Карьера Барышникова - "Гон" - глава из романа.
http://runcib.ru/detektiv/3657-sergejj-alikhanov-gon-2011.html
http://kinozal.tv/details.php?id=428754
http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=516363
и еще на сотнях сайтов.
http://images.yandex.ru/yandsearch?source=psearch&text=%D0%B3%D0%BE%D0%BD%20%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9%20%D0%90%D0%BB%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2&noreask=1&pos=18&rpt=simage&lr=213&img_url=http%3A%2F%2Fwww.ozon.ru%2Fmultimedia%2Fbooks_covers%2F910623650.jpg - издания романа "Гон"
15.
Задолго до горбачевского пришествия, еще с середины восьмидесятых годов, Андрей Андреевич Барышников работал старшим бухгалтером на Втором Ордена Трудового Красного знамени карбюраторном комбинате. В его небольшой, но всегда аккуратно причесанной голове умещалось неимоверное количество коэффициентов и проводок, параграфов и циркуляров, исходящих непрерывным потоком из финансовых и юридических руководящих инстанций. Барышникову было достаточно мельком глянуть на страницу постановления или просмотреть директивную брошюрку, и он навсегда запоминал их содержание, и умело им руководствовался. Костный социалистический учет открывал перед способным бухгалтером широкие возможности личного обогащения. Однако Барышников, зная зловредный характер советского правосудия, которое за бухгалтерскую описку, приведшую к растрате госсредств в размере более трехсот рублей, отвешивало срок как за убийство без отягчающих обстоятельств, а если же уворованное зашкалит за десять тысяч рублей, то и вовсе - вышку, - терпеливо чего-то дожидался.
Плюс сверхурочные, минус подоходный, минус бездетность, минус профвзносы, минус за прогул, минус алименты, плюс тринадцатая зарплата, минус брак, минус перерасход - и еще многие проводки, статьи расходов и доходов он рассчитывал в уме, только иногда щелкая счетами, чтобы убедиться в своей безукоризненной бухгалтерской гениальности.
читать
Барышников вел строгий учет и собственной жизни - по минутам: сделал зарядку - плюс семь минут, не съел жирный кусок свинины в столовой - еще плюс три минуты, не выкурил сигарету - плюс пятнадцать минут, прогнал из кабинета подчиненную, эту глупую вонючку, куряку Верку, которая, досаждая начальнику, всегда закуривает прямо в рабочей комнате - еще плюс полторы минуты. За день набегало до полутора часов сэкономленной жизни. Только куда ее, эту сбереженную жизнь девать? Вот в чем была загвоздка.
Просиживать лишние годы на том же гнутом кресле с протертой байковой, серо-розового цвета подстилкой на полумягком сиденье? Иного не предстояло.
Между тем сэкономленные монастырским самоограничением часы жизни бухгалтера Барышникова стали бездарно таять один за другим. Незаметно, но неотвратимо на животе стали увеличиваться складки жира, и это не только портило фигуру, но и отрицательно влияло на общий тонус. Не ахти какой баланс бухгалтерской жизни начал ухудшаться. Силы воли и характера хватало только на то, чтобы удержаться и не сделать выгодную себе приписку, не употреблять спиртного, не курить. Но от творога со сметанкой, чуть осыпанной сахарным песком, от сдобной булочки и кофе с двумя кусочками быстрорастворимого сахара Андрюша отказаться не мог, и ежедневно позволял себе нездоровые слабости.
И тут нагрянула неприятность, которую он не ждал, и поэтому не предпринимал заранее никаких мер. Куряка Верка, которая ежедневно его изводила, вела себя не как его прямая подчиненная, а как язва, дебоширка и наглая хулиганка, препираясь с ним по поводу и без повода. Так вот, эта Верка в самый ответственный период подведения годового отчета, когда все мысли Андрея Андреевича были заняты важнейшим производственно-общественным делом (в этот период Барышников даже о собственном капитале не успевал как следует помечтать) куряка улучила минуту и осуществила давно задуманный план. Сперва Барышников даже не понял, что происходит. Он оставил подчиненную после нормированного рабочего дня, чтобы по личной просьбе директора комбината Василия Васильевича Пугина, вместе с ней срочно подготовить на завтра расчет по годовой экономии электроэнергии по всему комбинату. И только он подошел к ее столу, чтобы указать на элементарную ошибку в расчетах, которую она, конечно, с умыслом - это Барышников только потом понял, да уже поздно было - допустила, как вдруг младшая бухгалтерша, отложив ручку и калькулятор, вместе со стулом повернулась, расстегнула ему ширинку и двумя руками залезла прямо туда. Левой рукой Верка стала поглаживать выпростанное, а правой выбросила обломанные карандаши из граненого стакана, стоящего перед ней на рабочем столе, достала из приоткрытой тумбочки уже раскупоренный “Салют” и налила ему полный стакан. Старший бухгалтер хотел было сделать ей замечание, но винная пена чуть было не залила отчетные документы, и он залпом выпил теплый дешевый напиток. Только хотел вернуться к расчетам, а она уже брюки вместе с трусами с него стащила, и опять налила ему целый стакан шипучки. Пошло-поехало - Барышников, тыкаясь носом, словно теленок, ...эх, да что тут говорить! В душном, полном бумажной пыли воздухе, битый час простоял он в полусогнутом положении перед рабочим столом, на котором, задрав подол, разлеглась бесстыдница Верка, постанывая и помахивая волосатыми голенями и раздвинутыми коленями. Мало того - нахалка тотчас принялась барабанить голыми пятками по его лопаткам и плечам!
