Курт Воннегут. Мать Тьма
- Жизнь разделена на фазы, - поучал он, - они резко отличаются друг
от друга, и вы должны понимать, что требуется от вас в каждой фазе. В этом
секрет удавшейся жизни.
- Как мило, что вы хотите поделиться этим секретом со мной, - сказал
я.
- Я теперь пишу, - сказал он. - Никогда не думал, что смогу стать
писателем.
- Позвольте задать вам нескромный вопрос? - спросил я.
- Конечно, - сказал он доброжелательно. - Я сейчас в соответствующей
фазе. Спрашивайте что хотите, сейчас как раз время раздумывать и отвечать.
- Чувствуете ли вы вину за убийство шести миллионов евреев?
- Нисколько, - ответил создатель Освенцима, изобретатель конвейера в
крематории, крупнейший в мире потребитель газа под названием Циклон-Б.
Недостаточно хорошо зная этого человека, я попытался придать разговору
несколько гротескный тон, как мне казалось, гротескный.
- Вы ведь были просто солдатом, - сказал я, - не правда ли? И
получали приказы свыше, как все солдаты в мире.
Эйхман повернулся к охраннику и выстрелил в него пулеметной очередью
негодующего идиш. Если бы он говорил медленнее, я бы понял его, но он
говорил слишком быстро.
- Что он сказал? - спросил я у охранника.
- Он спрашивает, не показывали ли мы вам его официальное заявление, -
сказал охранник. - Он просил нас не посвящать никого в его содержание, пока
он сам этого не сделает.
- Я его не видел, - сказал я Эйхману.
- Откуда же вы знаете, на чем построена моя защита? - спросил он.
Этот человек действительно верил в то, что сам изобрел этот банальный
способ защиты, хотя целый народ, более чем девяносто миллионов, уже
защищался так же. Так примитивно понимал он божественный дар
изобретательства.
- Что говорят о чикагских бойнях, про то, как они поступают со
свиньями?
- Не знаю, - сказал Виртанен.
- Они хвастаются тем, что используют в свинье все, кроме визга, -
сказал я.
- Да? - сказал Виртанен.
- Вот так я сейчас себя чувствую - как разделанная свинья, каждой
части которой специалисты нашли применение. О господи, они нашли применение
даже моему визгу! Та моя часть, которая хотела сказать правду, обернулась
отъявленным лжецом. Страстно влюбленный во мне обернулся любителем
порнографии. Художник во мне обернулся редкостным безобразием. Даже самые
святые мои воспоминания они превратили в кошачьи консервы, клей и ливерную
колбасу, - сказал я.
Плагиат - одно из самых безобидных преступлений.
Какой вред от переписывания того, что уже было написано?
- Думаете, будет еще одна? - Что - еще одна?
- Еще одна война.
- Да, - сказал я.
- Я тоже так думаю, - сказал он. - Разве это не ад?
- Вы нашли верное слово, - сказал я.
- Что может сделать один человек?
- Каждый делает какую-то малость, - сказал я. - Вот и все.
Он тяжело вздохнул.
- И все это складывается. Люди не понимают. - Он покачал головой. -
Что люди должны делать?
- Подчиняться законам, - сказал я.
- Они не хотят даже и этого делать, половина, во всяком случае. Я
такое вижу, люди такое мне рассказывают. Иногда я просто падаю духом.
- Это с каждым бывает, - сказал я.
- Я думаю, это частично от химии, - сказал он.
- Что - это?
- Плохое настроение. Разве не обнаружено, что это часто бывает из-за
химических препаратов?
- Не знаю.
- Я об этом читал. Это одно из открытий.
- Очень интересно.
- Человеку дают какие-то химикалии, и он сходит с ума. Вот над чем они
работают. Может быть, все из-за химии.
- Вполне возможно.
- Может быть, это разные химикалии, которые люди едят в разных
странах, заставляют их в разное время действовать по-разному.
- Я никогда раньше об этом не думал, - сказал я.
- Иначе почему люди так меняются? Мой брат был там, в Японии, и
говорит, что японцы - приятнейшие люди, каких он когда-либо встречал, а
ведь это японцы убили нашего отца! Вдумайтесь в это.
- Ладно.
- Это точно химикалии, верно ведь?
- Наверное, вы правы.
- Я уверен. Подумайте об этом хорошенько.
