Последняя воля капитана
Печальные события, сопровождающие уход человека из жизни, порой говорят о нем не меньше, чем сама долгая жизнь… Не раз ловил себя на мысли: как правило (и скорее всего, невольно) на похоронах родственниками все организовано так, как человек жил. Если не торопился, стремился к обстоятельности во всем, то и церемония прощания идет не суетливо, а то и аристократически красиво. Не важно при этом, сотни людей пришли попрощаться или единицы...
.jpg)
История ухода из жизни, о которой я хочу рассказать, может показаться не вписывающейся ни в какие привычные представления, но и она очень многое говорит о человеке. Тем более что этому человеку, арктическому капитану Юрию Кучиеву, выпало в жизни то, что выпадает единицам, но остается в памяти навсегда. Вот рассказ о событиях, произошедших ровно пять лет назад, 19 августа 2006 года.
И расхотелось говорить дежурные слова
Последний раз в Мурманск из Петербурга, где он и его семья жили многие годы, Юрий Сергеевич Кучиев приехал в августе 2005 года. Прославленного капитана, командовавшего первым в мире надводным судном, атомным ледоколом «Арктика», достигшим в активном плавании географической точки Северного полюса 17 августа 1977 года, в родном Мурманском пароходстве не забывали: оплачивали дорогу пенсионеру, когда в компании случались большие праздничные события, обеспечивали все достойные условия пребывания в городе. Словом, как положено. Но кто знает, чего больше приносило ветерану это подчеркнуто вежливое и участливое отношение - удовлетворения или ощущения, если можно так сказать, своей нынешней выключенности из деятельной жизни пароходства, где уже давно правят бал другие. Для большинства из них он был «живой легендой героического прошлого», к которому положено относиться почтительно. Сам капитан, всякое повидавший на своем веку, прекрасно понимал, что на другое отношение рассчитывать не надо, тем более что со многими нынешними работниками пароходства попросту не был знаком. А все-таки горько быть не у дел, хотя и прошло уже немало лет.
В первые годы после своей отставки, официальной причиной которой было ухудшение состояния здоровья, знаменитый капитан, Герой Социалистического Труда по инерции продолжал стучаться в различные двери власти. Ему верилось, что в высоких кабинетах прислушаются к нему благодаря авторитету и известности, которые еще недавно служили пропуском с надписью «Везде». Но что было по силам капитану в самых неприступных арктических льдах, в бюрократической неопределенности увязало и тонуло. А замахивался Кучиев ни много ни мало на то, чтобы добиться весомых пенсионных льгот или надбавок морякам атомного флота. И, думаю, излишне тут подчеркивать, что пекся капитан не о себе - ему, Герою и ветерану Великой Отечественной, хватало. Заботился о соратниках, о сотнях людей, которые проводили огромную часть своей жизни в отрыве от цивилизации, при этом утверждая своим делом передовое, если не сказать революционное, направление развития этой самой цивилизации. Дело требовало от них очень многого. А когда возраст заставлял сходить на берег, государство отделывалось от них минимумом - мол, на общих основаниях… Конечно, капитана вежливо принимали, выслушивали, да что толку. Жизнь вокруг уже определялась другими ценностями…
Помню одну из наших последних встреч на каком-то ресторанном праздновании очередного юбилея пароходства, где всех рассадили за столами согласно служебному ранжиру. Кучиева проводили к столу почетных ветеранов, по соседству с которым гуляли представители нашего департамента социальной политики. Как уж получилось, не знаю, но ветеранов первого ранга собралось за большим столом крайне мало, а к середине торжеств Юрий Сергеевич остался один на один с богато накрытым столом, с которого вороватый официант стянул бутылку коньяка, не особенно-то стесняясь ветерана с Золотой Звездой на кителе. Я как раз проходил мимо и подсел к капитану. «Проводи-ка меня до выхода. В гостинице мне не одиноко, с большей пользой время пройдет...» - мягко произнес Кучиев. И расхотелось говорить дежурные слова о том, что празднуется юбилей прежде всего благодаря таким, как он, и прочее.
В свой последний приезд Юрий Сергеевич принимал участие в заседании Мурманской ассоциации капитанов, проходившем во Дворце культуры имени Кирова. Президент ассоциации Анатолий Алексеевич Черепанов довез ко Дворцу на своей автомашине вместе с ним Ивана Павловича Лопатина, почти ровесника 87-летнего Кучиева. Пенсионер Лопатин когда-то был заместителем начальника пароходства по мореплаванию, дай бог ему еще здоровья и лет… Поднялись по ступенькам парадной лестницы, и вдруг Кучиев остановился: «Постоим недолго, Ваня, кто знает, может, больше не удастся…» Сказано было не от усталости или одышки, на здоровье он никогда не жаловался.
