Романовых никто не убивал
Философ Андрей Ашкеров - о том, что происходит в головах у борцов за царские останки
Во времена перестройки на слуху была песня группы «Гражданская оборона» «Все идет по плану». В ней пелось о том, что «наш дедушка Ленин разложился на плесень и на липовый мед». По тем временам это казалось очень смелым и даже дерзким. Наконец-то, мол, назвали мертвое мертвым. Однако основатель группы Егор Летов умер еще в 2008 году, а Мавзолей стоит на Красной площади до сих пор. И сегодня многих это раздражает даже больше, чем в 1988 году, когда была написана эта ретро-песня.
Аккурат в канун 100-летия революции Ксения Собчак, Рамзан Кадыров и Наталья Поклонская, три общественных деятеля, как принято говорить, новой генерации, выразили желание похоронить Ленина «во что бы то ни стало». Подобное единодушие не могло не вызвать обратную реакцию по принципу: «Если уж они за, то я против». Трудно не заметить, что успехи всеобщей и окончательной стабилизации оборачиваются ростом ресентимента по отношению к Ленину лично, совершенно аналогичным прежнему «возрастанию классовой борьбы по мере построения социализма».
Чуть ли не физиологическое желание похоронить Ленина давно заняло у элиты место национальной идеи, которую, по личному указанию президента Ельцина, ищут еще с 1996 года. Пользуясь окололитературным суржиком Солженицына, «похоронить Ленина» и есть та самая скрепа и укрепа, а также «общее дело», которое закрепляет за правящим слоем роль единственного в своем роде гражданского общества (как «Третий Рим», оно такое одно, и другому не бывать).
И сами бы устроили ленинопад, да Украина опередила. И сами бы из Мавзолея вынесли, да санкции помешали. И сами бы стерли это имя с улиц и площадей, да шоу-бизнес не велит, приходится снимать сериалы. А все потому, что Ленин не Ильич никакой, и не Лукич, и не гриб. Он Ульич, причем не от слова «Ульянов», а от слова «улей». Наша субстанция солидарности. Шанс на то, что гражданское общество может отличаться от придворного. А также шанс на бессмертие: раз Ленину удалось, значит, и у нас может получиться.
Впрочем, помимо описанного, в борьбе с Лениным есть и кое-что еще. Кажется, тело Ленина находится на тех же весах, что и останки Романовых. Это напоминает египетский миф о суде Осириса и богине Маат, кладущей свое перо, чтобы определить праведность сердца покойного. Однако непонятно, что именно здесь в роли пера - останки Романовых или тело Ленина в Мавзолее. Впрочем, с остальных точек зрения, все куда прозаичнее. На подходе государственный культ, связанный с поклонением костям якобы расстрелянных в Ипатьевском доме Романовых. Память о Ленине, остающемся по факту основателем не только «советского государства», но и современной России, с этим культом совместить очень трудно.
Однако даже и это не главная причина. Ненависть не столько к делу, сколько именно к телу вождя революции объясняется сомнительным статусом останков Романовых. Чудесным образом обретенные на заре нынешней прекрасной эпохи, сегодня они сами рождают разброд и шатание в умах, напоминая о том разброде и шатании, которые были по поводу тела Ленина в 1988 году. Признание патриотизма официальной идеологией или, по крайней мере, тем, что ее заменяет, пока ничего лучшего не придумано, обернулось кризисом. Если патриотизм не представим без воспетой Пушкиным «любви к отеческим гробам», то сегодня наблюдается опасный раскол между теми, кто предпочитает поклонение гробу вождя мирового пролетариата, и теми, кто находит утешение в поклонении гробам последних Романовых.
Выбор между отеческими гробами на очередном витке эпохи развитой стабилизации создает не менее опасную ситуацию, чем та, что была в первой половине восьмидесятых во времена известной «гонки на лафетах». Стоит добавить к этому, что, увы, подобно беде, кризис никогда не приходит в одиночестве. Муки выбора заставляют все больше сомневаться в статусе ипатьевских останков. Не то чтобы они «разложились на плесень и липовый мед» чисто физически, но в символическом плане - близко к этому. Точнее, так: все больше кажется, что какое-то количество плесени и липового меда нам выдают за новый предмет обожания. Но даже если останки подлинные, перед нами, по сути, новодел: останки покойного царя с чадами и домочадцами (пусть даже они и в самом деле мученики), никогда не заменяли национальную идею. И это несмотря на всю любовь к отеческим гробам.
Здесь стоит вспомнить кое-какую предысторию. В 2000 году на месте предполагаемого расстрела царской семьи было обнаружено некое захоронение. Его поспешно посчитали принадлежащим семье последнего русского императора. Под началом несостоявшегося преемника Ельцина Бориса Немцова содержимое могил вскоре с государственными почестями переместили в Петропавловский собор Санкт-Петербурга.
