«Родное небо глубже океана…» - памяти Игоря Шкляревского - ко Дню Рождения поэта.
«Родное небо глубже океана…» - памяти Игоря Шкляревского
С Игорем Шкляревским мы познакомились и подружились осенью 1968 года в Тбилиси, когда в составе московской писательской делегации он прилетел на Бараташвилевские дни.
В Москве наши встречи продолжились - Игорь Шкляревский жил в однокомнатной квартире на Байкальской улице, неподалеку от Первомайского метро. В 1971-73 годах я учился в аспирантуре ГЦОЛИФКа на Сиреневом бульваре, и после занятий часто - всегда по приглашению Игоря - заходил к нему чай. Несколько раз мы с ним ездили в ГЦОЛИФК, и играли там в баскетбол один на один в пустом зале при кафедре Спортивных игр.
В начале сентября 1978 года я приехал в гости к Игорю. Дверь распахнулась сразу же после звонка - Игорь стремительно вернулся к телефонному аппарату и продолжил разговор. Я снял куртку, и стал рассматривать снасти - спиннинги, удочки, сачки стояли в коридоре. Игорь положил трубку, и спросил:
- Ну что, едешь на Север?
- Да. Когда отправляемся?
- Послезавтра. В 8-мь вечера будь у меня. Поможешь с багажом. Билеты купим на вокзале.
- Что брать с собой? - спросил я.
- Ушанку, свитер, куртка на тебе. Сапоги не забудь.
- У меня еще армейские сохранились.
На следующий день я написал заявление, и уволился с работы из Спорткомитета СССР. К тому времени я жил в коммуналке, в 11-ти метровой комнате на проспекте Маршала Жукова, рядом с каналом «Хорошее спрямление» и с утра каждый день плавал в Москве-реке. Квартплата была всего 3 рубля 10 копеек в месяц - выкручусь, решил я- побойчее буду по редакциям бегать.
С Архангельского аэропорта на Кегострове мы долетели до Мезени, а оттуда на ПО-2 до деревни Сояна. С высокого косогора, на котором расположена эта деревня, мы спустились к реке Сояне и сквозь прозрачное течение увидели, как огромный косяк семги уходил по реке в Белое море! Со своими снастями мы, конечно, не могли поймать и тысячную долю только этой стаи - а сколько таких косяков приходило на нерест! Поэтому гостеприимный Председатель рыболовецкого Совхоза «Сояна» Иван Иванович - его звали как моего отца, был рад нашему приезду, и принял нас в своей избе. Владимир Нечаев пилот ПО-2, на котором мы прилетели из Мезени, на следующее утро отвез нас на моторке в верховье (он рулит на фото).
Как только мы выгрузили палатку и поклажу на берег, Нечаев ушел назад в деревню, я стал обустраивать лагерь. Игорь страстный рыбак, сразу расчехлил спиннинг и стал ловить семгу. Со второго, с третьего ли заброса блесна зацепилась за корягу. Чем сильнее Игорь дергал, тем плотнее и глубже был зацеп. Игорь взглянул на меня. Я разделся, проплыл в ледяной воде и освободил блесну.
- Ты из наших, - поблагодарил меня Игорь.
Так начались наши с Игорем Северные странствия. Мы рыбачили на Сояне, на Мегре, чтобы прожить. Везли рыбу в Москву в чемоданах, в тузлуке, в тройных пластиковых мешках. У меня аж позвоночник трещал, когда я - вроде налегке - входил с уловом в плацкартный вагон поезда «Архангельск - Москва». Как рыба кончалась, мы весной, когда семга возвращается на нерест, или под осень, когда «белая» опять уходит в море, снова отправлялись на Сояну, на Мегру, однажды - на Кулой. Жили мы возле рек недели три, а то и месяц. Редко доводилось пообщаться с каким-нибудь местным рыбаком - никакой связи с внешнем миром у нас не было:
Пусто. Холодно. Поздняя осень пришла.
В старых руслах вода ледяная светла.
И душа, как долина, безлюдна.