Место прощания изменить нельзя
Пришедшая утром весть о случившейся накануне, 14 декабря 2005 года, кончине Кучиева облетела атомфлот почти мгновенно. А к середине дня руководству пароходства было представлено вскрытое моряками атомного ледокола «Арктика» письмо-завещание капитана, хранившееся несколько лет в сейфе на судне. Так было предписано им самим: вскрыть после смерти. Первое, что узнали моряки: аналогичный текст завещания хранится в семье. Юридической силы не имеют ни тот, ни другой экземпляр, но из текста стало ясно: есть указания ушедшего из жизни, которые для его коллег и родных имеют куда большую силу, чем обычная нотариально заверенная воля. Судите сами.
«18 февраля 1999 года после тяжелой болезни сердца Нелли скончалась и была кремирована, - писал в завещании о своей жене Юрий Сергеевич. - Урну с ее дорогим прахом храню у себя и, когда наступит моя очередь, прошу моих друзей и соратников по атомному ледокольному флоту предать нас обоих водам Ледовитого океана по программе максимум - в районе Северного полюса или же на максимально возможной широте - на меридиане Диксона! Вы хорошо знаете, что я всегда был и остаюсь до конца романтиком и нисколько об этом не жалею! А Диксон, Ледовитый океан и Северный полюс имеют прямое отношение к нашей общей с Нинель Константиновной судьбе».
Помню, прочитав эти строки завещания, я сразу отметил для себя деликатность Юрия Сергеевича: он-то понимал, с какими хлопотами связана доставка на вершину планеты даже двух небольших керамических урн, потому и обозначил место захоронения на протяжении большого расстояния, один конец которого упирался в легкодоступный по нынешним временам прибрежный Диксон.
После обсуждения на совещании в пароходстве двух мнений не было: надо выполнить волю покойного по максимуму - хоронить у Северного полюса. Чего бы ни стоило. Капитан Кучиев того заслуживал, как никто другой уже не заслужит. Но эмоционально понятное решение моряков и их руководителей еще не вобрало в себя всех почти никому до тех пор не известных осложнений, которые появились в ходе подготовки к необычному событию на вершине планеты.
Человек так устроен…
Прежде всего, исполнение воли Кучиева откладывалось более чем на полгода. Ближайший рейс атомохода на полюс мог состояться не ранее июля 2006 года, именно тогда начинаются туристические круизы, которые на тот момент осуществлял атомный ледокол «Ямал». Но за такую отсрочку похорон и сам Юрий Сергеевич, вне всякого сомнения, не осудил бы коллег. Более того, вскоре было решено провести скорбную церемонию не в первом, а в августовском рейсе «Ямала», сроки которого совпадали с 29-й годовщиной покорения Северного полюса на атомоходе «Арктика» под командованием Кучиева. Человек так устроен, что в любых совпадениях видит какой-то скрытый символический смысл, а то и осознанно создает эти совпадения, ничего в этом предосудительного нет.
Шевельнулась тогда во мне и другая, тоже вполне допустимая мысль. В нынешние смутные времена ревизии всех ценностей прошлого самым страшным было даже не яростное отрицание каких-то из них, а забвение. Далеко ходить не надо, из разговора с молодыми моряками я чувствовал - некоторым имя Кучиева уже почти ничего не говорит. А чего тогда ждать от людей, не связанных с морем… Предстоявшее на полюсе печальное, но при том необычное событие могло привлечь внимание к личности капитана и его жизненному подвигу. Смерть не должна быть началом забвения человека, если при жизни он заслужил иное…
Оставался еще один вопрос, порождавший сомнения, которые мы были не вправе разрешить самостоятельно. Для туристов, тем более иностранных, морское путешествие на Северный полюс - это оплаченное развлечение, удовольствие. Неизвестно было, как впишется в него церемония похорон и какие потом придется нести моральные или иные потери туркомпании, арендовавшей ледокол. Августовский рейс обеспечивала московская туристическая компания «Посейдон». С письмом к ее руководителям мы и обратились, причем не скрывая своих опасений о возможных последствиях. Деталей переговоров не знаю, но, вероятно, оттого, что поступили честно, партнеры согласились пойти на риск. И что существенно, откровенный обмен мнениями о предстоящем деле подсказал ценное решение.
