Зверинец "Вестей" на выезде: анорексичка, гермафродит, два бройлера, гибон и шибздик
Оригинал взят у sofya1444 в Зверинец "Вестей" на выезде: анорексичка, гермафродит, два бройлера, гибон и шибздик
Именно в таком составе три дня назад ко мне прибыла команда телевизионщиков в автобусе, на котором было написано слово «Вести», ну и два их помощника на другой машине. Собственно, твари бройлерного вида и не бройлеры вовсе, а невероятно раскормленные, под 150кг каждый, хряки, которых на самом деле было три: шофёр, оператор и его подсобник, - малец с блудливыми глазками-вишенками и полным отсутствием растительности на лице, что при возрасте за 25 наводит на определённые подозрения.
Старшие напоминали хряков не только весом, но и залитыми жиром оловянными глазами, в которых ничего кроме злобной и наглой протырливости, бессовестности и глубочайшей ненависти ко всему окружающему прочитать было невозможно.
Никаких намёков на наличие образования, культуры и даже элементарной способности к общению у этой публики не было, как не наблюдалось этого и у анемичной бесполой девицы с ближневосточным цветом лица, которая выдавала себя за журналистку Василису. Признаюсь, мне ещё никогда не доводилось наблюдать одновременно такое количество человеческого сала и отдельно взятых женских костей без мяса вкупе с чудовищно негативной аурой, которую эти сало-кости излучали. Любой самый опустившийся бомж по сравнению с этой компанией - ангел во плоти. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Впрочем, это я сейчас так пишу, а тогда, при первой встрече, я была попросту обескуражена не так и не только их видом, но, скорее, их поведением.
Накануне их приезда мне позвонили из Милосердия, с которым я сотрудничаю достаточно давно, и предложили принять телевизионщиков, чтобы те взяли интервью у двух бомжей, на тот момент находящихся в нашем хозяйстве. Люди эти были направлены к нам в рамках программы трудоустройства этой неблагополучной публики, что по сути являлось попыткой их, забывших, что такое нормальная жизнь, реабилитации. Эти несчастные, покалеченные праздной жизнью и алкоголем, на тот момент мало что могли, да и у меня никакой серьёзной работы для них не было, тем более что на ферме, нашем единственном небольшом производстве, у нас уже работала и работает хорошая семья. Тем не менее я таких людей принимаю в надежде, что кто-то из них успокоится и примет решение остаться здесь навсегда и они укоренятся, что рано или поздно мне удастся создать из них кооператив и передать им земли, технику и оборудование. Заканчиваются эти попытки всегда одинаково. Отмывшись, отоспавшись, подлечившись и откормившись, так и не начавши всерьёз работать, эти люди уходят ночью не попрощавшись и прихватив с собой всё, что плохо лежит, не гнушаясь при этом даже ограбить своих товарищей. Тем не менее, понимая, что выбирать особо не из кого, я снова и снова вхожу в эту реку в надежде, что кто-то выпадет в осадок.
Однако вернёмся к нашему зверинцу. По просьбе тётеньки с какой-то нерусской кликухой, которая руководила всем процессом из московского офиса, я должна была встретить этих уродов, работающих, как я теперь понимаю, вне правового поля, в ближайшем посёлке, поскольку их автобус для езды по просёлочным дорогам явно не подходил.
Итак, стою на поселковой площади, подъезжает их автобус, становится рядом, но из него никто не выходит. Я мигаю им фарами, машу рукой - молчание. У меня по жизни болят суставы и выбраться из машины мне тяжеловато, тем неменее через несколько минут я таки из неё выбираюсь и подхожу к автобусу. На моё приветствие никто не отвечает, они вроде как бы говорят между собой и почему-то избегают смотреть мне в лицо.
Создавалось ощущение, что они тянут время и чего-то ждут. Это потом уже я поняла, что так оно и было, что сюжет заранее был расписан во всех мелочах и мне отводилась в нём неблагодарная роль злодейки, которая мучает несчастных людей, делает из них рабов и обманывает их. Как я теперь понимаю, конечной целью этого мероприятия должна была быть дискредитация службы социального служения РПЦ.
Ожидание затягивалось и шофёр между делом сообщил мне, что он раньше жил неподалёку и у него здесь есть родня. «Но тогда он не может про меня не знать», - отмечаю я про себя. Впрочем, рассуждать некогда, с этого момента события нарастают лавиной.
