НА СОЛДАТСКОМ БАЗАРЕ
Их золото гнетет по этой жизни сирой! -
Пока клиентов ждут худые ювелиры -
Лом золотой лежит без справок в их в столах!
И вот они идут в хинкальную, в пивную,
И с кружками в руках клянут судьбу шальную,
И этот тяжкий тяжкий страх в их маленьких делах.
Средь помидорных гор, среди холмов арбузных
Средь шумных продавцов и спекулянтов грузных
На темных лицах их тревоги скрытой тень:
О золото, когда ж ты в деньги превратишься?
О этот жалкий страх - когда же прекратишься? -
Клиенты, где же вы - какой опасный день!
Я перстень закажу с таинственной печаткой,
Из мастерской пойду с опасливой оглядкой -
Кто соглядатай здесь - смотрю я невзначай.
О, золото! Своей безумной, страшной власти,
Нас не лишай, и как ты нам дало напасти,
Как ты дало нам страх - так нам свободу дай!
1972 г.
***
Свидетельство исчезнувших ремесел -
На медном блюде олова следы.
На шкаф когда-то я его забросил,
Достал, и вспомнил темные ряды
Лудильщиков, тяжелый запах серный
На задымленном рынке городском.
Там патины ажур и блеск неверный
Фальшивым подновляли серебром.
И взглядами нас провожали люди,
Сжимая дохрущевские рубли...
И солнце так сияло в этом блюде,
Когда с отцом мы по базару шли...
Блюдо луженое и соусник из фамильного сервиза -
* * *
Читаю Герцена, а на дворе февраль,
Туман и кажется, что Англии пределы
Открыли предо мной возможность речи смелой -
Свободна мысль моя, не стеснена печаль.
И вот мне кажется, я призван зашуметь,
Разбередить российский сон тяжелый,
И обличительные, гневные глаголы
Через пролив уже готовы полететь.
Но мной не будет пущен ни один -
Я горьким знанием последствий поздних полон.
Мне страшно пробуждающим глаголом
Коснуться темных, страждущих глубин.
1972 г
ПАМЯТИ СЕМЕНА ШАХБАЗОВА
В курительной ты злобно говорил
О том, что все тебя не понимают,
И что стихов твоих не принимают,
Переводить тебе не доверяют,
Недооценивают слов твоих и сил.
И ты кричал, что доконаешь их,
Халтурных переводчиков московских,
Что сам ты из породы маяковских,
И яростно читал свой жесткий стих.
Ах, бедный Сема, бедной головой
Зачем ты бился о глухую стену?
Какую призывал ты перемену,
Сражаясь с одиозною судьбой?
Неудержим российский плавный слог, -
Преодолев кавказских гор порог,
За ними он таинственно разлиться
Сумел, и очаровывая край,
Волной могучей словно невзначай
Он смыл тебя, поэта-ассирийца.
Но, не умея плавать, к сожаленью,
Не звал на помощь ты, а поднял крик,
Барахтался, противился теченью
И гибели своей приблизил миг.
Ах, почему в том городе беспечном,
В котором мне родиться довелось,
Торговлей ты не занялся извечной,
Не проводил досуг свой бесконечный,
Игральную раскатывая кость?
Ах, почему, не сделавшись таксистом,
Ты растерял нахрапистость и лень, -
Ведь ты бы мог сейчас с веселым свистом,
Прислуживая щедрым аферистам,
Примчаться под балконов длинных сень
На улочку, где пыль, белье и солнце,
И выйти, и небрежно посчитать
Рубли, и отложить в карман червонцы,
И жить, кататься и не умирать.
Мне, может, со столичною моралью
Провинциальных истин не понять.
И вправе ль я с игривою печалью
И холодно и горько рассуждать?
Но мы с тобой из одного района.
Ведь мы вдвоем вопили исступленно
О том, что наша близится пора,
О том, что мы себя еще проявим
И все права тогда свои предъявим,
Когда 5: 0 закончится игра.
Но ты не перенес несчастный случай,
Когда не в нашу пользу этот счет.
Ты проиграл, приятель невезучий.
Ну, а моя игра еще идет.
А те, которым мы тогда кричали
О силе наших перьев и затей,
Они тебя живым не замечали
И смерти не заметили твоей.
1972 г
ОЛИМПИЕЦ
Какие длинные дворы
В низинном, страждущем районе.
Здесь стайки пестрой детворы
Меж ящиков и гаражей
Игрою заняты своей.
