О душевной близости
Natalie Shau
Иногда начинаю верить в такую странную и дурацкую любовь, что не вписывается ни в одну из стандартных, существующих доныне и до сегодняшнего дня, норм. Эта любовь могла бы стать только сюжетом какого-нибудь одноразового романа, богатого на острые впечатления, но - совершенно неправдоподобного.
Так умеют любить люди, прекрасные и замечательные по образу своему, но очень сложные по своей натуре - почти неподъемные для земных обывателей. Кроме, разумеется, тех, кто и сам таков: запутан в своем разуме и чувствах, словно пятилетний ребёнок в огромном шумном мегаполисе.
Кричать матом, ругаться громким басом и придираться к мелочам. Пытаться обвинить во всех грехах смертных: моих, своих собственных и всего огромного человечества. Не давать покоя по утрам и вечерам, требуя не то отчета по каждому совершённому действию, не то новых обещаний в своей преданности, не то просто слёз и отчаяния. А потом - отдавать все время и внимание, деньги и статус, чтобы снова заставить меня поверить во что-то совершенно невероятное - в счастливое и спокойное будущее. Разбивать кулаки, подавлять внутренние слёзы, виновато опускать глаза и - снова и снова - говорить о том, что теперь всё изменится. И всё ещё сильно любить.
Прятать глаза, избегать моего общества и отвечать глухим молчанием. Исчезать с горизонта, стоит лишь услышать мой голос: где-то очень вдалеке, вне поля зрения. Никогда не писать и не звонить, но наблюдать, самому оставаясь в тени. А потом - смотреть восхищённым взглядом, от которого не то мурашки по телу, не то - бабочки в голове. Тепло и довольно улыбаться каждому сказанному мной слову, словно бы радуясь всего лишь возможности слушать и ничего не говорить. И каждый раз опять заставлять меня поверить в то, что у этой истории еще не наступил конец, стирающий на корню всё случившееся до него. И всё ещё сильно любить.
Смеяться, находясь рядом с другой, говорить ей такие тёплые слова и, словно бы, не видеть никого больше рядом. Каждый день - новые поиски и новые женщины вокруг, сраженные харизмой и обаянием, которые вскоре бросят и оставят в одиночестве. Или останутся покинутыми сами - так ли это важно, когда речь идет о мимолётном влечении? А потом - признаваться в любви, говорить, что на свете нет никого больше: только лишь я, единственная и неповторимая. Каждый раз возвращаться и повторять одно и то же, каждый раз ожидая моего согласия. Всё время рождая в моей голове мысли о том, что не всем людям на свете можно доверять. И всё ещё сильно любить.
Тогда и я умела любить только по-своему: да так, что все происходящее со мной было тяжело называть любовью. Разбивала об стену кулаки в порыве злости, молчала в ответ на чужие признания, бросала взгляды в сторону других. Гневно и почти зло язвила, затрагивая самые чувствительные струны в чужой ранимой душе. Критиковала и судила, дёшево оценивала и поддерживала чужие сплетни за спиной. И думала, что сильно люблю.
Иногда я перестаю верить в то, что люди знают, что значит - «любить». Без издёвок и ругани, без разрушений и слез, без крови и боли. Любить, делая жизнь другого если не более счастливой, то хотя бы - более полной, не хуже той, что была раньше. Становиться если не кем-то полезным и нужным, то хотя бы - важным и значительным. Превращать свои чувства во что-то, приносящее свет и созидание, а не только мрак и разрушение - себе и всем вокруг.
Только иногда я и сама перестаю понимать, а что это значить - «любить».