, что одного из лучших его представителей уничтожила верховная власть, оболгала, отдала на суд выродкам, исковеркала, испоганила образ героя, объявив символом всего зла, которое сам он считал омерзительным и с которым бескомпромиссно боролся? Как мы допустили? Ведь совершая свое преступление, власть то и дело обращалась к народу с опросами, и неизменно выходило, что подавляющее большинство населения России его поддерживает. Кто-то ясно отдавал себе отчет, кто-то интуитивно постигал, что творится страшное национальное предательство, но в главном мы были едины. А власть, поинтересовавшись нашим мнением, демонстративно вытерла об нас ноги. А мы это стерпели. Что ж мы за люди после этого?!
Бесполезно просить прощения у мертвых. Они не властны простить живых - даже если сто раз простили, даже если простили еще при жизни - мы, живые, не простим себя. И эта вина неизбывна, сколько ни проживи, как ни старайся заслужить прощение. Это тот случай, когда ничего уже исправить нельзя.
