(no subject)
«Алексей Арнольдович Пурин, поэт, критик, эссеист, редактор ж. "Звезда"» на Яндекс.Фотках
«Алексей Пурин, Коктебель-2012, фото Германа Власова» на Яндекс.Фотках
Опубликовано в журнале:
«Знамя» 2013, №4
Алексей Пурин
Словно скрепка на магнит
Стихи
версия для печати (100126)
« ‹ - › »
Об авторе | Алексей Арнольдович Пурин (1955, Ленинград) - поэт и эссеист.Книги стихов: “Сочинения Алексея Пурина” ([кн. 1] СПб., 2005; ([кн. 2] СПб., 2006), “Долина царей”. СПб., 2010 и др. Книги эссеистики: “Воспоминания о Евтерпе”. СПб., 1996, “Утраченные аллюзии”. СПб., 2001, “Листья, цвет и ветка”. СПб., 2010. Переводит немецких и голландских поэтов. Заведует отделом поэзии и критики журнала “Звезда”. Лауреат премий “Северная Пальмира” (1996, 2002) и “Честь и свобода” (1999). Произведения переводились на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский, французский и чешский. Предыдущая публикация в “Знамени” №10, 2011.
Алексей Пурин
Словно скрепка на магнит
* * *
...поэт трагической забавы...
Евгений Рейн
1.
Я видел сорный Вторчермет,
где ты копил свой опыт детский,
забав трагических поэт,
и скорбный лес нижне-исетский,
где ты закопан. На закат
скользило тусклое светило
сквозь сети сосен и оград -
и куцый кустик золотило.
Осина? - думал я. - Ольха?
Ах, всё равно - жилица праха.
И что стихи? - плоды греха,
питомцы смерти, дети страха...
Но только в них, как ни верти,
живёт незримый свет, который
позолотит и взаперти
листву за самой чёрной шторой.
2.
Будет слава и слева и справа -
то, чего так хотелось, поэт:
лава славы, обвал и облава, -
торжествуй! Но тебя уже нет.
Ты ль, зарытый на Нижне-Исетском,
соснам, к небу шагающим, брат,
этим фишкам фортуны и нецкам
всепризнанья загробного рад?
Понесут, раздевая, на сцену
и споют пропитым голоском...
До того ли холодному тлену,
что в пылающих безднах иском?
...Сложно вычленить верное чувство:
обольститель скорее, чем друг,
ты любил беззаветно искусство
обольщенья из здешних наук.
То есть - лирику. Вышло неплохо.
Плюс закрытая с грохотом дверь...
На бессонной позиции Блока
ты командуешь ротой теперь?
Себастьян
Точно так же выгнутый навстречу
дрожи стрел, как луки - ей вослед,
шепчет: “Отче, муке не перечу:
Ты сильней страдаешь, Параклет”.
С каждым мигом ближе злая стая.
(Не спасает логика, Зенон!)
Из души земной произрастая,
дух в зенит небесный устремлён.
Не стрела покоится, летая,
(как нелепо думал элеат) -
это просто Дева Пресвятая
обернула мученика в плат.
Он прозрачен, но при этом прочен.
А мгновенье длится сквозь века.
И святой стоит, сосредоточен, -
нам, минутным, видимый пока.
Писательский дом
На холмах Грузии играет солнца луч...
Тициан Табидзе. 1937
Здесь в полдень - полумрак, здесь в знойный час - прохлада
каприйских мёртвых вилл. И в запустенье сада
пируют призраки тех, кто тут прежде пил:
того убил тиран, а тот себя убил.
(И русский их свояк, брат мимолётной жизни,
не смел и рта раскрыть потом на тайной тризне.
Мерцающий рубин темно пылал в бокале.
Горячие, как кровь, съедались здесь хинкали.
В сациви плоть цыплят цвела. А с языка
витиеватый тост и гибкая строка
сходили тут и там вдоль тучного застолья -
неслыханная лесть под маской своеволья...
Немыслимая жизнь! Чанахи и ЗАГЭС.
“Да здравствует прогресс!” “Приветствуем процесс!
Шпионов и убийц мы требуем расстрела!”
“Советскою вовек да будет Сакартвело!”
“О чём грустишь, Борис?” “Да так, Галактион...
Взгляни-ка - как багрян сегодня небосклон!”)
Тиберия в тени шумели тут пиры
на фоне наших зол не знающей горы,
где братья тех двоих, в иудин ус не дуя,
почившие лежат в чинах от почечуя...
О, спутники мои - Котэ, Зураб, Звиад! -
да минет нас (храни Пшавела!) этот ад.