К нам подъезжает раздолбанный жигуль-восьмёрка, из неё выскакивает какое-то крохотное убогое существо. Размахивая смартфоном оно начинает кричать на всю площадь: - «Телевизионщики, не верьте ей, она обманывает людей! Она им не платит! Я только что на остановке дал человеку, которого она сегодня выгнала, шестьсот рублей! Он плакал!!! Я блогер, я не могу этого терпеть, я всё сниму и напишу об этом в Интернете! Все узнают, кто она такая…»
Откуда взялась прыть у этих жирных тварей - не знаю, но уже через секунду они, выскочив из своего автобуса, отталкивая меня, начали снимать этого орущего незнакомого мне уёбка.
Для того, чтобы как-то прекратить истерику, я хватаю этого недоделанного шибздика за рукав и спрашиваю:
- Ты кто такой?
- Я - Николай Федоров
- Ты откуда?
- Из Сергиева Посада…
- Ты что здесь делаешь?
-.Приехал в гости…
-.Когда?
- Вчера…
- К кому?
-.Не скажу!
-.Кто тебе рассказал обо мне? Где этот бомж, которому ты дал деньги? Поехали, ты мне его покажешь.
Уёбок в растерянности, он понимает, что наговорил лишнего. Жирные твари видя, что что-то пошло не так, быстренько сворачивают свою аппаратуру.
Я записываю номер восьмёрки (А 826 НО/750), предлагаю телевизионщикам сесть в мою машину и проезжаю 200 метров до автобусной остановки. На остановке стоят все местные, которых я знаю и которые знают меня. Спрашиваю одного из них, не было ли здесь человека, который говорил, что я его выгнала не заплатив и которому вот тот придурок на восьмёрке дал целых 600 рублей? Все дружно подтверждают, что ничего такого не было. Подхожу к трём стоящим у магазина бабкам, которых я тоже знаю и которые тоже знают меня. Они слышали мой разговор на остановке и одна из них говорит: - Николаевна, загляни в тот дом, - и показывает на стоящий неподалёку дом Серёги Митякина, глубокого алкоголика, который привечает каждого, кто придёт к нему с бутылкой и уж тем более, если этих бутылок несколько. Подъезжаю к дому Митякина, и из него навстречу мне неожиданно и для меня, и для него самого, выходит достаточно знакомый мне гопник Санька-белорус, который, отбывши у нас в начале месяца несколько дней, уже неделю как ушел от нас ночью не попрощавшись и унеся сумку с крадеными у нас казёнными вещами. Сумку такого размера, в которую он бы мог поместиться сам.
- Ты что здесь делаешь? Где украденные тобой вещи? Это тебе тот недомерок на восьмёрке дал 600 рублей?,- спрашиваю я его.
Тот, вместо ответа, увидев в моей машине телевизионщиков, начинает действовать согласно написанному сценарию: Он под камеру как гибон бьёт себя кулаками в грудь и кричит со слезами на глазах: - Сука-блядь, я на тебя хуярил целый месяц, ты мне ни копейки не заплатила, ты меня выгнала, отда-а-а-й мне-е-е мои-и-и деньги-и-и!
Поскольку у меня были свидетели его шестидневного пребывания на базе, его откровенного бездельничания за эти дни и его воровского ночного ухода неделю назад, я предложила ему сесть в машину и поехать ко мне домой - пусть телевизионщики поговорят там с людьми и убедятся в том, что этот гопник лжет. Впрочем, к показаниям свидетелей телезверинец отнёсся равнодушно, они не стали эти их показания ни слушать, ни снимать. Им нужен был скандал и они начали создавать для него условия совершенно не церемонясь со мной. Установили в глубине моей избы аппаратуру лицом к входной двери и, пока косноязычная анорексичка, совершенно не владеющая русской разговорной речью и ещё хуже читающая написанное, делала вид, что берёт у меня интервью, они инструктировали нанятого ими Саньку-белоруса, что тот должен делать.
Жирный настраивал свою аппаратуру, гермафродит бегал на улицу и обратно, убогая что-то мычала в микрофон… В какой-то момент открылась входная дверь и в комнату попытался войти, точнее ввалиться наш герой-гопник гибон Санька-белорусс . Это у него получилось плохо, он был с хорошего бодуна (небось всю ночь пропивал телевизионный аванс, который ему вручили для сбора негативной информации про меня). Он попросту запутался в одеяле, которым была завешана дверь изнутри для тепла.