Всего лишь раз проявил Барышников слабохарактерность и беспринципность, поддался наглой куряке, и с того вечера пришлось ему самому вести всю ее бухгалтерию. При сидячей работе, для здоровья даже полезно некоторое усиление кровообращения в мочеполовой системе - но каковы оказались последствия! Сколько унижений пришлось пережить! Сослуживцы стали посмеиваться над ним, когда белым днем бесцеремонная Верка затаскивала его в одноместный туалет для администрации, и там измывалась над ним весь обеденный перерыв. Чтобы окончательно не потерять авторитет, и перестать заниматься любовью с подчиненной, пришлось Барышникову, под давлением месткома, с ней расписаться. И начались семейные скандалы. Верка окончательно “забила в угол” старшего бухгалтера, между прочим, не только мужа, но непосредственного начальника! Наплевав на его самочувствие, она курила теперь прямо в постели, пока бедный Барышников, с покорной безысходностью, но с бухгалтерской тщательностью, всячески ублажал супругу, выполняя ее невозможные прихоти.
Верка стала отбирать у него всю зарплату и, окончательно распустившись, в категорической форме потребовала, чтобы Барышников купил ей толстое золотое обручальное кольцо 583 пробы весом в 27 грамм! “Шахиню”, - так она называла это изделие. “Купи мне шахиню - и все тут!” И Барышников впервые преступил закон.
Родив ребенка, куряка тут же бросила мужа с девочкой на руках. А сама, с безобразным золотым кольцом на среднем пальце правой руки, переметнулась к музыканту - выездному домристу, лауреату, который в Великобритании и в Канаде с сольными концертами выступал.
А Барышникову в благодарность за все, что он для нее сделал, написала невразумительную записку: “Крохобор!”
Это послание оказалось отнюдь не последним. Сопровождая нового мужа в загрангастролях, Верка из каждой Европейской столицы посылала жалобы на старшего бухгалтера в партком карбюраторного комбината. Мерзавка писала, что он плохо заботится об их общей дочери. Письмо в партком из Лондона - в то время!
Куда было деваться одинокому главному бухгалтеру, с ничтожной зарплатой, и с грудным ребенком от нелюбимой женщины? Пришлось сдать девочку в детский дом.
Барышников считал социалистическую бухгалтерию глупым явлением, поскольку в ней прибыльность или убыточность производства были понятиями отвлеченными. Соцбухгалтерия, по сути, была фиксацией, простым учетом. Из любого баланса делался лишь один вывод - сколько несуны украли карбюраторных деталей. Прибыль или убыток не имели значения, поскольку средства все равно уходили в бюджет, тонули в общем омуте государства, оставаясь пустыми цифрами в сводных таблицах. Даже когда Орденоносный комбинат “садился на картотеку”, то есть работал с убытком - это было чистой условностью. Зарплату рабочим и инженерному персоналу все равно платили, и даже лимиты на соцкультбыт, спускаемые сверху, не зависели от рентабельности производства. А постоянная нехватка фондов, то есть необходимых для производства комплектующих и материалов, к концу года иногда оборачивалась увеличением цифр на соцкультбытовых счетах предприятия. Но все эти немалые суммы перед Новым годом уходили невостребованными в бюджет, а в конце января, после праздничной паузы, снова появлялись на счету комбината в куцем, и по-прежнему в цифровом, нереализуемом виде.
