Хочешь, эту песню не слушай...
По снегу, летящему с неба,
Глубокому белому снегу,
В котором лежит моя грусть,
К тебе, задыхаясь от бега,
На горе свое тороплюсь... (с)
Вот ведь какая любопытная штука - совесть. Говорят, она или есть, или нет. Неправда. Правильнее, мне кажется, все же так: "или есть, или была". Искушение, перед которым рано или поздно оказыавется каждый: перешагнуть - зажмурившись, зажав ладонями уши. Отбежать подальше, неразбирая дороги. Пусть сугробы уже по пояс. Пусть ветки тонкие больно по лицу. И пульс в висках, и пальцы будто немеют. И в груди горячо и гулко. Как знакомо... Было. Конечно, было. И волнообразно затихающие судороги рефлексии, когда "небо с овчинку". А так хочется жить дальше! Причем, жить как прежде - так же дышать полной грудью и радоваться в тишине синим предрассветным сумеркам.
Однако вот ведь что любопытно: когда пульс в висках затихает, а все оправдания уже тщательно отобраны и уложены по полкам - неожиданно возникает иллюзия, будто все стало как прежде - in circulos suos regreditur. На круги своя. И голос внутренний больше не слышен. Почти не слышен. И пусть еще звучит - иногда. По каким-то мелким, ненужным поводам. Но - все тише и тише. И это ведь так хорошо. Потому что - "живи и жить давай другим". Фразу эту, кажется, теперь понимаешь так пронзительно точно. И, казалось бы, самое время начинать радоваться, но... Почему-то горька вода в колодцах. И родники ушли в землю. Впрочем, и пить больше не хочется...
Вернуться. Ох, как трудно. Почти невозможно. Самому - никак невозможно. Если только кто поможет. Подтолкнет. К осознанию того, что - или сейчас, или никогда. А тот, кто сумел разглядеть далекие всполохи, вряд ли захочет и впредь бесцельно плутать во тьме.
"Не собирайте себе сокровищ на земле..." Кто-то сказал, будто голос совести имеет ангельскую природу. И чем реже человек прислушивается к нему, тем чаще слышит другой голос. Ему внемлет и ему следует. И не может уже приблизиться ангел к тому, кто добровольно отказался от его помощи. Лишь горько плачет о безвозвратно потерянном времени.
Сыграйте мне, нежные скрипки.
Светает. Написан постскриптум,
И залит обрез сургучом.
Пора, грянет выстрел, и, вскрикнув,
Я в снег упаду на плечо... (c)
Глубокому белому снегу,
В котором лежит моя грусть,
К тебе, задыхаясь от бега,
На горе свое тороплюсь... (с)
Вот ведь какая любопытная штука - совесть. Говорят, она или есть, или нет. Неправда. Правильнее, мне кажется, все же так: "или есть, или была". Искушение, перед которым рано или поздно оказыавется каждый: перешагнуть - зажмурившись, зажав ладонями уши. Отбежать подальше, неразбирая дороги. Пусть сугробы уже по пояс. Пусть ветки тонкие больно по лицу. И пульс в висках, и пальцы будто немеют. И в груди горячо и гулко. Как знакомо... Было. Конечно, было. И волнообразно затихающие судороги рефлексии, когда "небо с овчинку". А так хочется жить дальше! Причем, жить как прежде - так же дышать полной грудью и радоваться в тишине синим предрассветным сумеркам.
Однако вот ведь что любопытно: когда пульс в висках затихает, а все оправдания уже тщательно отобраны и уложены по полкам - неожиданно возникает иллюзия, будто все стало как прежде - in circulos suos regreditur. На круги своя. И голос внутренний больше не слышен. Почти не слышен. И пусть еще звучит - иногда. По каким-то мелким, ненужным поводам. Но - все тише и тише. И это ведь так хорошо. Потому что - "живи и жить давай другим". Фразу эту, кажется, теперь понимаешь так пронзительно точно. И, казалось бы, самое время начинать радоваться, но... Почему-то горька вода в колодцах. И родники ушли в землю. Впрочем, и пить больше не хочется...
Вернуться. Ох, как трудно. Почти невозможно. Самому - никак невозможно. Если только кто поможет. Подтолкнет. К осознанию того, что - или сейчас, или никогда. А тот, кто сумел разглядеть далекие всполохи, вряд ли захочет и впредь бесцельно плутать во тьме.
"Не собирайте себе сокровищ на земле..." Кто-то сказал, будто голос совести имеет ангельскую природу. И чем реже человек прислушивается к нему, тем чаще слышит другой голос. Ему внемлет и ему следует. И не может уже приблизиться ангел к тому, кто добровольно отказался от его помощи. Лишь горько плачет о безвозвратно потерянном времени.
Сыграйте мне, нежные скрипки.
Светает. Написан постскриптум,
И залит обрез сургучом.
Пора, грянет выстрел, и, вскрикнув,
Я в снег упаду на плечо... (c)