Понимая, что сейчас он опять начнёт играть на камеру, а это бесполое существо неизвестного происхождения вынудит меня каким-то образом ему отвечать, я не придумала ничего лучше кроме как начать выталкивать этого наглого бомжа за пределы своего дома. Как только я встала из-за стола, анорексичка клацнула зубами, а гермафродит в крайнем возбуждении сдавленным шепотом закричал: «Снимай, снимай!» В результате они сняли всё: и как я его вытолкала, и как я закрыла дверь на крючок. Спустя какое-то время крючок почему-то оказался откинутым, ситуация повторилась И таких повторений было пять или шесть. С каждым разом противодействие гопника становилось всё сильнее, но для остроты сюжета требовалось что-то ещё более сильное и в последний раз эта тварь, судя по всему получившая дополнительные указания, ввалилась в мой дом со словами: -Мне это надоело, теперь я буду тебя бить!, - И он ударил меня кулаком в лицо. Тогда я схватила швабру и стала тыкать в него её острым концом. «Убирайся из моего дома!», - при этом кричала я.
Длилось всё это кино достаточно долго и весь этот поганый зверинец на выезде, прекрасно видя, как я в свои 73 года изнемогаю в борьбе с этим амбалом, ни словом, ни делом не поддержали меня в моём естественном праве защиты своего дома. Они работали! В результате за пять с половиной часов они сняли достаточно материала, сказали, что им пора, и я их отвезла в посёлок. Этого гопника Саньку-белоруса я в машину не пустила и он изо всех сил бежал за ней следом с такой скоростью, что опоздал всего лишь на пять минут. Телевизионщики уехали не расплатившись с ним. И совершенно напрасно. Если они не отдадут ему обещанные за всё это кино деньги, эта бандитская тварь их заипёт угрозами рассказать, как было дело на самом деле. Он их сдаст и заработает на этом ещё и ещё раз. Ну, так им и надо!
…………………
Высадив на поселковой площади изнасиловавших меня телеуродов, я отправилась проверить, что таки за неделю до того было гопником Санькой украдено и спрятано у Серёги Митякина. Не успела. Этот мерзавец уже не под камеру а на свободе догнал меня у дверей мтякинского дома, схватила шиворот, проволок через весь Серёгин двор и выкинула на улицу. Затем он начал кидать в мою машину камни и я, решивши, что мне на сегодня хватит, отправилась восвояси.
……………………
……………………
Я вхожу в свой уже четыре с половиной месяца как опустевший дом, подхожу к зеркалу и смотрю на своё избитое, отёкшее и залитое слезами лицо:
- Что я здесь делаю? Зачем я здесь? Зачем я в этом мире, где правит бал ложь и насилие?
- А не ты ли постоянно повторяла, что разделишь судьбу своего народа, какова бы она ни была?, - спрашивает меня внутренний голос.
- Но я и не отказываюсь от своих слов! Разве я не молодец? Я отбилась от этих тварей, я сохранила своё достоинство и мне не стыдно перед собой!
Я вспоминаю множество умерших крестьян, которых я знала и представляю себе их мучения. У каждого из них, у каждого из нас - своя Голгофа.
Мой внутренний взор обращается к Иисусу, к Его Страданию, к Его подвигу во имя Великой цели и я вдруг начинаю всем сердцем, всей душой понимать главное, чему учил нас Господь. Он учил нас твёрдо противостоять всем бедам не изменяя себе и Он на своём примере учил нас правильно умирать.
……………………………
……………………………….
Я забираюсь в постель и прижимаюсь к сохранившим остатки утреннего тепла камням печки. Одна из кисонек, последняя верная мне родня, прыгает на кровать и прижимается ко мне всем своим тельцем. Постепенно я успокаиваюсь и обращаюсь к моему любимому:
-Родной мой, видишь ли ты меня Оттуда? Видишь ли ты, как мне тяжело, и что я изнемогаю? Мне без тебя совсем худо. Помоги мне!