Долгие годы, страдальчески наблюдая за зряшными финансовыми метаморфозами, Барышников нервничал и понимал, что именно от бездействия он чувствует себя все хуже и хуже. Взять бы эти никому не нужные цифры, перевести со счета карбюраторного комбината на любой другой корреспондентский счет под закупку тех же товаров народного потребления, а потом рассчитаться копейка в копейку по накладным, а дефицитный товар продать за наличные с накруткой. Этой и подобными схемами старший бухгалтер был полон под завязку, но не давал бог бодливой корове рог.
И тут Горбачев, друг сердечный, явился... И заодно громогласно поголовную компьютеризацию объявил.
Барышников, не теряя ни единой секунды, побежал со всех ног и первым зарегистрировал кооператив “Престиж”. Через месяц ему открыли собственный расчетный счет. Старший бухгалтер предусмотрительно записался на ближайший прием по личным вопросам к директору комбината Василию Васильевичу Угану.
Барышников на пальцах перед Директором разложил всю нехитрую комбинацию - перечисляйте по договору мне в кооператив никому не нужные соцкультбытовые лимиты на закупку компьютеров, а я немедленно вам куплю новейшие счетно-вычислительные машины, и рассчитаюсь с вами. А все балансы - и на заводе и в кооперативе “Престиж” - подведу ноль в ноль и сдам.
- В чем же тут смысл, зачем огород городить? - сомневался Уган.
- Ведь на них - на компьютеры эти... дорогой Василий Васильевич, нет никакой рублевой цены, - вкрадчиво объясняет Барышников.
(Обменного курса не было тогда и в помине, а сколько стоили за кордоном эти компьютеры - контролирующие органы узнавать не утруждались.)
- Куплю-то я эти ЭВээМы у челноков, и передам их тебе, то есть, извините, Вам, но уже со своими накладными, и сопроводиловками - договором и прочим. Прибыль минимум 80%! - сразу занизил Барышников прибыль, по крайней мере, раз в десять, - Половину от этой прибыли тебе, то есть... Опять извините, ради бога! Вам!.. Я буду вручать чистыми в конверте, - “Примерно 5% от прибыли придется все же отдать этому пню”, - считал в уме главный бухгалтер.
- И что самое главное - объявленная новым Генеральным секретарем нашей родной партии компьютеризация пойдет на комбинате полным ходом! - давил Барышников на психику.
- А если я тебе деньги переведу, а ты вдруг возьмешь, да и не купишь мне этих Эвээмов? - спросил Уган, подумав.
- Ну, зачем вам эти цифирки, ну что ты ими так дорожишь? Сгинут они, пропадут без толку! - чуть не плачет Барышников.
- А если мы - благодаря вашей, Василь Васильевич, инициативе, - вкрадчиво льстил бухгалтер, - компьютерами комбинат укомплектуем, так вас же на бюро райкома похвалят. За то, что Вы проводите правильную политику, модернизируете производство, насаждаете прогрессивный дух времени. Да и как же я вас подведу и не куплю-то? Ну что я, не понимающий совсем что ли?! Ведь я у вас же на комбинате работаю, и мне самому потом балансы сводить. Зачем же мне в тюрьму садиться, когда деньги вот они, сами в руки просятся, только договорок подпишите.
“Может, стать перед этим чурбаном на колени?” - прикидывал Барышников в полном отчаянии.
- А сколько они... эти, стоят? - спросил Уган.
- Сколько нам нужно, столько и будут стоить. Разделю я выделенные вами деньги на количество купленных приборов и получу цену. Ведь нет их в номенклатуре, и в советских наших магазинах их тем более нет. Нет их. Нетути! Сколько же можно объяснять очевидное?!
- Ладно, - решился Уган, тоже почувствовавший ветер горбачевских славных перемен, - черт с тобой! Сколько ты хочешь?
- Дайте хотя бы миллиона три∗ для начала, - залепил Барышников. И сам испугался названной цифры.
- Начнем с миллиона, - решил осторожный Уган. И подписал первый договор с кооперативом “Престиж”.
Так началась компьютеризация, основной причиной которой была отнюдь не горбачевская директива, и не полное отсутствие в стране портативных компьютеров. Подавляющее большинство населения, и все “капитаны промышленности” весьма приблизительно представляли - зачем ЭВМ нужны.
Компьютеризация началась оттого, что на компьютеры западного производства не было фиксированной цены в советских рублях.
Но какими только путями не распространяется в России просвещение! В данном конкретном случае компьютерная грамотность пробила себе дорожку через хитроумный ход бухгалтера Барышникова.
