Сonsensus patrum и Максим Исповедник
Известный русский философ, богослов и преподаватель МДА М.М. Тареев (1867-1934) еще 100 лет назад достаточно смело писал о проблеме отождествления догматического учения Вселенской Кафолической Церкви со святоотеческими учениями, но, кажется, так и не был услышан: «Святоотеческие писания представляют собою ряд индивидуальных систем. Поэтому возвести святоотеческое учение в догматическое достоинство - значит сделать обязательными полные системы богословствования и тем положить предел для всякого прогресса христианской мысли»[1].
При этом Тареев подчеркивал: «Я ставлю вопрос о догматическом значении святоотеческих писаний, а не о назидательном значении их: эти две стороны нужно строго различать. Назидательное значение святоотеческих творений не знает границ времени, и назидательная сила слова святых отцов и подвижников, превышая возможную силу простого пастыря и тем более мирянина, находится в прямой зависимости от их святости, от их подвижничества; но это не есть значение церковно-догматическое, церковно-обязательное».
Как честный историк и ученый богослов, который знает историю Церкви по первоисточникам, а не по «прилизанным» школьным учебникам, он констатировал: «Единого святоотеческого учения нет, а есть святоотеческие системы и мнения, которые выбираются богословом по своему произволу».
На практике, по словам Тареева, этот подход выражается следующим образом: «Когда начальник какой-нибудь духовной школы или приезжий ревизор оглашает классные комнаты окриком “По отцам!” - это всегда имеет один и тот же лейтмотив: по отцам, т. е. по той святоотеческой системе (напр. аскетической), которая избрана из ряда других вкусом руководителя, по тем святоотеческим мнениям, которые нравятся ему или случайно ему известны. “По отцам” - значит выше всего личный вкус провозглашающего этот принцип, значит нет места самодовлеющей богословской науке и христианской философии».
М.М. Тареев видел в универсалистском использовании принципа «по отцам» криптопротестантизм: «Протестантствующими среди православных богословов и являются те, которые исповедуют принцип “отечества”. Это верно, хотя и парадоксально. Вдумайтесь, единого святоотеческого учения нет, а есть святоотеческие системы и мнения, которые выбираются богословом по своему произволу. Обычно у нас считается неразрывною ассоциация Священного Писания и личного разума: Священное Писание в личном разумении, и этой ассоциации противопоставляется будто бы объективное святоотеческое учение. Обычно представляется дело так, что ищущие личного разумения прибегают к Писанию, а святоотеческое учение предохраняет от злоупотребления личным разумом. Но ведь это фальшивое и крайне лицемерное представление дела, и защищающие его богословы должны выслушать обидно-элементарный урок от светского писателя. H.Н. Неплюев справедливо говорит таким богословам: “Ведь и творения св. отцов мы будем воспринимать тем же собственным разумом, выводы из них будем делать тем же собственным разумом. Почему же тот же разум так опасен при чтении Евангелия и становится таким безвредным при чтении святоотеческой литературы?” Разница лишь та, что при чтении Евангелия личное начало выступает открыто, и тем предотвращается вырождение духовной свободы в личный произвол, а святоотеческий принцип скрывает разгул произвола толкователей. Да, принцип “отечества” служит прикрытием сознательного или бессознательного протестантствующего произвола в богословии. Под именем церковного предания, которое систематически подменяется святоотеческими мнениями, в нашем богословии широко разливается протестантствующий произвол».
Классический пример догматизации богословского мнения отцов - это учение свят. Киприана Карфагенского о недействительности таинств у еретиков. Эта ошибочная экклезиологическая модель сегодня имеет множество сторонников. И это несмотря на то что учительство Православной Кафолической Церкви, выраженное на Иерусалимском соборе 1672 года, ясно гласит: «Мы почитаем крайне ложным и нечистым то учение, будто бы несовершенством веры нарушается целость и совершенство таинства. Ибо еретики, которых принимает Церковь, когда они отрекаются от своей ереси и присоединяются ко Вселенской Церкви, получили Крещение совершенное, хотя имели веру несовершенную. И когда они напоследок приобретают веру совершенную, то их не перекрещивают»[2].
