Правда о В.О.Войне. Знать надо.
Welt: Отступая, вермахт превращал земли СССР в пустыню
Отступая после Курской битвы, немецкие войска стали следовать тактике «выжженной земли», пишет Бертольд Зеевальд в Welt Online. Автор статьи характеризует эту политику как «преступление, совершенное вермахтом на востоке».
Гиммлер заявил об этой тактике в апреле 1943 года, в выступлении перед лидерами СС в Харькове: «Как мы отнимем у русских их население? Мы их либо убьем, либо возьмем в плен и заставим работать… И те территории, которые мы покидаем, оставим для противника пустынными». Необходимость «зачистки» предписывалась тайным приказом, который в конце июля 1943 года получил командующий 7-й пехотной дивизии вермахта.
Текст гласил следующее: «На зачищаемой территории следует провести как можно более масштабные мероприятия по разрушению. Например, уничтожение мельниц, молочных ферм и им подобных предприятий, техники и устройств, любых запасов, если их вывоз невозможен, забой крупного рогатого скота, который по каким-либо причинам невозможно вывезти в тыл, сожжение урожая».
Один свидетель описывал результат этой политики так: «Орловская область стала лишь дымящейся и взрывающейся грудой развалин».
Еще один приказ, поступивший несколько раньше, определял судьбу гражданского населения, которое, отмечает Зеевальд, лишалось всех средств к существованию. Все годные к военной службе мужчины 14-55 лет и трудоспособные женщины 15-45 лет должны были быть вывезены. На сборы давалось три часа. Старики, дети и немощные были брошены умирать от голода, пишет Зеевальд.
В результате с июля по октябрь 1943 года с территорий, подконтрольных Группе армий «Центр», было угнано полмиллиона человек. А с областей, занятых Группой армий «Север», в сентябре «эвакуировали» 900 тысяч человек. С ними обращались как с военнопленными: в случае сопротивления их либо силой заставляли идти, либо расстреливали.
При этом, отмечается в статье, людей было проще увести, когда вместе с ними угоняли их скот. Коровы, не дававшие достаточно молока и не способные на переход, шли на убой. Вскоре ежедневный рацион немецких солдат пополнился мясом, а порции хлеба, наоборот, стали меньше.
С другой стороны, пишет Зеевальд, стало ясно, что отступающие войска, скорее, уничтожали ресурсы, а не набирали их для голодающей Германии. Появились приказы, направленные против чрезмерного мародерства. «Каждое животное, предназначенное для убоя и брошенное в зачищаемой зоне, означает, что дома должно быть забито животное племенное», - объяснял один генерал.
Уничтожение, как оказалось, совсем не то, что война против вражеских танков и орудий. С одной стороны, солдатам предписывалось избавиться от «неуместной человеческой мягкости» по отношению к женщинам и детям. С другой, «мародерство и ярость разрушения могли превратить их в солдатню, едва ли пригодную на фронте».
По мере отступления вермахт сталкивался с тем, что «эвакуированные» сотрудничали все неохотнее, а партизанское движение набирало силы. Как пишет историк Бернд Вегнер, вскоре партизанская война и выжженная земля стали единым целым.
«Диалектика отступления и нехватки, идеологической обработки и приказа об истреблении, борьбы за существование и переутомления размывала моральные запреты», - заключает Зеевальд. В результате, когда немецкие войска перешли тыловой рубеж на Днепре, территории на восточном берегу реки были «обглоданы до пустынного состояния».