Я снова начинаю жалеть себя и плакать. Я понимаю, что это неправильно, что это слабость, что слезами горю не поможешь и где-то нужно искать силы, чтобы жить дальше, но думать об этом я буду завтра, если это завтра случится, а пока - спать…
(продолжение следует)
Именно в таком составе три дня назад ко мне прибыла команда телевизионщиков в автобусе, на котором было написано слово «Вести», ну и два их помощника на другой машине. Собственно, твари бройлерного вида и не бройлеры вовсе, а невероятно раскормленные, под 150кг каждый, хряки, которых на самом деле было три: шофёр, оператор и его подсобник, - малец с блудливыми глазками-вишенками и полным отсутствием растительности на лице, что при возрасте за 25 наводит на определённые подозрения.
Старшие напоминали хряков не только весом, но и залитыми жиром оловянными глазами, в которых ничего кроме злобной и наглой протырливости, бессовестности и глубочайшей ненависти ко всему окружающему прочитать было невозможно.
Никаких намёков на наличие образования, культуры и даже элементарной способности к общению у этой публики не было, как не наблюдалось этого и у анемичной бесполой девицы с ближневосточным цветом лица, которая выдавала себя за журналистку Василису. Признаюсь, мне ещё никогда не доводилось наблюдать одновременно такое количество человеческого сала и отдельно взятых женских костей без мяса вкупе с чудовищно негативной аурой, которую эти сало-кости излучали. Любой самый опустившийся бомж по сравнению с этой компанией - ангел во плоти. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Впрочем, это я сейчас так пишу, а тогда, при первой встрече, я была попросту обескуражена не так и не только их видом, но, скорее, их поведением.
Накануне их приезда мне позвонили из Милосердия, с которым я сотрудничаю достаточно давно, и предложили принять телевизионщиков, чтобы те взяли интервью у двух бомжей, на тот момент находящихся в нашем хозяйстве. Люди эти были направлены к нам в рамках программы трудоустройства этой неблагополучной публики, что по сути являлось попыткой их, забывших, что такое нормальная жизнь, реабилитации. Эти несчастные, покалеченные праздной жизнью и алкоголем, на тот момент мало что могли, да и у меня никакой серьёзной работы для них не было, тем более что на ферме, нашем единственном небольшом производстве, у нас уже работала и работает хорошая семья. Тем не менее я таких людей принимаю в надежде, что кто-то из них успокоится и примет решение остаться здесь навсегда и они укоренятся, что рано или поздно мне удастся создать из них кооператив и передать им земли, технику и оборудование. Заканчиваются эти попытки всегда одинаково. Отмывшись, отоспавшись, подлечившись и откормившись, так и не начавши всерьёз работать, эти люди уходят ночью не попрощавшись и прихватив с собой всё, что плохо лежит, не гнушаясь при этом даже ограбить своих товарищей. Тем не менее, понимая, что выбирать особо не из кого, я снова и снова вхожу в эту реку в надежде, что кто-то выпадет в осадок.
Однако вернёмся к нашему зверинцу. По просьбе тётеньки с какой-то нерусской кликухой, которая руководила всем процессом из московского офиса, я должна была встретить этих уродов, работающих, как я теперь понимаю, вне правового поля, в ближайшем посёлке, поскольку их автобус для езды по просёлочным дорогам явно не подходил.
Итак, стою на поселковой площади, подъезжает их автобус, становится рядом, но из него никто не выходит. Я мигаю им фарами, машу рукой - молчание. У меня по жизни болят суставы и выбраться из машины мне тяжеловато, тем неменее через несколько минут я таки из неё выбираюсь и подхожу к автобусу. На моё приветствие никто не отвечает, они вроде как бы говорят между собой и почему-то избегают смотреть мне в лицо.
Создавалось ощущение, что они тянут время и чего-то ждут. Это потом уже я поняла, что так оно и было, что сюжет заранее был расписан во всех мелочах и мне отводилась в нём неблагодарная роль злодейки, которая мучает несчастных людей, делает из них рабов и обманывает их. Как я теперь понимаю, конечной целью этого мероприятия должна была быть дискредитация службы социального служения РПЦ.
Ожидание затягивалось и шофёр между делом сообщил мне, что он раньше жил неподалёку и у него здесь есть родня. «Но тогда он не может про меня не знать», - отмечаю я про себя. Впрочем, рассуждать некогда, с этого момента события нарастают лавиной.