До начала рейса было достаточно времени, чтобы изготовить стенды передвижной выставки с фотографиями и иными свидетельствами замечательного достижения моряков в августе 1977 года. Как показала жизнь, лекции для туристов, проведенные у этого стенда по дороге к полюсу, сняли многие невольные вопросы. А вот материальные приметы предстоящей траурной церемонии мы постарались тщательно скрыть от гостей. Капитан Александр Юрьевич Лембрик выделил специальное помещение - проекционную будку в кинозале атомохода, которая уже давно утратила свое прямое назначение. До завершения траурных мероприятий на полюсе ключ от помещения, в котором хранились урны с прахом, цветы и венки, был только у меня…
В поисках решения
…Улеглась привычная морякам предотходная лихорадка, когда необходимо в считанные часы удобно и комфортабельно разместить около сотни иностранных туристов и доходчиво объяснить им правила жизни на атомном ледоколе. На следующий день с капитаном Лембриком, кстати, на сегодня рекордсменом по количеству проведенных рейсов на полюс, которыми он руководил, - более двадцати, мы обсуждали план предстоящей траурной церемонии.
У Александра Юрьевича есть одно очень ценное качество: пытаться предвидеть возможные трудности в деле, тем более в таком необычном, какое предстояло нам. Прокрутив в сознании всю церемонию, он отмел вариант, который мы предполагали: после митинга опустить урны и венки памяти с кормы ледокола в полынью, образующуюся за ним. «Представьте себе, в какую кашу превратятся венки и цветы на воде, когда после церемонии винты ледокола поднимут буруны за кормой в небольшой полынье…»
Возразить было нечего, стали отрабатывать сценарий церемонии с доставкой вертолетом части ее участников на льдину у заранее найденной полыньи. Как оказалось, решение было правильным, хотя и в нем не удалось учесть внезапно свалившиеся на нас сложности.
Доброго слова заслуживает и главный инженер-механик атомохода Александр Федорович Кузьмин. Он был одним из немногих посвященных в детали предстоявшей церемонии. И сумел упредить проблему, которая чуть не свела к краху все усилия. «А вы уверены, что урны с прахом уйдут на дно?» - встретил он нас вопросом за сутки или двое до подхода к полюсу. И оказался прав: испытания в ванной показали, что керамические урны не утратили своей плавучести. Первое поступившее предложение сразу отвергли: просверливать отверстия в сосудах слишком рискованно, вдруг растрескаются, лопнут. Сам же Кузьмин нашел выход: судовые мастера изготовили тяжелые свинцовые грузы, которые были прочно прикреплены к днищам обеих урн. Теперь у нас не было сомнений, что они опустятся на дно, пройдя сквозь четырехкилометровую толщу воды в районе Северного полюса.
Это нас объединило
Этот день запомнился многим, кто находился в рейсе на борту атомного ледокола «Ямал». Отшумело традиционное веселье с танцами-хороводами туристов, барбекю прямо на льдине и купанием самых отчаянных в полынье за кормой атомохода. Как принято все годы, по завершении праздника посещения Северного полюса матросы экипажа «Ямала» убрали со льда весь мусор вплоть до последней бумажки, и ледокол тронулся, дав прощальный гудок. Митинг памяти Юрия и Нинель Кучиевых было намечено провести четырьмя-пятью часами позже, когда настроения и впечатления гостей улягутся и ночное время будет не за горами. А ночь в Арктике в это время еще светлая…
Капитан Лембрик хотел вернуть ледокол назад, к самому полюсу, но мы его отговорили. Гораздо важнее было выбрать подходящую полынью для окончания траурной церемонии, ведь снежное поле у вершины планеты напоминало затопленное вешними водами болото. Среди белой глади там и тут чернели бездонные озерца соленой воды Ледовитого океана. С борта не оценишь, надежны ли берега этих озерец.
Ледокол остановился, когда на верхней открытой палубе уже собрались участники церемонии. И тут стихия взбунтовалась. Мрачно светило закатное солнце, ветер стремительно натаскивал и рвал на части черные облака. Напор его усилился настолько, что было невозможно удержать в руках листки с текстом программы церемонии, пришлось торопливо впихивать их в прозрачную пластиковую папку.
Все главное о капитане Кучиеве в эти считанные минуты, казавшиеся вечностью, было сказано, звучали даже стихи… Наконец прогремели залпы оружейного салюта, и молодые крепкие мужики, помощники капитана, направились впереди процессии, неся хрупкие урны. В голове у меня было одно заклинание: только бы не споткнулись, ведь ураганный ветер вырвал у кого-то из рук венок… Позже мы узнали, что он достигал 32 метров в секунду, но тогда не об этом думалось.