Мифологизирование разнообразных святоотеческих богословских систем, выражающееся в их искусственной гармонизации, отвечает базовым психологическим потребностям общины в упрощении, а значит, «приручении» собственной религиозной традиции. Знаменитый количественный принцип «согласия Отцов» (consensus patrum), ошибочно понимаемый как критерий установления Истины по всем существующим догматически значимым вопросам[3], попросту не отвечает церковной исторической реальности, конечно, если изучать ее по первоисточникам, а не по цензурированным и «причесанным» учебникам школьного богословия. Вот лишь некоторые примеры «несогласия Отцов»:
спор о признании таинств у еретиков (свят. Киприан Карфагенский против свят. Стефана Римского);
спор между «староникейцами» и «новоникейцами» («каппадокийцами»);
критика иконопочитания (свят. Епифаний Кипрский, бл. Августин, свят. Григорий Двоеслов);
доникейское исповедание тринитарного субординационизма (св. Иустин Философ, св. Феофил Антиохийский, св. Ириней Лионский);
исповедание филиокве (бл. Августин, свят. Павлин Ноландский, свят. Лев Великий);
полупелагианство (Августин, Проспер Аквитанский, Кесарий Арелатский против преп. Иоанна Кассиана Римлянина, преп. Викентия Леринского);
апокатастасис (свят. Григорий Нисский, преп. Исаак Сирин);
папский примат (свят. Лев Великий, свят. Григорий Великий и др.);
непорочное зачатие Девы Марии (св. Николай Кавасила, преп. Григорий Палама).
М.М. Тареев задается вопросом: «Мы вправе спросить: что же есть у отцов и учителей Церкви общепризнанного кроме того, что содержится или в Писании, или в догматах? Кроме этого - нет ничего, ни одной истины, ни одного мнения, в котором были бы согласны все отцы»[4]. Какой же вывод делает Тареев в отношении отождествления святоотеческого учения с преданием Церкви? Опираясь на таких богословов и пастырей, как митр. Платон (Левшин), свят. Филарет Московский, свят. Филарет Черниговский и митр. Макарий (Булгаков), он заключает: «Непогрешимое церковное предание заключается только в догматических определениях Вселенских Соборов[5]. Это и есть тот голос Церкви, которым регулируется понимание православными христианами слова Божия. Системы же и частные мнения отцов Церкви законообязательного учительного значения не имеют»[6].
Настало время уйти от использования аргумента «согласия Отцов» как некоего монолитного учения, прослеживаемого из века в век. Ведь нередко отцы Церкви полемизировали друг с другом и были непримиримы, как последователи разных богословских школ (например, антиохийской и александрийской). Когда они создавали свои богословские сочинения, то не осознавали самих себя святыми отцами: «Так ли верно можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым и, следственно, не просто писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим?» (свят. Филарет Московский)[7]. М.М. Тареев цитирует слова митр. Макария (Булгакова): «При всей своей святости, при всем обилии духовных дарований, св. отцы не были боговдохновенны, подобно св. пророкам и апостолам, и потому писания отеческие никогда не должно сравнивать с каноническими книгами Священного Писания. Св. отцы не были непогрешимы каждый порознь, напротив, могли погрешать, и некоторые действительно погрешали» («Введение в православное богословие», § 141)[8].
Мы привыкли говорить о «святоотеческом учении о...» так же, как о «библейском учении о...». Но в действительности как в первом, так и во втором случае корректнее говорить о многоголосице и многообразии идей и концептов. Вместо того чтобы заниматься искусственным согласованием как библейских авторов (например, четырех евангелистов), так и отцов, необходимо научиться работать с этим разнообразием и ценить его.
Григорян Артём Валерьевич
Учение Максима Исповедника о логосах сущего, как созерцательной лестнице от индивидуального логоса к логосу вида и рода не занял никакого места в консенсус патрум современной сергиянской иерархии, нацонализм бо, в отличие от известной формулы Брянчанинова о необходимости устраниться и не покушаться остановить беззаконие немощной рукой своей.