Через месяц, получив по договору на свой кооперативный счет заводские деньги (сделка проводилась еще в 1989 году, но перечисления со счетов и тогда двигались весьма неспешно), Барышников тут же этот миллион рублей обналичил и купил за 113 тысяч рублей у поджидавших с товаром челноков семь - да, всего лишь семь! - 286-ых компьютеров с мониторами желтой сборки и без принтеров.
А в накладных, подготовленных Барышниковым для карбюраторного комбината, каждый компьютер стоил уже 140 тысяч.
Таким образом, 887 тысяч рублей остались на руках у Андрея Андреевича! Прибыль первых кооператоров - в целях поощрения горбачевских инициатив - налогом не облагалась. Теперь Барышников мог бы оплатить себе сам свою прежнюю бухгалтерскую зарплату за одиннадцать с половиной лет! Он был в полном восторге, но сохранял невозмутимый и даже смурной вид.
Барышников передал эти семь компьютеров карбюраторному комбинату (шесть из них так никогда и не были включены в электросеть) и по документам полностью рассчитался за соцкультбытовые деньги.
Товарищ Уган тоже забыт не был - он получил в конверте четыре тысячи рублей и купил подержанный 412-ый “Москвич”.
Андрей же Андреевич после первой же сделки стал миллионером - долларовым.
Через два месяца, бросив карбюраторную бухгалтерию и дурака Угана, Барышников вышел на оперативный простор, и за “мертвые” лимитные деньги стал насыщать завод за заводом “живыми” компьютерами, уже напрямую закупаемыми кооперативом “Престиж” в Тайване.
Солнечным утром преуспевающий кооператор на балконе новой квартиры в доме сталинской постройки (хотя в технике он был радетелем прогресса, зато в выборе жилья - консерватором) после нескольких приседаний и получасового верчения педалей велотренажера “Монарк”, делает основную духовную разминку - рассеивает взглядом облачка. Сосредоточится Барышников, напряжется, наставит зрачки, подержит облачко в “прицеле” взгляда и оно, буквально за минуту, рассеивается, исчезает. А иногда и за большое облако примется, но тут уже руки поднимет - ладонями помогает. Охватит облако, сожмет, пронижет его насквозь своей волей и очищает синий небосвод.
А вокруг - какая благодать! Выхлопные газы с Варшавки во дворе почти не ощущаются, потому что кроны деревьев заполняют пространство, колышутся на ветру, вдохновляя и успокаивая. Все человеческие чувства выражаются в шуме листвы. О чем бы ни думал Барышников, о чем ни мечтал - этот шум наполнял высоким значением его душу, облагораживал утонченные размышления.
«Да, мало кто понимает, что в жизни основные события всегда происходят тихо, спокойно, без криков, без газетный статеек. И тем более, без стрельбы. Все просто: там исчезло, а тут возникло. Там убавилось, а тут маленько прибавилось, здесь небо голубое и солнышко светит, а где-то сырость и тенёк,» - подумал и улыбнулся постройневший предприниматель.
Так же, как облачками, и людьми теперь управляет Барышников - взглядом, жестом, сосредоточенным силовым полем. И фразы скупо дозирует, выверяет - чтобы каждый человек помнил его слово, и дорожил общением с ним.
Это только потом Андрей Андреевич разговорится.
Схема с перекачкой лимитов уже дорабатывалась, прокатившись снежным комом по заканчивающей свое безбедное существование разваливающейся стране. Отследил Барышников, что не один он этот номер с соцкульбытовыми лимитами исполнил, но все ж таки был он одним из пионеров. Если не самым первым. Следом за компьютерами в только приоткрывшийся российский рынок, как нож в масло, вошли и другие залежалые товары - ярко раскрашенные заколки для волос, зонтики, щипчики для ногтей, колготки и прочее барахло, закупаемое Барышниковым оптом и за бесценок на затоваренных складах в Таиланде, в Южной Корее.
Начиная с первой удачной сделки, за два года Барышниковым были открыты четыре с половиной сотни контор - по продаже оргтехники, а затем - бижутерии оптом. Во всех больших городах. Все филиалы действовали как один слаженный механизм. Открыв вскоре банк, с тем же, полюбившимся ему названием - “Престиж”, Барышников перетянул к себе и основные расчетные счета производств, зацепленных им за соцкультбытовые проводки. И к самим предприятиям кооператор присмотрелся и решил купить парочку-другую, покамест просто на ваучеры.