Около раскрытой двери вертолета Ми-8 ко мне подошли двое иностранцев и на английском выразили желание участвовать в завершении церемонии, помочь, если будет надо… Список летевших к полынье был заранее утвержден, рисковать лишними людьми никто не давал права. И все же отказать не поворачивался язык. Незнакомые люди в ярко-алых туристических куртках искренне разделяли боль нашей утраты, не стесняясь, молились, когда шел митинг памяти. Только теперь я понял, насколько напрасными были наши опасения до начала рейса. То, что произошло, объединило нас, людей, независимо от национальности…
Во глубине студеных вод
Короткий полет длился от силы минуту-полторы. Вертолет плавно снизился к заснеженной поляне, но выпускать пассажиров летчики не торопились. Длинным багром, спущенным из зависшего вертолета, пробивали поверхность снега, нащупывая под ним лед. Тверди не оказалось. Снова взлет, визуальная оценка покрова и упирающийся в снег багор…
Вторая попытка оказалась успешной. Вперед пошли самые крепкие парни с 45-м, а то и больше размером сапог. По протоптанной дорожке за ними двинулись к полынье другие. Оставались считанные метры до уплотненной площадки на краю, когда наст стремительно просел под ногами дочери Кучиевых Татьяны, казавшейся миниатюрно крошечной среди широкоплечих мужчин. Сильные руки мгновенно подхватили ее и вынесли на твердь.
Дальнейшее происходило мгновения: урны с прахом быстро скрылись в загадочно-черной глубине, заалели на поверхности гвоздики, за ними легли на воду венки и спустя мгновение ушли под воду. Все-таки одного мы не учли: искусственная хвоя, соединенная проволокой, имела отрицательную плавучесть…
После завершения церемонии прощания стихия, как по команде, усмирилась. Ветер теперь уже вяло шевелил государственный флаг России на корме ледокола, словно бы давая нам понять, что больше не будет никого испытывать. Прах выдающегося капитана ушедшего ХХ века и его супруги навсегда обрел покой в студеных глубинах Северного Ледовитого океана.
Прошло пять лет...
…Этот рассказ неожиданно дописала сама жизнь. На днях заместитель генерального директора по эксплуатации флота ФГУП «Атомфлот» Андрей Смирнов показал мне радиограмму капитана атомохода «Таймыр» Александра Скрябина. Приведу выдержки из нее:
«Проходя вчера проливом Вилькицкого восточнее мыса Неупокоева, обратил внимание на четкий рельефный силуэт горы Герасимова с ледником Кропоткина на склоне. У подножия горы бухта Нимф прикрыта БЕЗЫМЯННЫМ обрывистым мысом с изящным овальным контуром в горизонтальной проекции… Есть предложение увековечить память о легендарном арктическом капитане КУЧИЕВЕ Ю. С., назвав его именем этот мыс. И место вроде удачное - в самом судоходном проливе на трассе СМП. «Горному орлу» Юрию Сергеевичу место точно понравилось бы!»
Это, кстати, не первое предложение об увековечении имени Кучиева на карте Арктики. Несколько лет назад, когда на острове Нордбрук архипелага Земля Франца-Иосифа был открыт пролив и стало ясно, что не один, а два острова расположены здесь, кто-то предлагал «половинку» назвать именем Кучиева. Кому как, а мне эта идея менее симпатична, чем выдвинутая Скрябиным.
Впрочем, список предложений об увековечении памяти легендарного капитана не ограничивается только Арктикой. В Санкт-Петербурге одно время шла целая кампания по установке мемориальной доски на доме, где жил Юрий Сергеевич, предпринятая его земляками из Северной Осетии. Но она, к сожалению, так ничем до сих пор и не завершилась. Отчего, не знаю.
Увы, ничто не напоминает о капитане и в Мурманске. Разве только выведенный из строя атомный ледокол «Арктика», который на базе атомного флота дожидается печальной и неизбежной кончины - разрезки «на иголки» и полной утилизации.
Вот и подумалось: а может, стоит всем нам добиться решения, чтобы увековечить память о легендарном рейсе на Северный полюс атомного ледокола «Арктика» и его капитане по соседству с местом мемориальной стоянки атомного ледокола «Ленин» у морского вокзала? Этот прославивший нашу страну рейс начинался из Мурманска, который все чаще теперь называют воротами в Арктику. Нашли же возможность поставить в городе памятник первопроходцу-полярнику Ивану Дмитриевичу Папанину, а ведь Кучиев из тех, кто достойно продолжал его дело.