Церковь подлинности останков не признала, а патриарх Алексий II даже подивился неосмотрительности советской власти, которая за семьдесят лет так и не замела следы преступления. К неутешительным выводам пришла и комиссия, работавшая в 1998 году: кости черепа предполагаемого Николая II были в таком состоянии, что определить по ним, есть ли там костная мозоль, образовавшаяся от удара шашкой при покушении в Японии, невозможно. Зато по состоянию зубов, разрушенных кариесом, видно, что предполагаемый император никогда не пользовался услугами стоматолога (что опровергается даже сведениями о его пребывании под арестом).
При этом, по известным данным, сопоставление данных экспертизы предполагаемых останков и следов крови на одежде последнего русского императора, хранящейся в Японии, привели к отрицательному результату. Аналогичные проблемы возникли и с идентификацией останков Александры Федоровны. Зубы у нее в полном порядке (фарфоровые виниры на платиновых штифтах), однако подвела генетическая экспертиза. Сопоставление геномов предполагаемой императрицы и ее сестры Елизаветы Федоровны показало, что они относятся к людям, не состоящим в родстве.
На фоне всех этих и множества других нестыковок множатся кривотолки, начиная от единоличного спасения принцессы Анастасии до чудесного исчезновения всей семьи, расселенной под чужими именами по медвежьим углам Советского Союза. На роль одной только великой княжны Анастасии, по свидетельству праправнука Николая II Д.Д. Романова, претендовало не менее 19 человек, начиная с широко известной в мире Анны Андерсон. Однако были и заслуживающие внимания свидетельства того, что она осталась жива, включая мемуары сына Берии Серго. Что касается версий спасения сразу всех или большего числа Романовых, то в них тоже нет недостатка.
Подробные исследования о новейших самозванцах опубликованы известным историком - академиком Вениамином Алексеевым. При этом именно Алексеев счел экспертизу, предшествовавшую перезахоронению 2000 года, «недоброкачественной работой». Ученый резонно предупредил, что в период очередных президентских выборов может неожиданно объявиться наследник спасенных Романовых, не только претендующий на российский престол, но и имеющий доступ к их несметным богатствам. Этим богатствам также посвящены отдельные исследования. В частности, известно, что именно они стали основой (88%) Федеральной резервной системы США, которая отвечает не только за американские, но и за мировые финансы, а также - за их эмиссию в неограниченном масштабе.
Интересные версии спасения Романовых высказываются и совершенно другими источниками. В частности, скандально известный бизнесмен Герман Стерлигов вступил в спор с блогерской сектой «свидетелей майора Галковского». Представители этой секты, как известно, полемизируют с теми, кто считает революцию 1917 года процессом, инициированным Германским штабом. Галковцы исходят из мнения о том, что события 1917-го творились руками агентов не Германии, но Великобритании, начавшими реализовывать свой план, по крайней мере, с убийства Распутина. При этом главным доказательством злокозненности Туманного Альбиона служит для последователей Галковского то, что англичане якобы трижды (до революции, в период Керенского и при большевиках) отказались обеспечить эмиграцию Романовых на свою территорию.
Стерлигов отстаивает противоположную точку зрения, согласно которой именно англичане приютили Николая с семьей, а потом даже сделали его двойником почившего в бозе Георга V, на которого его двоюродный брат Николай II был похож почти как близнец. Добавим к этому другие многочисленные апокрифы, согласно которым Романовы не только спаслись, но прожили долгую и счастливую жизнь. В частности, по разным свидетельствам последний русский император скончался то ли в 1952 году в уже социалистической Польше, то ли и вовсе пережил Сталина - хотя и встречался с ним при жизни - и умер на территории СССР аж в 1958 году.
Согласно тем же свидетельствам, символизм спасения Романовых состоял еще и в том, что последняя из великих княгинь пережила даже распад Советского Союза и ушла в мир иной только в 1992 году. Однако и этот апокриф не первый в их хит-параде. Первенство, безусловно, принадлежит истории о том, что наследник - цесаревич - был спасен лично вождем народов и вошел в историю под именем Алексея Николаевича Косыгина.
Где-то между спорными данными экспертиз предполагаемых царских костей и правдоподобными небылицами о чудесном спасении венценосных особ находятся свидетельства о том, что вместо них были расстреляны двойники (в частности, состоящая с ними в дальнем родстве семья Филатовых). Более достоверно выглядят данные о том, что место предполагаемого захоронения является декорацией, куда останки этих двойников были перенесены после их смерти, уже в послевоенный период.
