Коняга
Я не про лошадь. Я про женщин.
Ей за 50, у нее сухое, стройное тело, скрюченные артритом пальцы, а в огромных глазах, на удивление опушенных по прежнему длинными ресницами, болезненная настороженность к жизни.
И ведь росла в большой, дружной и зажиточной деревенской семье. И замуж вышла по любви. И детей рожала...
Понять бы, в какой момент в женщине запускается этот процесс, когда она встает на путь Коняги*?
Когда она вступает на путь, с которого, по ее мнению, выхода нет, и впрягается в тяжелую лямку пожизненного непеременяемого рабства?
У меня душа переворачивается, когда я ее вижу...
Дом, который она везет на себе. Хозяйство, которое то ли ее кормит, то ли само ее хилыми жизненными соками питается. А без хозяйства куда? За работу в деревне 4 тысячи платят, да и то остальные завидуют: у нее хоть эти бумажки наличными каждый месяц!
Сына-помощника похоронила, а дочки... ну что дочки? Приезжают, помогают, да ведь не каждый день, у них свои семьи.
А сейчас она кашляет. Вернее, не сейчас, последний год всего-навсего.[Кашляет, задыхается иногда. Бывает.]Кашляет, задыхается иногда. Бывает.
С работы направили на флюорографию. Прошла, в районной больнице. Сказали - без патологии. Больше и не едет: корову-то и работу на кого бросишь? Да картошка не докопана. А в бане пол прогнил, досок где-то надо взять. Да бросьте, какие больницы?!
Она, кажется, бредет по жизни и тянет эту лямку. Пока не упрется в забор, где или передохнет, или под ним приляжет, да и не встанет.
Кто за нее эту жизнь выбрал?!
У меня нет ответа.
---
Салтыков-Щедрин:
* Коняга - обыкновенный мужичий живот, замученный, побитый, узкогрудый, с выпяченными ребрами и обожженными плечами, с разбитыми ногами. Голову Коняга держит понуро; грива на шее у него свалялась; из глаз и ноздрей сочится слизь; верхняя губа отвисла, как блин. Немного на такой животине наработаешь, а работать надо. День-деньской Коняга из хомута не выходит. Летом с утра до вечера землю работает; зимой, вплоть до ростепели, "произведения" возит. А силы Коняге набраться неоткуда: такой ему корм, что от него только зубы нахлопаешь.
Ей за 50, у нее сухое, стройное тело, скрюченные артритом пальцы, а в огромных глазах, на удивление опушенных по прежнему длинными ресницами, болезненная настороженность к жизни.
И ведь росла в большой, дружной и зажиточной деревенской семье. И замуж вышла по любви. И детей рожала...
Понять бы, в какой момент в женщине запускается этот процесс, когда она встает на путь Коняги*?
Когда она вступает на путь, с которого, по ее мнению, выхода нет, и впрягается в тяжелую лямку пожизненного непеременяемого рабства?
У меня душа переворачивается, когда я ее вижу...
Дом, который она везет на себе. Хозяйство, которое то ли ее кормит, то ли само ее хилыми жизненными соками питается. А без хозяйства куда? За работу в деревне 4 тысячи платят, да и то остальные завидуют: у нее хоть эти бумажки наличными каждый месяц!
Сына-помощника похоронила, а дочки... ну что дочки? Приезжают, помогают, да ведь не каждый день, у них свои семьи.
А сейчас она кашляет. Вернее, не сейчас, последний год всего-навсего.[Кашляет, задыхается иногда. Бывает.]Кашляет, задыхается иногда. Бывает.
С работы направили на флюорографию. Прошла, в районной больнице. Сказали - без патологии. Больше и не едет: корову-то и работу на кого бросишь? Да картошка не докопана. А в бане пол прогнил, досок где-то надо взять. Да бросьте, какие больницы?!
Она, кажется, бредет по жизни и тянет эту лямку. Пока не упрется в забор, где или передохнет, или под ним приляжет, да и не встанет.
Кто за нее эту жизнь выбрал?!
У меня нет ответа.
---
Салтыков-Щедрин:
* Коняга - обыкновенный мужичий живот, замученный, побитый, узкогрудый, с выпяченными ребрами и обожженными плечами, с разбитыми ногами. Голову Коняга держит понуро; грива на шее у него свалялась; из глаз и ноздрей сочится слизь; верхняя губа отвисла, как блин. Немного на такой животине наработаешь, а работать надо. День-деньской Коняга из хомута не выходит. Летом с утра до вечера землю работает; зимой, вплоть до ростепели, "произведения" возит. А силы Коняге набраться неоткуда: такой ему корм, что от него только зубы нахлопаешь.