Владимир БЛИНОВ
Опубликовано: «Мурманский вестник» от 19.08.2011
Адрес статьи http://www.mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=201108193273
История ухода из жизни, о которой я хочу рассказать, может показаться не вписывающейся ни в какие привычные представления, но и она очень многое говорит о человеке. Тем более что этому человеку, арктическому капитану Юрию Кучиеву, выпало в жизни то, что выпадает единицам, но остается в памяти навсегда. Вот рассказ о событиях, произошедших ровно пять лет назад, 19 августа 2006 года.
И расхотелось говорить дежурные слова
Последний раз в Мурманск из Петербурга, где он и его семья жили многие годы, Юрий Сергеевич Кучиев приехал в августе 2005 года. Прославленного капитана, командовавшего первым в мире надводным судном, атомным ледоколом «Арктика», достигшим в активном плавании географической точки Северного полюса 17 августа 1977 года, в родном Мурманском пароходстве не забывали: оплачивали дорогу пенсионеру, когда в компании случались большие праздничные события, обеспечивали все достойные условия пребывания в городе. Словом, как положено. Но кто знает, чего больше приносило ветерану это подчеркнуто вежливое и участливое отношение - удовлетворения или ощущения, если можно так сказать, своей нынешней выключенности из деятельной жизни пароходства, где уже давно правят бал другие. Для большинства из них он был «живой легендой героического прошлого», к которому положено относиться почтительно. Сам капитан, всякое повидавший на своем веку, прекрасно понимал, что на другое отношение рассчитывать не надо, тем более что со многими нынешними работниками пароходства попросту не был знаком. А все-таки горько быть не у дел, хотя и прошло уже немало лет.
В первые годы после своей отставки, официальной причиной которой было ухудшение состояния здоровья, знаменитый капитан, Герой Социалистического Труда по инерции продолжал стучаться в различные двери власти. Ему верилось, что в высоких кабинетах прислушаются к нему благодаря авторитету и известности, которые еще недавно служили пропуском с надписью «Везде». Но что было по силам капитану в самых неприступных арктических льдах, в бюрократической неопределенности увязало и тонуло. А замахивался Кучиев ни много ни мало на то, чтобы добиться весомых пенсионных льгот или надбавок морякам атомного флота. И, думаю, излишне тут подчеркивать, что пекся капитан не о себе - ему, Герою и ветерану Великой Отечественной, хватало. Заботился о соратниках, о сотнях людей, которые проводили огромную часть своей жизни в отрыве от цивилизации, при этом утверждая своим делом передовое, если не сказать революционное, направление развития этой самой цивилизации. Дело требовало от них очень многого. А когда возраст заставлял сходить на берег, государство отделывалось от них минимумом - мол, на общих основаниях… Конечно, капитана вежливо принимали, выслушивали, да что толку. Жизнь вокруг уже определялась другими ценностями…
Помню одну из наших последних встреч на каком-то ресторанном праздновании очередного юбилея пароходства, где всех рассадили за столами согласно служебному ранжиру. Кучиева проводили к столу почетных ветеранов, по соседству с которым гуляли представители нашего департамента социальной политики. Как уж получилось, не знаю, но ветеранов первого ранга собралось за большим столом крайне мало, а к середине торжеств Юрий Сергеевич остался один на один с богато накрытым столом, с которого вороватый официант стянул бутылку коньяка, не особенно-то стесняясь ветерана с Золотой Звездой на кителе. Я как раз проходил мимо и подсел к капитану. «Проводи-ка меня до выхода. В гостинице мне не одиноко, с большей пользой время пройдет...» - мягко произнес Кучиев. И расхотелось говорить дежурные слова о том, что празднуется юбилей прежде всего благодаря таким, как он, и прочее.
В свой последний приезд Юрий Сергеевич принимал участие в заседании Мурманской ассоциации капитанов, проходившем во Дворце культуры имени Кирова. Президент ассоциации Анатолий Алексеевич Черепанов довез ко Дворцу на своей автомашине вместе с ним Ивана Павловича Лопатина, почти ровесника 87-летнего Кучиева. Пенсионер Лопатин когда-то был заместителем начальника пароходства по мореплаванию, дай бог ему еще здоровья и лет… Поднялись по ступенькам парадной лестницы, и вдруг Кучиев остановился: «Постоим недолго, Ваня, кто знает, может, больше не удастся…» Сказано было не от усталости или одышки, на здоровье он никогда не жаловался.