В результате очень напряженной работы, спустя два с половиной года после памятной беседы с Уганом, Барышников подчинил своему контролю огромный, созданный им самим, и охвативший всю страну невидимыми щупальцами, финансовый организм, о существовании которого, при зачаточном состоянии налоговых контор, никто и не подозревал.
http://kinozal.tv/details.php?id=428754
http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=516363
и еще на сотнях сайтов.
http://images.yandex.ru/yandsearch?source=psearch&text=%D0%B3%D0%BE%D0%BD%20%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9%20%D0%90%D0%BB%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2&noreask=1&pos=18&rpt=simage&lr=213&img_url=http%3A%2F%2Fwww.ozon.ru%2Fmultimedia%2Fbooks_covers%2F910623650.jpg - издания романа "Гон"
15.
Задолго до горбачевского пришествия, еще с середины восьмидесятых годов, Андрей Андреевич Барышников работал старшим бухгалтером на Втором Ордена Трудового Красного знамени карбюраторном комбинате. В его небольшой, но всегда аккуратно причесанной голове умещалось неимоверное количество коэффициентов и проводок, параграфов и циркуляров, исходящих непрерывным потоком из финансовых и юридических руководящих инстанций. Барышникову было достаточно мельком глянуть на страницу постановления или просмотреть директивную брошюрку, и он навсегда запоминал их содержание, и умело им руководствовался. Костный социалистический учет открывал перед способным бухгалтером широкие возможности личного обогащения. Однако Барышников, зная зловредный характер советского правосудия, которое за бухгалтерскую описку, приведшую к растрате госсредств в размере более трехсот рублей, отвешивало срок как за убийство без отягчающих обстоятельств, а если же уворованное зашкалит за десять тысяч рублей, то и вовсе - вышку, - терпеливо чего-то дожидался.
Плюс сверхурочные, минус подоходный, минус бездетность, минус профвзносы, минус за прогул, минус алименты, плюс тринадцатая зарплата, минус брак, минус перерасход - и еще многие проводки, статьи расходов и доходов он рассчитывал в уме, только иногда щелкая счетами, чтобы убедиться в своей безукоризненной бухгалтерской гениальности.
читать
Барышников вел строгий учет и собственной жизни - по минутам: сделал зарядку - плюс семь минут, не съел жирный кусок свинины в столовой - еще плюс три минуты, не выкурил сигарету - плюс пятнадцать минут, прогнал из кабинета подчиненную, эту глупую вонючку, куряку Верку, которая, досаждая начальнику, всегда закуривает прямо в рабочей комнате - еще плюс полторы минуты. За день набегало до полутора часов сэкономленной жизни. Только куда ее, эту сбереженную жизнь девать? Вот в чем была загвоздка.
Просиживать лишние годы на том же гнутом кресле с протертой байковой, серо-розового цвета подстилкой на полумягком сиденье? Иного не предстояло.
Между тем сэкономленные монастырским самоограничением часы жизни бухгалтера Барышникова стали бездарно таять один за другим. Незаметно, но неотвратимо на животе стали увеличиваться складки жира, и это не только портило фигуру, но и отрицательно влияло на общий тонус. Не ахти какой баланс бухгалтерской жизни начал ухудшаться. Силы воли и характера хватало только на то, чтобы удержаться и не сделать выгодную себе приписку, не употреблять спиртного, не курить. Но от творога со сметанкой, чуть осыпанной сахарным песком, от сдобной булочки и кофе с двумя кусочками быстрорастворимого сахара Андрюша отказаться не мог, и ежедневно позволял себе нездоровые слабости.
И тут нагрянула неприятность, которую он не ждал, и поэтому не предпринимал заранее никаких мер. Куряка Верка, которая ежедневно его изводила, вела себя не как его прямая подчиненная, а как язва, дебоширка и наглая хулиганка, препираясь с ним по поводу и без повода. Так вот, эта Верка в самый ответственный период подведения годового отчета, когда все мысли Андрея Андреевича были заняты важнейшим производственно-общественным делом (в этот период Барышников даже о собственном капитале не успевал как следует помечтать) куряка улучила минуту и осуществила давно задуманный план. Сперва Барышников даже не понял, что происходит. Он оставил подчиненную после нормированного рабочего дня, чтобы по личной просьбе директора комбината Василия Васильевича Пугина, вместе с ней срочно подготовить на завтра расчет по годовой экономии электроэнергии по всему комбинату. И только он подошел к ее столу, чтобы указать на элементарную ошибку в расчетах, которую она, конечно, с умыслом - это Барышников только потом понял, да уже поздно было - допустила, как вдруг младшая бухгалтерша, отложив ручку и калькулятор, вместе со стулом повернулась, расстегнула ему ширинку и двумя руками залезла прямо туда. Левой рукой Верка стала поглаживать выпростанное, а правой выбросила обломанные карандаши из граненого стакана, стоящего перед ней на рабочем столе, достала из приоткрытой тумбочки уже раскупоренный “Салют” и налила ему полный стакан. Старший бухгалтер хотел было сделать ей замечание, но винная пена чуть было не залила отчетные документы, и он залпом выпил теплый дешевый напиток. Только хотел вернуться к расчетам, а она уже брюки вместе с трусами с него стащила, и опять налила ему целый стакан шипучки. Пошло-поехало - Барышников, тыкаясь носом, словно теленок, ...эх, да что тут говорить! В душном, полном бумажной пыли воздухе, битый час простоял он в полусогнутом положении перед рабочим столом, на котором, задрав подол, разлеглась бесстыдница Верка, постанывая и помахивая волосатыми голенями и раздвинутыми коленями. Мало того - нахалка тотчас принялась барабанить голыми пятками по его лопаткам и плечам!
