Хардинг и Даллас
Прочтение вот этого отрывка напомнило мне текст, которому больше 170 лет. Не бейте меня за то, что "не на ту мельницу воду лью", я вполне склонен поверить, что российские чекисты доставляли неприятности британскому журналисту.
Но вот сами почитайте. Текст ниже взят из дневника американского посланника в Санкт-Петербурге в конце 1830-х годов Дж.М.Далласа.
Запись от 18 ноября 1837 года.
Иностранцы по прибытии в С.-Петербург склонны быстро приходить к заключению, что за ними бдительно следит - даже в их домашней обстановке и частных разговорах - полиция. Ваша домашняя прислуга представляется Вам тайными агентами этой организации, которые будут показывать незнакомство с Вашим языком и выказывать большую личную преданность, и в то же время будут достаточно осведомлены и ловки, чтобы передавать все своим хозяевам. Для меня это совершенно неважно. Мне нечего скрывать, и я не испытываю никаких чувств к здешнему правительству или правителям, которые бы выдали меня в праздном разговоре.
Тем не менее, прошлым вечером мы все испытали кратковременный испуг, вызванный этой мыслью, так что в будущем мы будем более благоразумны. Миссис Даллас все утро писала письмо своей матери, в котором свободно высказывала некоторые оценки императорской семьи и русского общества в целом; вполне достаточно, хотя и без какой-либо резкости, чтобы это выглядело неприятно. Неожиданно ее оторвали от письма, и она сложила рукопись с другими бумагами в ящик стола, и не смогла вернуться к ней до позднего вечера.
Она не смогла его найти! Каждый ящик и выемка были исследованы, каждый листок бумаги был отдельно рассмотрен, искали за диваном, под подушками, на всех столах, во всех комнатах, - безрезультатно. И ведь совершенно точно, абсолютно точно она помнила, что положила письмо в один из ящиков стола вместе с несколькими листами линованной бумаги, которые и лежали там нетронутыми.
Я начал волноваться. Я попросил пересказать мне содержание письма, и никак не смог порадоваться возможности, что его прочтут. Наша английская няня как раз высказывала недовольство. Могла ли она взять его с целью нам навредить? У нас есть новый черноглазый, молчаливый и умный привратник. Он совершенно точно заходил в кабинет пока мы обедали и менял свечи на каждом столе. Мог он утащить пропавшую бумагу? Полиция и ее инструменты казались все более страшными.
Я намеревался собрать всех слуг, объявить о пропаже и потребовать возвращения письма в течение десяти минут, или уволить сразу всех одним решением. Миссис Даллас весьма тревожилась из-за вероятности того, что ее письмо украдено. Постепенно доведя себя до лихорадки размышлениями о возможных последствиях и постоянными бесплодными поисками в одних и тех же местах, перед тем как оставить всякую надежду я предложил вынуть совсем все ящики стола, чтобы посмотреть, не завалилось ли письмо за ящики или не приклеилось ли оно к внутренней поверхности стола над ящиком.
И в самом деле, оно там нашлось, - последнее предположение оказалось верным, письмо приклеилось к нижней поверхности крышки стола и оставалось там полностью невидимым, когда ящик был выдвинут.
Осводившись от наших переживаний, мы усвоили из инцидента урок благоразумия - чего не стоит доверять бумаге. В то же время меня поразила мысль, что подобные случаи могут часто быть причиной преувеличенных и фальшивых оценок полицейского проникновения.
Безотносительно к оценке текста Хардинга ("правда-паранойя?") - между двумя текстами 174 года. СТО СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ года. Что изменилось-то? Государство? Его восприятие иностранцами? Что?
Но вот сами почитайте. Текст ниже взят из дневника американского посланника в Санкт-Петербурге в конце 1830-х годов Дж.М.Далласа.
Запись от 18 ноября 1837 года.
Иностранцы по прибытии в С.-Петербург склонны быстро приходить к заключению, что за ними бдительно следит - даже в их домашней обстановке и частных разговорах - полиция. Ваша домашняя прислуга представляется Вам тайными агентами этой организации, которые будут показывать незнакомство с Вашим языком и выказывать большую личную преданность, и в то же время будут достаточно осведомлены и ловки, чтобы передавать все своим хозяевам. Для меня это совершенно неважно. Мне нечего скрывать, и я не испытываю никаких чувств к здешнему правительству или правителям, которые бы выдали меня в праздном разговоре.
Тем не менее, прошлым вечером мы все испытали кратковременный испуг, вызванный этой мыслью, так что в будущем мы будем более благоразумны. Миссис Даллас все утро писала письмо своей матери, в котором свободно высказывала некоторые оценки императорской семьи и русского общества в целом; вполне достаточно, хотя и без какой-либо резкости, чтобы это выглядело неприятно. Неожиданно ее оторвали от письма, и она сложила рукопись с другими бумагами в ящик стола, и не смогла вернуться к ней до позднего вечера.
Она не смогла его найти! Каждый ящик и выемка были исследованы, каждый листок бумаги был отдельно рассмотрен, искали за диваном, под подушками, на всех столах, во всех комнатах, - безрезультатно. И ведь совершенно точно, абсолютно точно она помнила, что положила письмо в один из ящиков стола вместе с несколькими листами линованной бумаги, которые и лежали там нетронутыми.
Я начал волноваться. Я попросил пересказать мне содержание письма, и никак не смог порадоваться возможности, что его прочтут. Наша английская няня как раз высказывала недовольство. Могла ли она взять его с целью нам навредить? У нас есть новый черноглазый, молчаливый и умный привратник. Он совершенно точно заходил в кабинет пока мы обедали и менял свечи на каждом столе. Мог он утащить пропавшую бумагу? Полиция и ее инструменты казались все более страшными.
Я намеревался собрать всех слуг, объявить о пропаже и потребовать возвращения письма в течение десяти минут, или уволить сразу всех одним решением. Миссис Даллас весьма тревожилась из-за вероятности того, что ее письмо украдено. Постепенно доведя себя до лихорадки размышлениями о возможных последствиях и постоянными бесплодными поисками в одних и тех же местах, перед тем как оставить всякую надежду я предложил вынуть совсем все ящики стола, чтобы посмотреть, не завалилось ли письмо за ящики или не приклеилось ли оно к внутренней поверхности стола над ящиком.
И в самом деле, оно там нашлось, - последнее предположение оказалось верным, письмо приклеилось к нижней поверхности крышки стола и оставалось там полностью невидимым, когда ящик был выдвинут.
Осводившись от наших переживаний, мы усвоили из инцидента урок благоразумия - чего не стоит доверять бумаге. В то же время меня поразила мысль, что подобные случаи могут часто быть причиной преувеличенных и фальшивых оценок полицейского проникновения.
Безотносительно к оценке текста Хардинга ("правда-паранойя?") - между двумя текстами 174 года. СТО СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ года. Что изменилось-то? Государство? Его восприятие иностранцами? Что?