Место прощания изменить нельзя
Пришедшая утром весть о случившейся накануне, 14 декабря 2005 года, кончине Кучиева облетела атомфлот почти мгновенно. А к середине дня руководству пароходства было представлено вскрытое моряками атомного ледокола «Арктика» письмо-завещание капитана, хранившееся несколько лет в сейфе на судне. Так было предписано им самим: вскрыть после смерти. Первое, что узнали моряки: аналогичный текст завещания хранится в семье. Юридической силы не имеют ни тот, ни другой экземпляр, но из текста стало ясно: есть указания ушедшего из жизни, которые для его коллег и родных имеют куда большую силу, чем обычная нотариально заверенная воля. Судите сами.
«18 февраля 1999 года после тяжелой болезни сердца Нелли скончалась и была кремирована, - писал в завещании о своей жене Юрий Сергеевич. - Урну с ее дорогим прахом храню у себя и, когда наступит моя очередь, прошу моих друзей и соратников по атомному ледокольному флоту предать нас обоих водам Ледовитого океана по программе максимум - в районе Северного полюса или же на максимально возможной широте - на меридиане Диксона! Вы хорошо знаете, что я всегда был и остаюсь до конца романтиком и нисколько об этом не жалею! А Диксон, Ледовитый океан и Северный полюс имеют прямое отношение к нашей общей с Нинель Константиновной судьбе».
Помню, прочитав эти строки завещания, я сразу отметил для себя деликатность Юрия Сергеевича: он-то понимал, с какими хлопотами связана доставка на вершину планеты даже двух небольших керамических урн, потому и обозначил место захоронения на протяжении большого расстояния, один конец которого упирался в легкодоступный по нынешним временам прибрежный Диксон.
После обсуждения на совещании в пароходстве двух мнений не было: надо выполнить волю покойного по максимуму - хоронить у Северного полюса. Чего бы ни стоило. Капитан Кучиев того заслуживал, как никто другой уже не заслужит. Но эмоционально понятное решение моряков и их руководителей еще не вобрало в себя всех почти никому до тех пор не известных осложнений, которые появились в ходе подготовки к необычному событию на вершине планеты.
Человек так устроен…
Прежде всего, исполнение воли Кучиева откладывалось более чем на полгода. Ближайший рейс атомохода на полюс мог состояться не ранее июля 2006 года, именно тогда начинаются туристические круизы, которые на тот момент осуществлял атомный ледокол «Ямал». Но за такую отсрочку похорон и сам Юрий Сергеевич, вне всякого сомнения, не осудил бы коллег. Более того, вскоре было решено провести скорбную церемонию не в первом, а в августовском рейсе «Ямала», сроки которого совпадали с 29-й годовщиной покорения Северного полюса на атомоходе «Арктика» под командованием Кучиева. Человек так устроен, что в любых совпадениях видит какой-то скрытый символический смысл, а то и осознанно создает эти совпадения, ничего в этом предосудительного нет.
Шевельнулась тогда во мне и другая, тоже вполне допустимая мысль. В нынешние смутные времена ревизии всех ценностей прошлого самым страшным было даже не яростное отрицание каких-то из них, а забвение. Далеко ходить не надо, из разговора с молодыми моряками я чувствовал - некоторым имя Кучиева уже почти ничего не говорит. А чего тогда ждать от людей, не связанных с морем… Предстоявшее на полюсе печальное, но при том необычное событие могло привлечь внимание к личности капитана и его жизненному подвигу. Смерть не должна быть началом забвения человека, если при жизни он заслужил иное…
Оставался еще один вопрос, порождавший сомнения, которые мы были не вправе разрешить самостоятельно. Для туристов, тем более иностранных, морское путешествие на Северный полюс - это оплаченное развлечение, удовольствие. Неизвестно было, как впишется в него церемония похорон и какие потом придется нести моральные или иные потери туркомпании, арендовавшей ледокол. Августовский рейс обеспечивала московская туристическая компания «Посейдон». С письмом к ее руководителям мы и обратились, причем не скрывая своих опасений о возможных последствиях. Деталей переговоров не знаю, но, вероятно, оттого, что поступили честно, партнеры согласились пойти на риск. И что существенно, откровенный обмен мнениями о предстоящем деле подсказал ценное решение.