Хорошо выгребать
в два веселых весла,
а теперь плоскодонка моя тяжела
и гонять ее против течения трудно…
Бесполезно вздыхать. Мир не станет другим
только лишь оттого, что тебе захотелось
совместить и свободу,
и женщины верность,
и остаться над светлой водой молодым!
В следующем, в 1979 году мы с Игорем рыбачили на севере два раза по месяцу - весной на Сояне, осенью на Мегре. Вдоль всего русла Мегры не было и нет ни одного поселка. Пограничникам было скучно. Вот они нас и забрасывали в верховье Мегры на вертолете - по договоренности забирали. Все бесплатно. Да и денег никаких не было.
Забредая вдоль рек далеко от своего костровища, мы с Игорем спали в охотничьих курных избах, разжигая в них костры по-черному, - головами на одном полене. Медведи все время рядом, но видел я их всего раза три - издали, возле болотной морошки. А свежие следы медвежьих лап - каждый день…
Летом мы стали ездить и ловить красноперку, плотву на Припять. Сначала мы приезжали в Могилев, гостили у матери Игоря - прекрасно помню Ксению Александровну. И их трехкомнатную квартиру, расположенную на центральной площади, если смотреть на райком, то в одном из домов справа.
В мой первый приезд в Могилев, на следующее же утро, мы с Игорем поехали на его родину - в Белынычи - на родовое кладбище. Меня поразило - каким многочисленным был род Шкляревских. Перед тем как покинуть кладбище, Игорь низко поклонился родным надгробиям:
Дай мне всё! Я не стану богаче.
Всё возьми! Я не стану бедней.
Над болотами чибис заплачет,
ночью станет в полях холодней.
Скоро ивы наклонят ненастье
я зароюсь под стог с головой.
И озноб есть в запасе у счастья,
и во мраке летающий вой…
Из Могилева мы ехали в Минск. Там два-три дня жили в мастерской художника Бориса Заборова, который оформил второй сборник стихов Игоря Шкляревского «Фортуна». Борис Заборов писал, как обычный советский художник, тогда ещё он не выработал свою манеру - быт и портреты белорусских крестьян в стилистике старых дагерротипов. В мастерской Борис познакомил нас со своей женой, которая оказалась второй дочерью безвинно погибшего поэта Бориса Корнилова. Знаменитым художником Борис Заборов стал уже во Франции, - его потрясающие, ностальгические, пронзающие душу полотна покупала даже Флорентийская галерея Уффици, самая посещаемая картинная галерея Италии. В чем-то Борис Заборов повторил судьбу и творческий путь Игоря Шкляревского.
Майский вечер. Открытая книга.
В старой лампе шуршит мотылек.
Льется тихая музыка Грига,
из вселенной сквозит холодок.
Впереди - могилевское лето,
полустанки, грибные дожди,
окна, полные теплого света,
все, что было, - еще впереди…
В общей сложности за семь лет мы прожили с Игорем Шкляревским в одной палатке на реках, наверное, год. С нами ездил раз-другой Анатолий Заболоцкий - оператор Василия Шукшина на «Калине красной». Часто ездил на рыбалку брат Игоря - Олег.
Вот что о том времени написал Игорь Шкляревский: «Много лет мы бродили с Алихановым по берегам северных рек, смотрели в костер и слушали, как шумит северное небо, полное холода, мрака и бледных сияний. Нас породнила не корысть и не взаимная выгода, наоборот - безлюдье и затерянность в бесконечности. Север честнее многолюдной земли, там одинокий - взаправду одинок... Зато ты остаешься наедине с самим собой, ты, как в детстве, радуешься на дне рюкзака пакету дешевых конфет, радуешься солнцу после унылых дождей, радуешься - загорелось мокрое дерево в костре, радуешься звуку далекой моторной лодки и кричишь: «Человек! Человек!»…
Под зеленым дубом горит наш последний осенний костер, а мы не знаем, что последний. Мы не знаем, что впереди чернобыльский год... чернобыльские века...».