- Ладно.
- Я все время думаю о химикалиях. Иногда мне кажется, что мне снова
надо пойти в школу и выяснить досконально все, что открыли насчет
химикалиев.
- Думаю, вам так и надо поступить.
- Может быть, когда о химикалиях узнают еще больше -- не будет ни
полицейских, ни войн, ни сумасшедших домов, ни разводов, ни малолетних
преступников, ни пьяниц, ни падших женщин, ничего такого.
- Это было бы прекрасно, -- сказал я.
- Я думаю, это возможно.
- Я вам верю.
- На этом пути сейчас нет ничего невозможного, надо только работать -
найти деньги, найти самых способных людей, создать четкую программу - и
работать.
- Я - за, - сказал я.
- Посмотрите, как некоторые женщины просто сходят с ума каждый месяц.
Выделяются какие-то химические вещества, и женщина уже не может вести себя
иначе. Иногда после родов начинает выделяться какое-то химическое вещество,
и женщина даже может убить ребенка. Это случилось в одном из соседних домов
как раз на прошлой неделе.
- Какой ужас, - сказал я. - Я и не слышал.
- Самое противоестественное, что может сделать женщина, это убить
собственного ребенка, но она это сделала. Какая-то химия в крови заставила
ее поступить так, хотя она вовсе этого не хотела.
- Гм... гм, - сказал я.
- Хотите знать, что случилось с миром, - сказал он. - Химия - вот в
чем собака зарыта.
- Как раз тогда, когда думаешь, что жить больше незачем, внезапно
осознаешь, что у тебя есть цель.
- Они вывинтили все лампочки, - сказала она по-немецки.
- Что? - спросил я.
- Люди, которые ворвались в вашу квартиру, - они вывинтили все
лампочки на лестнице.
- М... м...
- В Германии было то же.
- Простите?
- Они всегда это делали. Когда СС или гестапо приходили брать
кого-нибудь, - сказала она.
- Я не понимаю, - сказал я.
- Даже когда в дом приходили люди, которые хотели сделать что-нибудь
патриотическое, они всегда начинали с этого. Кто-то обязательно вывинтит
лампочки. -- Она покачала головой. - Казалось бы, странно, но они всегда
это делают.
от друга, и вы должны понимать, что требуется от вас в каждой фазе. В этом
секрет удавшейся жизни.
- Как мило, что вы хотите поделиться этим секретом со мной, - сказал
я.
- Я теперь пишу, - сказал он. - Никогда не думал, что смогу стать
писателем.
- Позвольте задать вам нескромный вопрос? - спросил я.
- Конечно, - сказал он доброжелательно. - Я сейчас в соответствующей
фазе. Спрашивайте что хотите, сейчас как раз время раздумывать и отвечать.
- Чувствуете ли вы вину за убийство шести миллионов евреев?
- Нисколько, - ответил создатель Освенцима, изобретатель конвейера в
крематории, крупнейший в мире потребитель газа под названием Циклон-Б.
Недостаточно хорошо зная этого человека, я попытался придать разговору
несколько гротескный тон, как мне казалось, гротескный.
- Вы ведь были просто солдатом, - сказал я, - не правда ли? И
получали приказы свыше, как все солдаты в мире.
Эйхман повернулся к охраннику и выстрелил в него пулеметной очередью
негодующего идиш. Если бы он говорил медленнее, я бы понял его, но он
говорил слишком быстро.
- Что он сказал? - спросил я у охранника.
- Он спрашивает, не показывали ли мы вам его официальное заявление, -
сказал охранник. - Он просил нас не посвящать никого в его содержание, пока
он сам этого не сделает.
- Я его не видел, - сказал я Эйхману.
- Откуда же вы знаете, на чем построена моя защита? - спросил он.
Этот человек действительно верил в то, что сам изобрел этот банальный
способ защиты, хотя целый народ, более чем девяносто миллионов, уже
защищался так же. Так примитивно понимал он божественный дар
изобретательства.
- Что говорят о чикагских бойнях, про то, как они поступают со
свиньями?
- Не знаю, - сказал Виртанен.
- Они хвастаются тем, что используют в свинье все, кроме визга, -
сказал я.
- Да? - сказал Виртанен.
