Франтоватого гражданина с фотографии зовут Борис Владимирович Анненков и занимал сей гражданин в Белом движении экологическую нишу Оскара Дирлевангера.
Поначалу его биография особо не отличалась от большинства биографий участников Гражданской войны. Служба в армии, Первая Мировая. Воевал Анненков довольно неплохо. Солдат берёг, выводил их из окружения и не давал покоя противнику. По сути, он выбрал тактику партизанских рейдов в тыл врагу и она приносила неплохие результаты. За мужество в бою Борис даже получил золотое Георгиевское оружие.
После Февральской революции Анненков присягнул Временному правительству и продолжил воевать. А вот Октябрьскую революцию не принял, поэтому его отряд решили расформировать. Тогда командир отправился со своими солдатами в Омск и присоединился к антибольшевистскому восстанию, в набеге на Омск захватил казачью святыню - легендарное знамя дружины Ермака. Правда он быстро понял, что с такими силами, как у восставших победы не видать и вместе со своим отрядам перебрался в уже знакомые степи Кокшетау. Там и осел, а к нему со всей Сибири стали стекаться недовольные новой властью. Вскоре у него уже было 1500 штыков и собственный флаг - чёрное знамя с черепом, скрещенными костями, и надписью «С нами Бог».
С этой силой Анненков обосновался в Семиречье и задумал сделать его независимой казачьей республикой. Чтобы никто из местных не вздумал возразить - устроил массовый террор. Сначала расправился с большевиками и сочувствующими, затем - со всеми, кто посмел возражать против его единоличного правления. Один из сослуживцев Анненкова рассказывал, что когда атаман катался на автомобиле, он любил переехать то кошку, то собаку, то барана, но иногда высказывал и более изуверское желание - «задавить какого-нибудь киргизёнка». Позднее усилиями своей армии он «давил» уже многих - не только солдат, но и безоружных людей.
Что характерно, как и у большинства белых палачей, у Анненкова есть защитники, которые оправдывают его жестокость военным временем и необходимостью ответить на «красный террор» клятых жидобольшевиков. Но очевидцы в своих воспоминаниях рисуют не столь героическую картину. Что характерно, о том, что Анненков и его казаки вели себя как натуральная отморозь, пишут люди никоим образом не замеченные в симпатиях к советской власти
Личный шофер Анненкова Алексей Ларин вспоминал, что его начальник довольно часто совершал рейды по селам, выискивая симпатизирующих большевикам крестьян. Уличенных в симпатии к советской власти анненковцы пороли до потери сознания, но могли зарубить шашками или расстрелять. Не жалели ни женщин, ни детей.
Более ужасающую картину рисовала уцелевшая поле одного из рейдов атамана жительница села Черный Дол: «Делали что хотели, забирали, палили, смеялись над женщинами и девушками, насиловали от 10 лет и старше <…> моего мужа взяли в город и изрубили, отрезали нос и язык, вырезали глаза, отрубили полголовы. Мы нашли его уже закопанным».
Делегатов крестьянского съезда в Славгороде анненковцы изрубили, некоторых прямо на городской площади. Всего по Славгородскому уезду казнили не менее 1667 человек. О характере зачисток в Семиречье свидетельствует сам Анненков. 2 июня 1919 года во время переговоров по прямому проводу он обмолвился: "Чистку нужно произвести основательно. Здесь в одном селе уничтожено все мужское население, а в двух - наполовину. Будут знать. Сегодня удалось захватить в горах одну шайку краснокожих 38 человек и две женщины".
В дальнейшем карательные операции в тылу стали "фирменным" почерком анненковцев. Колчаковский премьер-министр П.В. Вологодский негодовал в дневнике, что "главное зло - произвол и насилие агентов нашей власти на местах.Карательные акции стороны анненковцев в Славгородском уезде совершенно дискредитировали нашу власть".
К концу 1919 года под ударами Красной Армии армия Колчака начала отступать на восток. Снабжение анненковцев резко ухудшилось, и они перешли на самообеспечение, усилив грабеж семиреченских крестьян. Это вызывало новые бунты, которые подавлялись со всё большей жестокостью.К концу 1919 года под черным знаменем Анненкова собралось 18-тысячное войско. При первом же столкновении с регулярными частями Красной армии эта орда, деморализованная мародерством, показала свою полную небоеспособность. Началось стремительное отступление к китайской границе. При этом силы Анненкова таяли на глазах, и вовсе не из-за натиска красных - солдаты атамана стремительно разбегались.
Служивший у Анненкова сотник В.Н. Ефремов свидетельствовал: "Дисциплина в Партизанской дивизии была чисто разбойничья, главным, если не единственным наказанием, была казнь, носившая название "ликвидации", а лица, занимавшиеся этим из любви к искусству, - "ликвидаторами". Суд в Парт[изанской] дивизии существовал только на бумаге. "Ликвидировать", кроме самого Анненкова, могли по своему усмотрению и начальники частей и гарнизонов. Я знал нескольких "анненковцев" - молодых людей, за которыми насчитывалось по несколько сотен "ликвидаций".
Один из очевидцев вспоминал: "Для нас стало ясно, что мы попали в самое, после большевиков, бесправное место и, если что атаману взбредет в голову, то он с нами и сделает". Другой свидетель этих событий, белогвардейский капитан Соловьёв, будучи в эмиграции, рассказывал: «…на первых же пикетах дутовцы увидели братский привет атамана, прибитый к стене: „Всякий партизан имеет право расстреливать каждого, не служившего в моих частях, без суда и следствия. Анненков“. Может, я перефразировал слова лозунга, но смысл верен.».