К нам подъезжает раздолбанный жигуль-восьмёрка, из неё выскакивает какое-то крохотное убогое существо. Размахивая смартфоном оно начинает кричать на всю площадь: - «Телевизионщики, не верьте ей, она обманывает людей! Она им не платит! Я только что на остановке дал человеку, которого она сегодня выгнала, шестьсот рублей! Он плакал!!! Я блогер, я не могу этого терпеть, я всё сниму и напишу об этом в Интернете! Все узнают, кто она такая…»
Откуда взялась прыть у этих жирных тварей - не знаю, но уже через секунду они, выскочив из своего автобуса, отталкивая меня, начали снимать этого орущего незнакомого мне уёбка.
Для того, чтобы как-то прекратить истерику, я хватаю этого недоделанного шибздика за рукав и спрашиваю:
- Ты кто такой?
- Я - Николай Федоров
- Ты откуда?
- Из Сергиева Посада…
- Ты что здесь делаешь?
-.Приехал в гости…
-.Когда?
- Вчера…
- К кому?
-.Не скажу!
-.Кто тебе рассказал обо мне? Где этот бомж, которому ты дал деньги? Поехали, ты мне его покажешь.
Уёбок в растерянности, он понимает, что наговорил лишнего. Жирные твари видя, что что-то пошло не так, быстренько сворачивают свою аппаратуру.
Я записываю номер восьмёрки (А 826 НО/750), предлагаю телевизионщикам сесть в мою машину и проезжаю 200 метров до автобусной остановки. На остановке стоят все местные, которых я знаю и которые знают меня. Спрашиваю одного из них, не было ли здесь человека, который говорил, что я его выгнала не заплатив и которому вот тот придурок на восьмёрке дал целых 600 рублей? Все дружно подтверждают, что ничего такого не было. Подхожу к трём стоящим у магазина бабкам, которых я тоже знаю и которые тоже знают меня. Они слышали мой разговор на остановке и одна из них говорит: - Николаевна, загляни в тот дом, - и показывает на стоящий неподалёку дом Серёги Митякина, глубокого алкоголика, который привечает каждого, кто придёт к нему с бутылкой и уж тем более, если этих бутылок несколько. Подъезжаю к дому Митякина, и из него навстречу мне неожиданно и для меня, и для него самого, выходит достаточно знакомый мне гопник Санька-белорус, который, отбывши у нас в начале месяца несколько дней, уже неделю как ушел от нас ночью не попрощавшись и унеся сумку с крадеными у нас казёнными вещами. Сумку такого размера, в которую он бы мог поместиться сам.
- Ты что здесь делаешь? Где украденные тобой вещи? Это тебе тот недомерок на восьмёрке дал 600 рублей?,- спрашиваю я его.
Тот, вместо ответа, увидев в моей машине телевизионщиков, начинает действовать согласно написанному сценарию: Он под камеру как гибон бьёт себя кулаками в грудь и кричит со слезами на глазах: - Сука-блядь, я на тебя хуярил целый месяц, ты мне ни копейки не заплатила, ты меня выгнала, отда-а-а-й мне-е-е мои-и-и деньги-и-и!
Поскольку у меня были свидетели его шестидневного пребывания на базе, его откровенного бездельничания за эти дни и его воровского ночного ухода неделю назад, я предложила ему сесть в машину и поехать ко мне домой - пусть телевизионщики поговорят там с людьми и убедятся в том, что этот гопник лжет. Впрочем, к показаниям свидетелей телезверинец отнёсся равнодушно, они не стали эти их показания ни слушать, ни снимать. Им нужен был скандал и они начали создавать для него условия совершенно не церемонясь со мной. Установили в глубине моей избы аппаратуру лицом к входной двери и, пока косноязычная анорексичка, совершенно не владеющая русской разговорной речью и ещё хуже читающая написанное, делала вид, что берёт у меня интервью, они инструктировали нанятого ими Саньку-белоруса, что тот должен делать.
Жирный настраивал свою аппаратуру, гермафродит бегал на улицу и обратно, убогая что-то мычала в микрофон… В какой-то момент открылась входная дверь и в комнату попытался войти, точнее ввалиться наш герой-гопник гибон Санька-белорусс . Это у него получилось плохо, он был с хорошего бодуна (небось всю ночь пропивал телевизионный аванс, который ему вручили для сбора негативной информации про меня). Он попросту запутался в одеяле, которым была завешана дверь изнутри для тепла.