Всего лишь раз проявил Барышников слабохарактерность и беспринципность, поддался наглой куряке, и с того вечера пришлось ему самому вести всю ее бухгалтерию. При сидячей работе, для здоровья даже полезно некоторое усиление кровообращения в мочеполовой системе - но каковы оказались последствия! Сколько унижений пришлось пережить! Сослуживцы стали посмеиваться над ним, когда белым днем бесцеремонная Верка затаскивала его в одноместный туалет для администрации, и там измывалась над ним весь обеденный перерыв. Чтобы окончательно не потерять авторитет, и перестать заниматься любовью с подчиненной, пришлось Барышникову, под давлением месткома, с ней расписаться. И начались семейные скандалы. Верка окончательно “забила в угол” старшего бухгалтера, между прочим, не только мужа, но непосредственного начальника! Наплевав на его самочувствие, она курила теперь прямо в постели, пока бедный Барышников, с покорной безысходностью, но с бухгалтерской тщательностью, всячески ублажал супругу, выполняя ее невозможные прихоти.
Верка стала отбирать у него всю зарплату и, окончательно распустившись, в категорической форме потребовала, чтобы Барышников купил ей толстое золотое обручальное кольцо 583 пробы весом в 27 грамм! “Шахиню”, - так она называла это изделие. “Купи мне шахиню - и все тут!” И Барышников впервые преступил закон.
Родив ребенка, куряка тут же бросила мужа с девочкой на руках. А сама, с безобразным золотым кольцом на среднем пальце правой руки, переметнулась к музыканту - выездному домристу, лауреату, который в Великобритании и в Канаде с сольными концертами выступал.
А Барышникову в благодарность за все, что он для нее сделал, написала невразумительную записку: “Крохобор!”
Это послание оказалось отнюдь не последним. Сопровождая нового мужа в загрангастролях, Верка из каждой Европейской столицы посылала жалобы на старшего бухгалтера в партком карбюраторного комбината. Мерзавка писала, что он плохо заботится об их общей дочери. Письмо в партком из Лондона - в то время!
Куда было деваться одинокому главному бухгалтеру, с ничтожной зарплатой, и с грудным ребенком от нелюбимой женщины? Пришлось сдать девочку в детский дом.
Барышников считал социалистическую бухгалтерию глупым явлением, поскольку в ней прибыльность или убыточность производства были понятиями отвлеченными. Соцбухгалтерия, по сути, была фиксацией, простым учетом. Из любого баланса делался лишь один вывод - сколько несуны украли карбюраторных деталей. Прибыль или убыток не имели значения, поскольку средства все равно уходили в бюджет, тонули в общем омуте государства, оставаясь пустыми цифрами в сводных таблицах. Даже когда Орденоносный комбинат “садился на картотеку”, то есть работал с убытком - это было чистой условностью. Зарплату рабочим и инженерному персоналу все равно платили, и даже лимиты на соцкультбыт, спускаемые сверху, не зависели от рентабельности производства. А постоянная нехватка фондов, то есть необходимых для производства комплектующих и материалов, к концу года иногда оборачивалась увеличением цифр на соцкультбытовых счетах предприятия. Но все эти немалые суммы перед Новым годом уходили невостребованными в бюджет, а в конце января, после праздничной паузы, снова появлялись на счету комбината в куцем, и по-прежнему в цифровом, нереализуемом виде.
