Талья и Ицик Имас. יהיה זכרם ברוך
Неделя с того дня, как их убили. Сегодня - все привыкли. Завтра - начнут думать и говорить о другом. Послезавтра - начнут забывать. И это горше всего.
И, конечно, очевидное, ожидаемое и от этого не менее невыносимое - "ну, они сами себе это выбрали"
И "старшей 19 лет, может работать", "государство им заплатит, а обо мне кто позаботится", "нарожали, а надо было думать и заботиться о будущем" - отдам должное своим ивритоязычным коллегам, ЭТО слышала и читала только и исключительно от "русских"
Можно, я сегодня еще не буду на это отвечать? Можно - пока не кончилась шива - просто плакать?
За 12 лет НИ РАЗУ не видела Натэллу раздраженной или напряженной. Эй, вы вообще представляете, ЧТО это такое - шестеро детей, работа-не-в-хайтеке, реально жидкий суп и вечная усталость? Они жили скудно, весело и честно. Не суетясь, радуясь каждой радости и думая - всегда, а не только ночью, в случайной бессоннице - о главном. Они любили друг друга и любили своих детей - каждый день. И любили свою землю - тем же местом души, что и друг друга. Они были...не умею сказать. Слова красивые и мимо. Они были ХОРОШИЕ.
На кладбище на Масличной Горе было очень много людей. Невероятно много. При этом ощущение крохотной горстки на белой горе - напротив другой белой горы, Храмовой, - под огромным беспощадным небом и солнцем. Дети, вшестером, обнявшись, вцепившись друг в друга. Старшая дочка Рут отчаянно пытается сказать. "мама, папа. Как вы ушли, как. Мне повезло, вы растили меня 19 лет. Мы сохраним семью, мы сохраним то, что было важно для вас. Мама, я уберегу младших, которые будут расти без вас" - и не может больше, срывается, рыдает, кричит, воет "МАма, мама, МАМААААА" Рядом со мной давятся и захлебываются слезами взрослые мужики. Белый камень, ничего, кроме камня. в камне могила. Белый камень сверху. Даня и Ариель плечо к плечу, одинаковыми голосами читают Кадиш. Все. Больше ничего никогда не будет.
Они успели обняться в последнюю секунду жизни.
Не про то, но стучит в голове, не замолкая -
"О, дай мне Бог конец такой
Всю боль испив до дна,
В свой смертный миг махнуть рукой
Глядящим из окна"
Ребята, простите. Я хорошо знаю, что такое горе. С некоторых пор знаю и что такое страх.
Но, кажется, первый раз в жизни не умею перестать плакать.
и вдруг кто-то не видел У этих детей больше нет родителей. У них больше никого нет.
И, конечно, очевидное, ожидаемое и от этого не менее невыносимое - "ну, они сами себе это выбрали"
И "старшей 19 лет, может работать", "государство им заплатит, а обо мне кто позаботится", "нарожали, а надо было думать и заботиться о будущем" - отдам должное своим ивритоязычным коллегам, ЭТО слышала и читала только и исключительно от "русских"
Можно, я сегодня еще не буду на это отвечать? Можно - пока не кончилась шива - просто плакать?
За 12 лет НИ РАЗУ не видела Натэллу раздраженной или напряженной. Эй, вы вообще представляете, ЧТО это такое - шестеро детей, работа-не-в-хайтеке, реально жидкий суп и вечная усталость? Они жили скудно, весело и честно. Не суетясь, радуясь каждой радости и думая - всегда, а не только ночью, в случайной бессоннице - о главном. Они любили друг друга и любили своих детей - каждый день. И любили свою землю - тем же местом души, что и друг друга. Они были...не умею сказать. Слова красивые и мимо. Они были ХОРОШИЕ.
На кладбище на Масличной Горе было очень много людей. Невероятно много. При этом ощущение крохотной горстки на белой горе - напротив другой белой горы, Храмовой, - под огромным беспощадным небом и солнцем. Дети, вшестером, обнявшись, вцепившись друг в друга. Старшая дочка Рут отчаянно пытается сказать. "мама, папа. Как вы ушли, как. Мне повезло, вы растили меня 19 лет. Мы сохраним семью, мы сохраним то, что было важно для вас. Мама, я уберегу младших, которые будут расти без вас" - и не может больше, срывается, рыдает, кричит, воет "МАма, мама, МАМААААА" Рядом со мной давятся и захлебываются слезами взрослые мужики. Белый камень, ничего, кроме камня. в камне могила. Белый камень сверху. Даня и Ариель плечо к плечу, одинаковыми голосами читают Кадиш. Все. Больше ничего никогда не будет.
Они успели обняться в последнюю секунду жизни.
Не про то, но стучит в голове, не замолкая -
"О, дай мне Бог конец такой
Всю боль испив до дна,
В свой смертный миг махнуть рукой
Глядящим из окна"
Ребята, простите. Я хорошо знаю, что такое горе. С некоторых пор знаю и что такое страх.
Но, кажется, первый раз в жизни не умею перестать плакать.
и вдруг кто-то не видел У этих детей больше нет родителей. У них больше никого нет.