Понимая, что сейчас он опять начнёт играть на камеру, а это бесполое существо неизвестного происхождения вынудит меня каким-то образом ему отвечать, я не придумала ничего лучше кроме как начать выталкивать этого наглого бомжа за пределы своего дома. Как только я встала из-за стола, анорексичка клацнула зубами, а гермафродит в крайнем возбуждении сдавленным шепотом закричал: «Снимай, снимай!» В результате они сняли всё: и как я его вытолкала, и как я закрыла дверь на крючок. Спустя какое-то время крючок почему-то оказался откинутым, ситуация повторилась И таких повторений было пять или шесть. С каждым разом противодействие гопника становилось всё сильнее, но для остроты сюжета требовалось что-то ещё более сильное и в последний раз эта тварь, судя по всему получившая дополнительные указания, ввалилась в мой дом со словами: -Мне это надоело, теперь я буду тебя бить!, - И он ударил меня кулаком в лицо. Тогда я схватила швабру и стала тыкать в него её острым концом. «Убирайся из моего дома!», - при этом кричала я.
Длилось всё это кино достаточно долго и весь этот поганый зверинец на выезде, прекрасно видя, как я в свои 73 года изнемогаю в борьбе с этим амбалом, ни словом, ни делом не поддержали меня в моём естественном праве защиты своего дома. Они работали! В результате за пять с половиной часов они сняли достаточно материала, сказали, что им пора, и я их отвезла в посёлок. Этого гопника Саньку-белоруса я в машину не пустила и он изо всех сил бежал за ней следом с такой скоростью, что опоздал всего лишь на пять минут. Телевизионщики уехали не расплатившись с ним. И совершенно напрасно. Если они не отдадут ему обещанные за всё это кино деньги, эта бандитская тварь их заипёт угрозами рассказать, как было дело на самом деле. Он их сдаст и заработает на этом ещё и ещё раз. Ну, так им и надо!
…………………
Высадив на поселковой площади изнасиловавших меня телеуродов, я отправилась проверить, что таки за неделю до того было гопником Санькой украдено и спрятано у Серёги Митякина. Не успела. Этот мерзавец уже не под камеру а на свободе догнал меня у дверей мтякинского дома, схватила шиворот, проволок через весь Серёгин двор и выкинула на улицу. Затем он начал кидать в мою машину камни и я, решивши, что мне на сегодня хватит, отправилась восвояси.
……………………
……………………
Я вхожу в свой уже четыре с половиной месяца как опустевший дом, подхожу к зеркалу и смотрю на своё избитое, отёкшее и залитое слезами лицо:
- Что я здесь делаю? Зачем я здесь? Зачем я в этом мире, где правит бал ложь и насилие?
- А не ты ли постоянно повторяла, что разделишь судьбу своего народа, какова бы она ни была?, - спрашивает меня внутренний голос.
- Но я и не отказываюсь от своих слов! Разве я не молодец? Я отбилась от этих тварей, я сохранила своё достоинство и мне не стыдно перед собой!
Я вспоминаю множество умерших крестьян, которых я знала и представляю себе их мучения. У каждого из них, у каждого из нас - своя Голгофа.
Мой внутренний взор обращается к Иисусу, к Его Страданию, к Его подвигу во имя Великой цели и я вдруг начинаю всем сердцем, всей душой понимать главное, чему учил нас Господь. Он учил нас твёрдо противостоять всем бедам не изменяя себе и Он на своём примере учил нас правильно умирать.
……………………………
……………………………….
Я забираюсь в постель и прижимаюсь к сохранившим остатки утреннего тепла камням печки. Одна из кисонек, последняя верная мне родня, прыгает на кровать и прижимается ко мне всем своим тельцем. Постепенно я успокаиваюсь и обращаюсь к моему любимому:
-Родной мой, видишь ли ты меня Оттуда? Видишь ли ты, как мне тяжело, и что я изнемогаю? Мне без тебя совсем худо. Помоги мне!
Я снова начинаю жалеть себя и плакать. Я понимаю, что это неправильно, что это слабость, что слезами горю не поможешь и где-то нужно искать силы, чтобы жить дальше, но думать об этом я буду завтра, если это завтра случится, а пока - спать…
(продолжение следует)