Генерал А. С. Бакич писал, «все мои просьбы к Генералу Анненкову о снабжении патронами моих частей оставались безрезультатными, хотя таковые, впоследствии доставшиеся красным в Учарале, имелись в большом количестве». В другом своём письме, адресованном генералам Н. С. Анисимову, А. Н. Вагину и Г. М. Семёнову, Бакич отмечал, что «способ командования и порядки в партизанских частях атамана Анненкова, где не соблюдались основные требования военной службы, отрицались законность и порядок, допускались невероятные бесчинства и грабежи, как по отношению к мирному населению деревень и станиц, а равно и по отношению к чинам моего отряда, вследствие болезни не могущих постоять за себя, вызвало озлобление против партизан генерала Анненкова со стороны чинов моего отряда.»
В начале 1920 года в армию Анненкова влились остатки Оренбургской армии генерала Дутов, которые, сами будучи в крови по самые уши, с ужасом смотрели на то, что творили анненковские головорезы. В марте 1920-го, когда армия подошла к приграничному перевалу Сельке, взбунтовались Ярушинская бригада, драгунский полк и сербское подразделение. Это восстание было подавлено даже с большей жестокостью, чем карали мятежных крестьян.
Вот что писал белогвардейский офицер А. Новокрещёнков о действиях анненковцев на перевале Сельке:
«Приблизительно в марте, числа 16-19-го, отряд атамана Анненкова под натиском Красной армии подошёл к границе Китая у перевала Сельке. Это место атаман назвал „Орлиное гнездо“ и расположился там лагерем с отрядом численностью примерно в 5 тысяч человек. Здесь были полк атамана Анненкова, или Атаманский, Оренбургский полк генерала Дутова, Егерский полк и Маньчжурский при одной батарее и сапёрном дивизионе. Атаманский полк осуществлял прикрытие отступления отряда. Он же на месте производил суд над идущими на родину партизанами - их просто раздевали и расстреливали или сообщали вооружённым киргизам, что идёт такая-то партия и её надо уничтожить. С отрядом к границе шли семьи некоторых офицеров, как, например, семья заслуженного оренбуржца полковника Луговских, состоявшая из трёх дочерей, престарелой жены, жена есаула Мартемьянова и в числе других - жена с 12-летней дочерью вахмистра Петрова-оренбуржца. Всем семьям атаман приказал эвакуироваться в Китай, а сам немедля отдал приказ 1-й сотне Атаманского полка, сотнику Васильеву отдать всех женщин в распоряжение партизан и киргизов, а мужчин перебить. Как только стали приезжать семейства, то сотник Васильев задерживал их под разными предлогами и отправлял в обоз своей сотни, где уже были любители насилия: полковник Сергеев - начальник гарнизона Сергиополя, Шульга, Ганага и другие. Прибывших женщин раздевали, и они переходили в пьяные компании из рук в руки, и после их рубили в самых невероятных позах. Из этой клоаки удалось выбраться уже изнасилованной с отрубленной рукой дочери вахмистра, которая прибежала в отряд и всё рассказала».
Казачий полк тут же поднялся в ружье и двинулся к ставке атамана. Полковник Завершенский приставил револьвер к голове Анненкова и потребовал выдать виновных. Вся лихость с атамана тут же слетела. Он приказал привести главных злодеев, которых перед строем партизанского отряда зарубили добровольцы из казаков. После этого оренбургский полк самостоятельно двинулся к китайской границе. Ему вслед анненковцы дали несколько орудийных залпов, но ни разу не попали - даже стрелять из пушек они разучились.
В середине апреля у Анненкова осталось менее пяти тысяч человек. Он обратился к ним с воззванием, предлагая каждому выбрать, отправится ли он с атаманом на чужбину или на свой страх и риск останется в красной России. Большинство предпочло остаться на родине. Атаман не стал их отговаривать. Он даже сделал отколовшейся части подарок: объявил, что неподалеку, в городе Карагач для них уже приготовлены подводы с припасами на дорогу. Когда 3800 казаков и солдат отправились в этот Карагач, вместо телег и продовольствия они обнаружили пять заранее вырытых огромных рвов и пулеметы. Все «предавшие атамана» были раздеты догола, расстреляны и закопаны недалеко от озера Алаколь.
В мае 1920 года Красная Армия выбила анненковцев из Семиречья в Китай. Анненков вновь отказался разоружать своих бойцов и даже захватил китайскую крепость Гучен. В итоге он был арестован китайскими властями и три года провел в тюрьме города Урумчи на северо-западе Китая. По освобождении занялся коневодством, но в разгар китайской Гражданской войны вновь решил вернуться к привычному военному ремеслу, теперь уже на стороне генерала Чжан Цзо-лина.
Конец был немного предсказуем - в результате спецоперации ОГПУ Анненкова в апреле 1926 года вывезли в СССР и предали суду. Судебный процесс проводился в июле-августе 1927 года в Семипалатинске - как раз в тех местах, где анненковцы оставили по себе страшную память. Суд был открытым, а приговор предрешен заранее: еще 21 апреля Политбюро ЦК ВКП(б) постановило предать Анненкова и его начальника штаба генерала Н.А. Денисова суду и не возражать против применения высшей меры. В ночь с 24 на 25 августа оба фигуранта были расстреляны в подвале семипалатинской тюрьмы.
Запись на стене
Франтоватого гражданина с фотографии зовут Борис Владимирович Анненков и занимал сей гражданин в Белом движении экологическую нишу Оскара Дирлевангера.
Поначалу его биография особо не отличалась от большинства биографий участников Гражданской войны. Служба в армии, Первая Мировая. Воевал...
vk.com
https://vk.com/wall-157335818_758400