Джвари
Аннелизе Аллеве
“Существованья ткань сквозная, -
сказал, - и рек не мыслит врозь”.
И мне под старость довелось -
щедры, Господь, Твои дары! -
узреть с грузинского Синая
союз Арагвы и Куры.
Толпились тучи над горами,
вилось ущелье, как змея, -
и раскрывалась перед нами
страница Книги Бытия -
пейзажный фон для Моны Лизы,
где все народы стали в круг.
Что миру ссоры и капризы? -
не мыслит врозь он рек и рук...
...Но послезавтра из газеты
узнаем: дудки! не вполне
неколебима правда Мцхеты,
и на войне - как на войне.
Да и в газете - как в газете
любой: полправды и “ура!”.
И, не сливаясь, реки эти
текут - Арагва и Кура.
* * *
И Путин есть, и Буш, и Ельцин, и Хрущёв,
и Горбачёв, и Лигачёв
в любом паноптикуме римского портрета
(хоть в Мюнхен поезжай, а хоть зайди и в наш
легкодоступный Эрмитаж),
зане в чертах владык - особая примета.
А Пушкина в тиши тех залов не найдёшь.
Ни Блок, ни Мандельштам, ни Фет туда не вхож -
ни Тютчев, ни Кузмин. И, сколько б ни искали
мы (тыщи лет!),
ни Пастернака там, ни Анненского нет -
как в басне этой нет морали.
Парк культуры
В шипящий, словно - в соду, словно - в пену
пивную, мокрым ветром по щекам
нашлёпанным, по слизистому тлену
скользя листвы, войти б с разбегу нам -
в сад, где - песок, изъеденный свинцовым
цинготным небом, илистые рвы, -
по гравию, по плиткам изразцовым,
по стеблям в глину втоптанной травы,
сжимая зонтик, - ах, туда, где жалкий
кипит фонтан, безумием объят,
где, как на свалке, порванной скакалкой
ненужный брошен публикою сад,
ступить бы нам - безмысленно, без цели,
безвольно, словно - скрепка на магнит, -
туда, где - нет, не цепи карусели, -
а лира, еле слышная, звенит.
Нарцисс
Александру Леонтьеву
Где, угадай, Нарцисс? Он - там и здесь,
он растворён в бесплотном удвоенье,
он - только трепет вод и глины взвесь,
он - виденье и в тот же миг виденье.
Он - плёнка влаги на его глазу
и гладь ручья почти в одно и то же
мгновение. Представим стрекозу
и двойника её в зеркальной дрожи:
где - стрекоза, где - дрожь? И где Нарцисс?
Раздвоенный, он сам себя вмещает.
Он смотрит снизу вверх и сверху вниз…
А Дионис такого не прощает.
---
Его убил, по слухам, Дионис.
За святотатство. В чеховскую пьесу
всё это превратили: усмехнись
скептически, потворствуя прогрессу, -
где тут Нарцисс? И Эхо - в шляпке - где?
Политеизм, проблема полупола,
стакан воды... Но где стакан в воде?..
Молчи, реалистическая школа!
Его тут нет. И не было. “Ich bin -
ich rinne” (значит: там, но не в ущербе), -
его потомок говорил один...
А вы - всё то же дохлое “ich sterbe”.
* * *
Помолиться Ему за богов нелепых,
прозябающих ныне в музейных склепах, -
за мальчишек вздорных, за милых шлюх:
ну, подумаешь, с лебедем там, с быком... Но
Ты ведь милостив! Что же всё - домна, домна?..
Пусть им мрамор станет как пух, как пух!
Да и так ли Твои рыбари-евреи
в обиходе божка афинян мудрее?
Кто ловчей корабельную ладит снасть?
Прозорливей о бродах? Нужней при родах?
Кто печётся о сводах, походах, одах?
Кто, Тобой не любим, нам не даст пропасть?
Ты (я знаю - единственный Бог на свете!)
снизойди, ибо грешным милы и эти
персонажи-призраки старины:
назови их Николой Морским, Андреем
Первозванным (Загрея жарчей согреем!),
но оставь нам странные наши сны.
Из Верлена
Подростком я мечтал о “Кохиноре”,
о роскоши персидских, папских зал:
Сарданапал - я, Гелиогабал!
Статисты грёз с пыланием во взоре
вмиг исполняли мой любой каприз -
гарем безбрежный, зримый парадиз!..
Давно не жду от жизни приключений
таких - поняв, что ей не до щедрот;
живу смиренней, чем простой народ;
но сердце не забыло тех влечений.
Пусть не носить пурпурных облачений,
всё ж славить скудость не способен рот -
и по сей день, увы, мне тошно от
неточных рифм и отчих поучений.