Долгие годы, страдальчески наблюдая за зряшными финансовыми метаморфозами, Барышников нервничал и понимал, что именно от бездействия он чувствует себя все хуже и хуже. Взять бы эти никому не нужные цифры, перевести со счета карбюраторного комбината на любой другой корреспондентский счет под закупку тех же товаров народного потребления, а потом рассчитаться копейка в копейку по накладным, а дефицитный товар продать за наличные с накруткой. Этой и подобными схемами старший бухгалтер был полон под завязку, но не давал бог бодливой корове рог.
И тут Горбачев, друг сердечный, явился... И заодно громогласно поголовную компьютеризацию объявил.
Барышников, не теряя ни единой секунды, побежал со всех ног и первым зарегистрировал кооператив “Престиж”. Через месяц ему открыли собственный расчетный счет. Старший бухгалтер предусмотрительно записался на ближайший прием по личным вопросам к директору комбината Василию Васильевичу Угану.
Барышников на пальцах перед Директором разложил всю нехитрую комбинацию - перечисляйте по договору мне в кооператив никому не нужные соцкультбытовые лимиты на закупку компьютеров, а я немедленно вам куплю новейшие счетно-вычислительные машины, и рассчитаюсь с вами. А все балансы - и на заводе и в кооперативе “Престиж” - подведу ноль в ноль и сдам.
- В чем же тут смысл, зачем огород городить? - сомневался Уган.
- Ведь на них - на компьютеры эти... дорогой Василий Васильевич, нет никакой рублевой цены, - вкрадчиво объясняет Барышников.
(Обменного курса не было тогда и в помине, а сколько стоили за кордоном эти компьютеры - контролирующие органы узнавать не утруждались.)
- Куплю-то я эти ЭВээМы у челноков, и передам их тебе, то есть, извините, Вам, но уже со своими накладными, и сопроводиловками - договором и прочим. Прибыль минимум 80%! - сразу занизил Барышников прибыль, по крайней мере, раз в десять, - Половину от этой прибыли тебе, то есть... Опять извините, ради бога! Вам!.. Я буду вручать чистыми в конверте, - “Примерно 5% от прибыли придется все же отдать этому пню”, - считал в уме главный бухгалтер.
- И что самое главное - объявленная новым Генеральным секретарем нашей родной партии компьютеризация пойдет на комбинате полным ходом! - давил Барышников на психику.
- А если я тебе деньги переведу, а ты вдруг возьмешь, да и не купишь мне этих Эвээмов? - спросил Уган, подумав.
- Ну, зачем вам эти цифирки, ну что ты ими так дорожишь? Сгинут они, пропадут без толку! - чуть не плачет Барышников.
- А если мы - благодаря вашей, Василь Васильевич, инициативе, - вкрадчиво льстил бухгалтер, - компьютерами комбинат укомплектуем, так вас же на бюро райкома похвалят. За то, что Вы проводите правильную политику, модернизируете производство, насаждаете прогрессивный дух времени. Да и как же я вас подведу и не куплю-то? Ну что я, не понимающий совсем что ли?! Ведь я у вас же на комбинате работаю, и мне самому потом балансы сводить. Зачем же мне в тюрьму садиться, когда деньги вот они, сами в руки просятся, только договорок подпишите.
“Может, стать перед этим чурбаном на колени?” - прикидывал Барышников в полном отчаянии.
- А сколько они... эти, стоят? - спросил Уган.
- Сколько нам нужно, столько и будут стоить. Разделю я выделенные вами деньги на количество купленных приборов и получу цену. Ведь нет их в номенклатуре, и в советских наших магазинах их тем более нет. Нет их. Нетути! Сколько же можно объяснять очевидное?!
- Ладно, - решился Уган, тоже почувствовавший ветер горбачевских славных перемен, - черт с тобой! Сколько ты хочешь?
- Дайте хотя бы миллиона три∗ для начала, - залепил Барышников. И сам испугался названной цифры.
- Начнем с миллиона, - решил осторожный Уган. И подписал первый договор с кооперативом “Престиж”.
Так началась компьютеризация, основной причиной которой была отнюдь не горбачевская директива, и не полное отсутствие в стране портативных компьютеров. Подавляющее большинство населения, и все “капитаны промышленности” весьма приблизительно представляли - зачем ЭВМ нужны.
Компьютеризация началась оттого, что на компьютеры западного производства не было фиксированной цены в советских рублях.
Но какими только путями не распространяется в России просвещение! В данном конкретном случае компьютерная грамотность пробила себе дорожку через хитроумный ход бухгалтера Барышникова.
