Он был обалденным всегда
У карантина есть свои преимущества. Можно подумать о том, что проносилось мимо. Например, сегодня я удивилась, что не знаю, как выглядел Леонард Коэн в молодости. Фотографию с Ариэлем Шароном я, конечно, видела, но она групповая, не совсем то, чего бы мне хотелось.
Когда у девушки есть время и гугл, день пролетает незаметно. Я нашла огромную статью главного редактора New Yorker Дэвида Ремника, опубликованную за три недели до смерти Коэна.
«Жизнь, о которой Коэн мечтал: пустые комнаты, чистая страница, эрос после наступления темноты. Он приобрел несколько керосиновых ламп и немного подержанной мебели: русскую железную кровать, стол для письма, стулья, подобные стульям, которые писал Ван Гог. Днем он работал над эротическим фантасмагорическим романом «Любимая игра» и стихами, которые войдут в сборник «Цветы для Гитлера». То он практиковал строгую самодисциплину, то забивал на все. То постился целыми днями для большей сосредоточенности, то баловался наркотиками, чтобы расширить сознание: паль, «спид», кислота. «Приход за приходом, - вспоминал он много лет спустя, - я сидел на своей террасе в Греции, ожидая вот‑вот увидеть Б‑га. Как правило, заканчивалось это все тяжелым похмельем».
Он всю жизнь жил как хотел. С вечной депрессией, метаниями, монашеством, наркотиками, множеством женщин. Как хотел.
А в молодости он был просто обалденным (я ведь это хотела увидеть). Впрочем, и потом тоже. Он был обалденным всегда, этот канадский еврей, похожий на Майкла Карлеоне.
Когда у девушки есть время и гугл, день пролетает незаметно. Я нашла огромную статью главного редактора New Yorker Дэвида Ремника, опубликованную за три недели до смерти Коэна.
«Жизнь, о которой Коэн мечтал: пустые комнаты, чистая страница, эрос после наступления темноты. Он приобрел несколько керосиновых ламп и немного подержанной мебели: русскую железную кровать, стол для письма, стулья, подобные стульям, которые писал Ван Гог. Днем он работал над эротическим фантасмагорическим романом «Любимая игра» и стихами, которые войдут в сборник «Цветы для Гитлера». То он практиковал строгую самодисциплину, то забивал на все. То постился целыми днями для большей сосредоточенности, то баловался наркотиками, чтобы расширить сознание: паль, «спид», кислота. «Приход за приходом, - вспоминал он много лет спустя, - я сидел на своей террасе в Греции, ожидая вот‑вот увидеть Б‑га. Как правило, заканчивалось это все тяжелым похмельем».
Он всю жизнь жил как хотел. С вечной депрессией, метаниями, монашеством, наркотиками, множеством женщин. Как хотел.
А в молодости он был просто обалденным (я ведь это хотела увидеть). Впрочем, и потом тоже. Он был обалденным всегда, этот канадский еврей, похожий на Майкла Карлеоне.