Как бы то ни было, опровержение возможности чуда, которое могло бы позволить семье последнего русского царя избежать казни, бросает тень на статус православного монарха как помазанника божьего, который сам творит чудеса и сталкивается с тем, что «полон чудес» весь его земной путь. Увы, именно это недоверие к чудесам и твердая убежденность в цареубийстве, - если не сказать, вера в него, - определяет сегодня отношение к теме царя и революции. Казалось бы, именно представление о том, что царь остался жив, могло стать основой духовного возрождения. Однако этого не произошло.
Возобладавший с конца восьмидесятых годов образ «России, которую мы потеряли» предполагает только плач по безвозвратно утраченному прошлому. В этом прошлом осталась «настоящая жизнь», стежки-дорожки к которой навсегда поросли быльем. По аналогии с мифом о граде Китеже (но с противоположным финалом), Россия не всплыла чудесным островом, а навсегда затонула на дне. Погребенная прошлым «настоящая жизнь» стала склепом не только для последних Романовых - она погребла всех, кто хотел бы сегодня жить так, как велит христианство: «смертью смерть поправ».
Как бы от этого ни коробило клерикалов от православия или коммунизма, духовное возрождение в России возможно только при соединении царя и революции. Вместо этого нам предлагается постный канон «основ православной культуры» на каждый день, основанной на попытке выдавить из кости дух. Созданный к 100-летию эрзац революции отрицает какую-либо возможность царственного шествия чудес. В первую очередь отрицаются чудеса, которые становятся доступны не только приближенным, но всему обществу (без Ходынок и прочих злоупотреблений благодатью). Полностью отрицается связь революции и православной соборности. Игнорируется сам вопрос о значении революционного процесса для литургической связи между людьми. Исключается и взаимосвязь пролитой крови с таинством евхаристии, из перспективы которой муки гражданской войны в коллективном масштабе воспроизводят подвиг Христа.
Вместо этого все больше распространяется слух о том, что убийство царя было ритуальным.
Мало того что подобные веяния все больше убеждают в том, что «кости ненастоящие». Есть и другой момент: их сторонники вероломно приглашают в сообщники настоящих мучеников за веру, погибших от фанатиков-иноверцев, - от Гавриила Белостокского до Филумена (Хасаписа) Святогробца. Больше же всего слухи о том, что Николая и его семью настигло ритуальное убийство, отдают какой-то неприличной киношностью. Такое впечатление, что люди, которые это придумали, захотели оказаться внутри сериала, снятого «Первым каналом».
Конечно, можно сказать, что в экспертизе останков просто нет очевидных доказательств. Потому и тянут. Однако дело все же не только в этом. Полагаю, вокруг самого дела об останках есть что-то нездоровое, какое-то проклятье. Примерно как в случае с гробницей Тутанхамона. Не потому, что потревоженные останки «за себя мстят», а потому что сама тема запечатана и то, как ее распечатывают, вызывает сопротивление тех самых покойных Романовых. В самом деле: если говорить о мистической стороне дела, то именно Романовы были склонны к оккультизму в самых разнообразных и зачастую даже пошлых его формах. Интересно спросить, как ревнители веры в святого царя относятся сегодня к Распутину? Считают ли они его «святым старцем», как считала сама венценосная семья?
Но даже если забыть о Распутине, Бадмаеве и массе других менее известных кудесников, есть и такие простые доказательства, как изображения свастики (свастики! не креста!), которая, как предполагается, была нарисована рукой Александры Федоровны во все том же Ипатьевском доме. Добавим к этому раннюю смерть Немцова, который курировал решение вопроса с останками «раз и навсегда».
Вот от этого и надо отталкиваться. Если уж в деле с останками и есть какая-то ритуальная составляющая, то связана она с самими Романовыми, и ни с кем больше. Ну и до кучи вспоминается тема сакральной жертвы, неожиданно озвученная Путиным еще в 2011 году. Мертвые Романовы идеальны для этой роли, тем более что на самом деле мертвы. Они нужны современному российскому государству, потому что помогают ему сохранять монополию на насилие. Это насилие не является легитимным в одинаковой степени, пока существует определенное государство (как, по-видимому, предполагал Макс Вебер). Оно доказывает свою легитимность, определяя в подходящей исторической ситуации грань между его физической и символической формой.
Однако определить эту грань равнозначно тому, чтобы ее стереть. Напомню, что поскольку жертву нельзя измерить, в ней всегда есть какая-то подмена. То есть назвать нечто жертвой - уже ее принести. Срок давности здесь значения не имеет. Только значение этой жертвы совсем не то, о котором думают: в жертву приносятся не Романовы, а революция.
Кости неустановленного происхождения идеальны для этого в год ее 100-летия. При этом стоит помнить, что пока революция остается главным событием отечественной истории, эта история носит возвратно-поступательный характер. Следовательно, принести революцию в жертву, оставив ее в прошлом, значит, принести в жертву будущее. Причем не то, которое «за долами, за горами». В жертву может быть принесено будущее, которое совсем близко.