Вместе мы ставили палатку, чистили и солили рыбу, разжигали костер, варили уху, надували резиновую лодку. Руки Игоря я сразу вижу внутренним взором и представляю их, как руки своего отца...
И все эти годы Игорь Шкляревский насыщал свою душу природой - напитывался реками, ветром, дождями, шумом порогов, скрипом сосен. Жить и выжить в той первобытности, можно было только слившись полностью с природой, став ее частью. Своим полным единением со стихиями, Игорь Шкляревский спасался возле любимых рек от распадающихся социальных связей.
На берегу Днепра в лесной отчизне,
в родном дому, в тревожной тишине,
где книги толстые напоминают мне
о радостях неторопливой жизни,
где я тетради старые свои
перелистал и вдруг душа заныла, -
фиалками в оврагах отцвели
тех весен водянистые чернила…
Река спадает, входит в берега,
недвижен лес за полосой тумана.
Пусть ветер гонит к морю облака.
Родное небо глубже океана…
Поэт чувствовал свою лирическую ответственности за всё происходящее в русском мире. Неограниченное чувство свободы, сущностные свойства его личности дали ему возможность прямого интуитивного познания и природы, и всей вселенной. Достигнув постижения Игорь Шкляревский вдохновенно и сразу же выражал и записывал их непосредственно в стихах, безо всякого предварительного замысла и внутреннего подстрочника. Александр Межиров назвал Игоря Шкляревского «первым лириком современной России».
Внутренний процесс духовного развития Игоря Шкляревского - в непрерывном общении с природой, которое продолжалось всю его жизнь! Совершенствование его необыкновенного дара происходило возле и посредством рек, лесов, Беловежской пущи, на опушке которой стояла наша палатка, а над нами пролетали черные аисты. Поэт Игорь Шкляревский идентифицировал себя исключительно на сходстве и контрастах происходящих вокруг него явлений, вполне осознавая, что его гений даден ему изначально и непосредственно самой природой.
Просодии Игоря Шкляревского свойственен традиционализм, в его поэтике естественно и явственно ощущается вся художественная культура русского поэтического наследия. «Слово о полку Игореве» он знал наизусть на древне русском.
В стеклянном шкафу отражается даль,
и белое облако вдруг наплывает
на русский Толковый словарь…
Сорока летит, и ее отраженье
мелькает в стеклянном шкафу,
скользя по Ключевскому, по Соловьеву,
на Блока присела слегка,
почистила клюв и с зеленой ограды
планирует за переплет “Илиады”,
а дальше уже - синева, облака…
На сохранившихся фотографиях тех далеких лет поражает безмятежное спокойствие, с которым мы с ним сидим - неделю за неделей - у рыбацкого костра возле совершенно безлюдных от истока до устья северных рек, без сотовых телефонов, да и без потребности кому-либо позвонить. Мы выживали, и мы выжили. Разговоры о стихах и поэтах в тайге были редкими. Запомнилось - я написал о его однокурснике по Литинституту Николае Рубцове, и Игорь вдруг у костра сказал: «Николай приходил на семинары не в сапогах, а в валенках».
После Чернобыля поездок на рыбалку больше не стало, и наше общение стало телефонным... В течении многих лет - уже ближе к ночи Игорь порой звонил мне, и мы с ним долго говорили по общему коммунальному телефону. Игорь сказал мне однажды: «Слова придут к тебе сами, если тебе есть что сказать».
Когда я улетал в Тбилиси переводить грузинских поэтов, мы писали друг другу письма. И все его письма - а в одном есть даже поэма «Наводнение в Полесье» - бережно хранятся.
Мы встречались с Игорем в ЦДЛ, когда я готовил материал в «Новые Известия» к его 80-летию
https://newizv.ru/news/culture/30-06-2018/igor-shklyarevskiy-a-moda-na-grust-i-pechal-tebya-i-menya-minovala
Мы и не знали тогда что эта наша встреча - последняя.
По телефону я прочел Игорю вышедший в газете материал, и он его одобрил…
Вечная память дорогому другу Игорю Шкляревскому!
И вечная жизнь его поэзии!