До начала рейса было достаточно времени, чтобы изготовить стенды передвижной выставки с фотографиями и иными свидетельствами замечательного достижения моряков в августе 1977 года. Как показала жизнь, лекции для туристов, проведенные у этого стенда по дороге к полюсу, сняли многие невольные вопросы. А вот материальные приметы предстоящей траурной церемонии мы постарались тщательно скрыть от гостей. Капитан Александр Юрьевич Лембрик выделил специальное помещение - проекционную будку в кинозале атомохода, которая уже давно утратила свое прямое назначение. До завершения траурных мероприятий на полюсе ключ от помещения, в котором хранились урны с прахом, цветы и венки, был только у меня…
В поисках решения
…Улеглась привычная морякам предотходная лихорадка, когда необходимо в считанные часы удобно и комфортабельно разместить около сотни иностранных туристов и доходчиво объяснить им правила жизни на атомном ледоколе. На следующий день с капитаном Лембриком, кстати, на сегодня рекордсменом по количеству проведенных рейсов на полюс, которыми он руководил, - более двадцати, мы обсуждали план предстоящей траурной церемонии.
У Александра Юрьевича есть одно очень ценное качество: пытаться предвидеть возможные трудности в деле, тем более в таком необычном, какое предстояло нам. Прокрутив в сознании всю церемонию, он отмел вариант, который мы предполагали: после митинга опустить урны и венки памяти с кормы ледокола в полынью, образующуюся за ним. «Представьте себе, в какую кашу превратятся венки и цветы на воде, когда после церемонии винты ледокола поднимут буруны за кормой в небольшой полынье…»
Возразить было нечего, стали отрабатывать сценарий церемонии с доставкой вертолетом части ее участников на льдину у заранее найденной полыньи. Как оказалось, решение было правильным, хотя и в нем не удалось учесть внезапно свалившиеся на нас сложности.
Доброго слова заслуживает и главный инженер-механик атомохода Александр Федорович Кузьмин. Он был одним из немногих посвященных в детали предстоявшей церемонии. И сумел упредить проблему, которая чуть не свела к краху все усилия. «А вы уверены, что урны с прахом уйдут на дно?» - встретил он нас вопросом за сутки или двое до подхода к полюсу. И оказался прав: испытания в ванной показали, что керамические урны не утратили своей плавучести. Первое поступившее предложение сразу отвергли: просверливать отверстия в сосудах слишком рискованно, вдруг растрескаются, лопнут. Сам же Кузьмин нашел выход: судовые мастера изготовили тяжелые свинцовые грузы, которые были прочно прикреплены к днищам обеих урн. Теперь у нас не было сомнений, что они опустятся на дно, пройдя сквозь четырехкилометровую толщу воды в районе Северного полюса.
Это нас объединило
Этот день запомнился многим, кто находился в рейсе на борту атомного ледокола «Ямал». Отшумело традиционное веселье с танцами-хороводами туристов, барбекю прямо на льдине и купанием самых отчаянных в полынье за кормой атомохода. Как принято все годы, по завершении праздника посещения Северного полюса матросы экипажа «Ямала» убрали со льда весь мусор вплоть до последней бумажки, и ледокол тронулся, дав прощальный гудок. Митинг памяти Юрия и Нинель Кучиевых было намечено провести четырьмя-пятью часами позже, когда настроения и впечатления гостей улягутся и ночное время будет не за горами. А ночь в Арктике в это время еще светлая…
Капитан Лембрик хотел вернуть ледокол назад, к самому полюсу, но мы его отговорили. Гораздо важнее было выбрать подходящую полынью для окончания траурной церемонии, ведь снежное поле у вершины планеты напоминало затопленное вешними водами болото. Среди белой глади там и тут чернели бездонные озерца соленой воды Ледовитого океана. С борта не оценишь, надежны ли берега этих озерец.
Ледокол остановился, когда на верхней открытой палубе уже собрались участники церемонии. И тут стихия взбунтовалась. Мрачно светило закатное солнце, ветер стремительно натаскивал и рвал на части черные облака. Напор его усилился настолько, что было невозможно удержать в руках листки с текстом программы церемонии, пришлось торопливо впихивать их в прозрачную пластиковую папку.
Все главное о капитане Кучиеве в эти считанные минуты, казавшиеся вечностью, было сказано, звучали даже стихи… Наконец прогремели залпы оружейного салюта, и молодые крепкие мужики, помощники капитана, направились впереди процессии, неся хрупкие урны. В голове у меня было одно заклинание: только бы не споткнулись, ведь ураганный ветер вырвал у кого-то из рук венок… Позже мы узнали, что он достигал 32 метров в секунду, но тогда не об этом думалось.
