Я - человек XIX века
Я - человек XIX века. Мне нравится думать, что я - человек Возрождения, заниматься множеством искусств одновременно, но мне не хватает того жизнелюбия и огненного творческого духа, который отличал таких людей - и я остаюсь порождением индустриального мира, живущим в клубах пара и дыма заводских машин, хожу в тумане кирпичных закоулков Ист-Энда, а не по залитым солнцем пасторалям.
Вместе с Жюлем Верном я упиваюсь техническим прогрессом, и снова и снова выстраиваю цепочки связей от первого неуклюжего парохода Фултона в реальности и электрического "Наутилуса" на бумаге до лайнеров и подводных лодок наших дней; пытаюсь представить, каким мог бы быть мир на основании паровых машин и гальванических батарей уже тогда, развивайся он чуть быстрее, и жалею, что не может быть 1888-й год десять раз подряд, например. Все, что мы знаем сейчас - построено на мечтах писателей и достижениях инженеров тех времен. Да, в этом веке было много ужасных вещей, вроде не
нормированного рабочего дня и вспышек холеры, но я романтизирую лучшее, конечно. Вспоминаю и ставлю себе в пример тех, кто боролся с этими ужасными вещами, как, например, строитель лондонской канализации Базальгет или доктор Сноу, как Джеймс Уатт, придумавший мощные паровые машины.
Я - резонный рационалист, общественно ориентированный, как доктор Джекилл. Мне приятно жить в мире уважения к людям труда и научного склада ума, у тем, кто работает на благо всех цивилизованных людей; я не мыслю нормальной жизни без вежливости и этикета, не потому,
что приходится
себя заставлять быть обходительным, а потому что это красивее, чем грубые эмоции и небрежное отношение. Но у меня есть темная сторона, которую я спрятал сам от себя, чтобы быть вежливым и идеальным, и она прорывается в образе Эдварда Хайда. Он идеально ориентируется как в темных закоулках, куда едва достает свет газовых фонарей, так и в человеческих эмоциях начала XXI века - но при этом, позволяет оставаться джентльменом с другой стороны души. И часть из этих интересных вещей можно увидеть только в зеркале из дома Алисы, ученицы Чарльза Лютвиджа Доджсона.
Порой я думаю о смерти и потустороннем мире вместе с Эдгаром По - в сырые, промозглые дни дождей, мне приятно пребывать умом в строках стихов о мрачной меланхолии, взметая ногами пожелтевшие листья. Но совсем не спешу умирать. Есть еще многое, что хотелось бы узнать в этом мире, хотя я и не детектив, как мистер Шерлок Холмс, а, скорее, растяпа-наблюдатель, как доктор Ватсон.
Динамичная гонка с препятствиями того времени, в котором я рожден, не доставляет мне удовольствия, так как не приводит к желаемым целям - городу тумана, паровых машин, башен с украшениями из медных завитков, по которым снуют искры; а главное - общества, где уважение, вежливость, ум и рассудок сопутствуют технологии, и личное не уничтожает общественное. Да, я идеализирую прошлое, закрываю глаза на недостатки - но почему бы и нет, хоть иногда? Это помогает закрыть глаза на недостатки настоящего. Или найти для них решения.
PS. Да, и танцы XIX века несут в себе его романтическое отражение.
Вместе с Жюлем Верном я упиваюсь техническим прогрессом, и снова и снова выстраиваю цепочки связей от первого неуклюжего парохода Фултона в реальности и электрического "Наутилуса" на бумаге до лайнеров и подводных лодок наших дней; пытаюсь представить, каким мог бы быть мир на основании паровых машин и гальванических батарей уже тогда, развивайся он чуть быстрее, и жалею, что не может быть 1888-й год десять раз подряд, например. Все, что мы знаем сейчас - построено на мечтах писателей и достижениях инженеров тех времен. Да, в этом веке было много ужасных вещей, вроде не
нормированного рабочего дня и вспышек холеры, но я романтизирую лучшее, конечно. Вспоминаю и ставлю себе в пример тех, кто боролся с этими ужасными вещами, как, например, строитель лондонской канализации Базальгет или доктор Сноу, как Джеймс Уатт, придумавший мощные паровые машины.
Я - резонный рационалист, общественно ориентированный, как доктор Джекилл. Мне приятно жить в мире уважения к людям труда и научного склада ума, у тем, кто работает на благо всех цивилизованных людей; я не мыслю нормальной жизни без вежливости и этикета, не потому,
что приходится
себя заставлять быть обходительным, а потому что это красивее, чем грубые эмоции и небрежное отношение. Но у меня есть темная сторона, которую я спрятал сам от себя, чтобы быть вежливым и идеальным, и она прорывается в образе Эдварда Хайда. Он идеально ориентируется как в темных закоулках, куда едва достает свет газовых фонарей, так и в человеческих эмоциях начала XXI века - но при этом, позволяет оставаться джентльменом с другой стороны души. И часть из этих интересных вещей можно увидеть только в зеркале из дома Алисы, ученицы Чарльза Лютвиджа Доджсона.
Порой я думаю о смерти и потустороннем мире вместе с Эдгаром По - в сырые, промозглые дни дождей, мне приятно пребывать умом в строках стихов о мрачной меланхолии, взметая ногами пожелтевшие листья. Но совсем не спешу умирать. Есть еще многое, что хотелось бы узнать в этом мире, хотя я и не детектив, как мистер Шерлок Холмс, а, скорее, растяпа-наблюдатель, как доктор Ватсон.
Динамичная гонка с препятствиями того времени, в котором я рожден, не доставляет мне удовольствия, так как не приводит к желаемым целям - городу тумана, паровых машин, башен с украшениями из медных завитков, по которым снуют искры; а главное - общества, где уважение, вежливость, ум и рассудок сопутствуют технологии, и личное не уничтожает общественное. Да, я идеализирую прошлое, закрываю глаза на недостатки - но почему бы и нет, хоть иногда? Это помогает закрыть глаза на недостатки настоящего. Или найти для них решения.
PS. Да, и танцы XIX века несут в себе его романтическое отражение.