Через месяц, получив по договору на свой кооперативный счет заводские деньги (сделка проводилась еще в 1989 году, но перечисления со счетов и тогда двигались весьма неспешно), Барышников тут же этот миллион рублей обналичил и купил за 113 тысяч рублей у поджидавших с товаром челноков семь - да, всего лишь семь! - 286-ых компьютеров с мониторами желтой сборки и без принтеров.
А в накладных, подготовленных Барышниковым для карбюраторного комбината, каждый компьютер стоил уже 140 тысяч.
Таким образом, 887 тысяч рублей остались на руках у Андрея Андреевича! Прибыль первых кооператоров - в целях поощрения горбачевских инициатив - налогом не облагалась. Теперь Барышников мог бы оплатить себе сам свою прежнюю бухгалтерскую зарплату за одиннадцать с половиной лет! Он был в полном восторге, но сохранял невозмутимый и даже смурной вид.
Барышников передал эти семь компьютеров карбюраторному комбинату (шесть из них так никогда и не были включены в электросеть) и по документам полностью рассчитался за соцкультбытовые деньги.
Товарищ Уган тоже забыт не был - он получил в конверте четыре тысячи рублей и купил подержанный 412-ый “Москвич”.
Андрей же Андреевич после первой же сделки стал миллионером - долларовым.
Через два месяца, бросив карбюраторную бухгалтерию и дурака Угана, Барышников вышел на оперативный простор, и за “мертвые” лимитные деньги стал насыщать завод за заводом “живыми” компьютерами, уже напрямую закупаемыми кооперативом “Престиж” в Тайване.
Солнечным утром преуспевающий кооператор на балконе новой квартиры в доме сталинской постройки (хотя в технике он был радетелем прогресса, зато в выборе жилья - консерватором) после нескольких приседаний и получасового верчения педалей велотренажера “Монарк”, делает основную духовную разминку - рассеивает взглядом облачка. Сосредоточится Барышников, напряжется, наставит зрачки, подержит облачко в “прицеле” взгляда и оно, буквально за минуту, рассеивается, исчезает. А иногда и за большое облако примется, но тут уже руки поднимет - ладонями помогает. Охватит облако, сожмет, пронижет его насквозь своей волей и очищает синий небосвод.
А вокруг - какая благодать! Выхлопные газы с Варшавки во дворе почти не ощущаются, потому что кроны деревьев заполняют пространство, колышутся на ветру, вдохновляя и успокаивая. Все человеческие чувства выражаются в шуме листвы. О чем бы ни думал Барышников, о чем ни мечтал - этот шум наполнял высоким значением его душу, облагораживал утонченные размышления.
«Да, мало кто понимает, что в жизни основные события всегда происходят тихо, спокойно, без криков, без газетный статеек. И тем более, без стрельбы. Все просто: там исчезло, а тут возникло. Там убавилось, а тут маленько прибавилось, здесь небо голубое и солнышко светит, а где-то сырость и тенёк,» - подумал и улыбнулся постройневший предприниматель.
Так же, как облачками, и людьми теперь управляет Барышников - взглядом, жестом, сосредоточенным силовым полем. И фразы скупо дозирует, выверяет - чтобы каждый человек помнил его слово, и дорожил общением с ним.
Это только потом Андрей Андреевич разговорится.
Схема с перекачкой лимитов уже дорабатывалась, прокатившись снежным комом по заканчивающей свое безбедное существование разваливающейся стране. Отследил Барышников, что не один он этот номер с соцкульбытовыми лимитами исполнил, но все ж таки был он одним из пионеров. Если не самым первым. Следом за компьютерами в только приоткрывшийся российский рынок, как нож в масло, вошли и другие залежалые товары - ярко раскрашенные заколки для волос, зонтики, щипчики для ногтей, колготки и прочее барахло, закупаемое Барышниковым оптом и за бесценок на затоваренных складах в Таиланде, в Южной Корее.
Начиная с первой удачной сделки, за два года Барышниковым были открыты четыре с половиной сотни контор - по продаже оргтехники, а затем - бижутерии оптом. Во всех больших городах. Все филиалы действовали как один слаженный механизм. Открыв вскоре банк, с тем же, полюбившимся ему названием - “Престиж”, Барышников перетянул к себе и основные расчетные счета производств, зацепленных им за соцкультбытовые проводки. И к самим предприятиям кооператор присмотрелся и решил купить парочку-другую, покамест просто на ваучеры.
В результате очень напряженной работы, спустя два с половиной года после памятной беседы с Уганом, Барышников подчинил своему контролю огромный, созданный им самим, и охвативший всю страну невидимыми щупальцами, финансовый организм, о существовании которого, при зачаточном состоянии налоговых контор, никто и не подозревал.