- Вот так я сейчас себя чувствую - как разделанная свинья, каждой
части которой специалисты нашли применение. О господи, они нашли применение
даже моему визгу! Та моя часть, которая хотела сказать правду, обернулась
отъявленным лжецом. Страстно влюбленный во мне обернулся любителем
порнографии. Художник во мне обернулся редкостным безобразием. Даже самые
святые мои воспоминания они превратили в кошачьи консервы, клей и ливерную
колбасу, - сказал я.
Плагиат - одно из самых безобидных преступлений.
Какой вред от переписывания того, что уже было написано?
- Думаете, будет еще одна? - Что - еще одна?
- Еще одна война.
- Да, - сказал я.
- Я тоже так думаю, - сказал он. - Разве это не ад?
- Вы нашли верное слово, - сказал я.
- Что может сделать один человек?
- Каждый делает какую-то малость, - сказал я. - Вот и все.
Он тяжело вздохнул.
- И все это складывается. Люди не понимают. - Он покачал головой. -
Что люди должны делать?
- Подчиняться законам, - сказал я.
- Они не хотят даже и этого делать, половина, во всяком случае. Я
такое вижу, люди такое мне рассказывают. Иногда я просто падаю духом.
- Это с каждым бывает, - сказал я.
- Я думаю, это частично от химии, - сказал он.
- Что - это?
- Плохое настроение. Разве не обнаружено, что это часто бывает из-за
химических препаратов?
- Не знаю.
- Я об этом читал. Это одно из открытий.
- Очень интересно.
- Человеку дают какие-то химикалии, и он сходит с ума. Вот над чем они
работают. Может быть, все из-за химии.
- Вполне возможно.
- Может быть, это разные химикалии, которые люди едят в разных
странах, заставляют их в разное время действовать по-разному.
- Я никогда раньше об этом не думал, - сказал я.
- Иначе почему люди так меняются? Мой брат был там, в Японии, и
говорит, что японцы - приятнейшие люди, каких он когда-либо встречал, а
ведь это японцы убили нашего отца! Вдумайтесь в это.
- Ладно.
- Это точно химикалии, верно ведь?
- Наверное, вы правы.
- Я уверен. Подумайте об этом хорошенько.
- Ладно.
- Я все время думаю о химикалиях. Иногда мне кажется, что мне снова
надо пойти в школу и выяснить досконально все, что открыли насчет
химикалиев.
- Думаю, вам так и надо поступить.
- Может быть, когда о химикалиях узнают еще больше -- не будет ни
полицейских, ни войн, ни сумасшедших домов, ни разводов, ни малолетних
преступников, ни пьяниц, ни падших женщин, ничего такого.
- Это было бы прекрасно, -- сказал я.
- Я думаю, это возможно.
- Я вам верю.
- На этом пути сейчас нет ничего невозможного, надо только работать -
найти деньги, найти самых способных людей, создать четкую программу - и
работать.
- Я - за, - сказал я.
- Посмотрите, как некоторые женщины просто сходят с ума каждый месяц.
Выделяются какие-то химические вещества, и женщина уже не может вести себя
иначе. Иногда после родов начинает выделяться какое-то химическое вещество,
и женщина даже может убить ребенка. Это случилось в одном из соседних домов
как раз на прошлой неделе.
- Какой ужас, - сказал я. - Я и не слышал.
- Самое противоестественное, что может сделать женщина, это убить
собственного ребенка, но она это сделала. Какая-то химия в крови заставила
ее поступить так, хотя она вовсе этого не хотела.
- Гм... гм, - сказал я.
- Хотите знать, что случилось с миром, - сказал он. - Химия - вот в
чем собака зарыта.
- Как раз тогда, когда думаешь, что жить больше незачем, внезапно
осознаешь, что у тебя есть цель.
- Они вывинтили все лампочки, - сказала она по-немецки.
- Что? - спросил я.
- Люди, которые ворвались в вашу квартиру, - они вывинтили все
лампочки на лестнице.
- М... м...
- В Германии было то же.
- Простите?
- Они всегда это делали. Когда СС или гестапо приходили брать
кого-нибудь, - сказала она.
- Я не понимаю, - сказал я.
- Даже когда в дом приходили люди, которые хотели сделать что-нибудь
патриотическое, они всегда начинали с этого. Кто-то обязательно вывинтит
лампочки. -- Она покачала головой. - Казалось бы, странно, но они всегда
это делают.