Около раскрытой двери вертолета Ми-8 ко мне подошли двое иностранцев и на английском выразили желание участвовать в завершении церемонии, помочь, если будет надо… Список летевших к полынье был заранее утвержден, рисковать лишними людьми никто не давал права. И все же отказать не поворачивался язык. Незнакомые люди в ярко-алых туристических куртках искренне разделяли боль нашей утраты, не стесняясь, молились, когда шел митинг памяти. Только теперь я понял, насколько напрасными были наши опасения до начала рейса. То, что произошло, объединило нас, людей, независимо от национальности…
Во глубине студеных вод
Короткий полет длился от силы минуту-полторы. Вертолет плавно снизился к заснеженной поляне, но выпускать пассажиров летчики не торопились. Длинным багром, спущенным из зависшего вертолета, пробивали поверхность снега, нащупывая под ним лед. Тверди не оказалось. Снова взлет, визуальная оценка покрова и упирающийся в снег багор…
Вторая попытка оказалась успешной. Вперед пошли самые крепкие парни с 45-м, а то и больше размером сапог. По протоптанной дорожке за ними двинулись к полынье другие. Оставались считанные метры до уплотненной площадки на краю, когда наст стремительно просел под ногами дочери Кучиевых Татьяны, казавшейся миниатюрно крошечной среди широкоплечих мужчин. Сильные руки мгновенно подхватили ее и вынесли на твердь.
Дальнейшее происходило мгновения: урны с прахом быстро скрылись в загадочно-черной глубине, заалели на поверхности гвоздики, за ними легли на воду венки и спустя мгновение ушли под воду. Все-таки одного мы не учли: искусственная хвоя, соединенная проволокой, имела отрицательную плавучесть…
После завершения церемонии прощания стихия, как по команде, усмирилась. Ветер теперь уже вяло шевелил государственный флаг России на корме ледокола, словно бы давая нам понять, что больше не будет никого испытывать. Прах выдающегося капитана ушедшего ХХ века и его супруги навсегда обрел покой в студеных глубинах Северного Ледовитого океана.
Прошло пять лет...
…Этот рассказ неожиданно дописала сама жизнь. На днях заместитель генерального директора по эксплуатации флота ФГУП «Атомфлот» Андрей Смирнов показал мне радиограмму капитана атомохода «Таймыр» Александра Скрябина. Приведу выдержки из нее:
«Проходя вчера проливом Вилькицкого восточнее мыса Неупокоева, обратил внимание на четкий рельефный силуэт горы Герасимова с ледником Кропоткина на склоне. У подножия горы бухта Нимф прикрыта БЕЗЫМЯННЫМ обрывистым мысом с изящным овальным контуром в горизонтальной проекции… Есть предложение увековечить память о легендарном арктическом капитане КУЧИЕВЕ Ю. С., назвав его именем этот мыс. И место вроде удачное - в самом судоходном проливе на трассе СМП. «Горному орлу» Юрию Сергеевичу место точно понравилось бы!»
Это, кстати, не первое предложение об увековечении имени Кучиева на карте Арктики. Несколько лет назад, когда на острове Нордбрук архипелага Земля Франца-Иосифа был открыт пролив и стало ясно, что не один, а два острова расположены здесь, кто-то предлагал «половинку» назвать именем Кучиева. Кому как, а мне эта идея менее симпатична, чем выдвинутая Скрябиным.
Впрочем, список предложений об увековечении памяти легендарного капитана не ограничивается только Арктикой. В Санкт-Петербурге одно время шла целая кампания по установке мемориальной доски на доме, где жил Юрий Сергеевич, предпринятая его земляками из Северной Осетии. Но она, к сожалению, так ничем до сих пор и не завершилась. Отчего, не знаю.
Увы, ничто не напоминает о капитане и в Мурманске. Разве только выведенный из строя атомный ледокол «Арктика», который на базе атомного флота дожидается печальной и неизбежной кончины - разрезки «на иголки» и полной утилизации.
Вот и подумалось: а может, стоит всем нам добиться решения, чтобы увековечить память о легендарном рейсе на Северный полюс атомного ледокола «Арктика» и его капитане по соседству с местом мемориальной стоянки атомного ледокола «Ленин» у морского вокзала? Этот прославивший нашу страну рейс начинался из Мурманска, который все чаще теперь называют воротами в Арктику. Нашли же возможность поставить в городе памятник первопроходцу-полярнику Ивану Дмитриевичу Папанину, а ведь Кучиев из тех, кто достойно продолжал его дело.
Владимир БЛИНОВ
Опубликовано: «Мурманский вестник» от 19.08.2011
Адрес статьи http://www.mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=201108193273