На длинном сумрачном балконе
Сидят старухи, и они
Не зря свои проводят дни,
А наблюдают жизнь соседей,
Их нескончаемых гостей,
Молочников и голубей.
В тягучей, медленной беседе
Дыханье слышится двора.
Уже известно, что вчера
Гарун упал на тренировке,
Что он стремительной шиповке
В паденье руку подложил -
И ряд шипов ее пронзил.
Ах. эти все соревнованья -
Очередное баловство.
Ах, мать несчастная его -
За что такое наказанье?
Ах, распустил его отец.
Ему пора заняться делом.
На стадионе оголтелом
Добегался он наконец.
Но забинтованный Гарун
Старушек взглядом гордым мерил.
Он слушал их, но знал, но верил,
Что прирожденный он бегун...
А дальше здесь была концовка,
Но я теперь ее убрал.
По ней упорство, тренировка
На олимпийский пьедестал
Вели тщеславного Гаруна.
В свое он верил торжество,
И вся овальная трибуна
Взрывалась криком в честь его.
Стихотворенье становилось
Атласным, бодрым, как валет.
Быть может, все так и случилось,
А может быть, что вовсе нет.
1972 г
стол дядя Коли, доставшийся мне в наследство
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая,
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет извечный русский крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным
Бесплатным и еще каким-то правом -
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки,
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки…
А время для него тянулось долго
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил
В многоязычном, суетном районе
Где целый день судачит стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада -
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
1981 г. Тбилиси
Впервые это стихотворение было опубликовано в «День поэзии 1982»
Евгений Храмов - Редактор этого «Дня Поэзии" сказал мне, что это стихотворение - антологическое, а оказалось оно пророческим.
***
Пока я вспоминал Тифлис,
Где дед, отец хлебнули лиха,
Росою сойки напились,
Уже созрела облепиха.
Клевать! Срывать! - шумят, зовут,
Взлетают птицы из-под кочек.
Осенней радостью живут...
А я смотрю в проёмы строчек.
Где пал, где похоронен был, -
Кромешный год пришёлся на год.
Утешусь вспархиваньем крыл
К созвездьям ярких жёлтых ягод...
полностью в «Дне поэзии» -
https://slovo32.ru/wp-content/uploads/2020/01/den-poezii-2019.pdf ГОЛУБИНЫЙ ШУМ
Над площадью не слышно голубей.
В другом краю они летают шумно.
Я знаю голубятню - это храм
Огнепоклонников, построен на холме
Задолго до принятия христианства.
И вот уже остался он без крыши,
И только стены с нишами вокруг,
Высокие, сухие и без окон.
С одной стены растет под небом куст,
А ниже стены, птицы и земля.
И вот приходит мой веселый друг,
Из ниш в кирпичных стенах он берет
Руками разноцветных голубей,
И сизых птиц подбрасывает вверх,
И крылья расправляя на лету,
Они взлетают сразу в небесах!
И голуби летят, и крыльев плеск,
Трепещущий, просторный, очень громкий -
Шумит, как здесь шумел святой огонь.
Везде проходит время не бесследно -
Шум пламени стал шумом голубиным,
Мне кажется, на несколько веков.
А между тем, мой друг кричит, свистит,
И машет синим флагом на шесте,
Швыряет зерна щедрыми горстями,
И голуби переполняют храм...
Первая публикация "День поэзии 1972"
https://alikhanov.livejournal.com/3628041.html ***
А с Мтацминды - куда ни взгляни -
Всюду видишь Куру.
Как листва, вечной осени дни,
Шелестят на ветру.
Перед будущим в прошлом склонись,
Чтобы снова взлетать -
Вверх сперва, а потом уже вниз,
Как сентябрьская медь.
А в ночи все светлей, все ясней
И глаза, и слова,
Как летящая в море огней
Золотая листва.
Улетел, встав едва на крыло, -
И поймешь в сентябре:
Сколько в Тибре воды утекло -
Ровно столько в Куре.
Уместилось в неполной горсти,
А хватило сполна,
Что досталось тебе загрести
С родникового дна...
из подборки -
https://newizv.ru/news/2022-01-08/za-5-let-sergey-alihanov-i-novye-izvestiya-sozdali-antologiyu-russkoy-poezii-21-veka-340384 «День поэзии 1982» в «pdf»
https://imwerden.de/pdf/den_poezii_1982_1982__ocr.pdf