Владимир Костров - в "Новых Известиях" - февраль 2017 года.
Владимир Андреевич Костров необычайно добрый человек.
Лицо его всегда светится благожелательностью.
Когда случайно мне доводилось с ним встречаться - в столовой ли "Нового мира", на прогулке в переделкинских аллеях, несмотря на разницу в социальном статусе - он всегда поздоровается в ответ, а порой и заговорит.
И проявит живейшую заинтересованность.
Широта души Владимира Андреевича сыграла определяющую роль в поэтических судьбах послевоенного поколения. Владимир Костров принял решающее участие в появлении на свет многих первых книжек стихов.
Неизбывная, непреходящая доброта всегда вернется сторицей.
Лирическая одаренность у многих поэтов к преклонным годам волей-неволей меркнет.
Великий же поэтических дар Владимира Кострова, вкупе с мудростью и кромешным опытом 20-го века, в утро нашего текущего века воссиял необычайным светом.
Читаешь стихи Владимира Кострова и радуешься, и восхищаешься, и скорбишь по ушедшим друзьям его - поэтам, которые оставили Владимира Андреевича Кострова одного-единственного, чтобы он спас русскую поэзию.
В. А. Костров родился 21 сентября 1935 года в деревне Власиха Костромской области .
Выпускник химического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова .
Работал инженером на Загорском механическом заводе
В 1967 году закончил Высшие литературные курсы. Член Союза Писателей СССР с 1961 года.
Лауреат Государственной премии РСФСР , Бунинской, Лермонтовской и многих других премий.
В настоящее время - профессор Литературного института.
***
Мы - последние этого века.
Мы великой надеждой больны.
Мы - подснежники.
Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.
Доверяя словам и молитвам
И не требуя блага взамен,
Мы по битвам прошли,
Как по бритвам,
Так, что ноги в рубцах до колен.
Но в конце прохрипим не проклятья
О любви разговор поведём.
Мы - последние века.
Мы - братья
По ладони, пробитой гвоздём.
Время быстро идёт по маршруту,
Бьют часы, отбивая года.
И встречаемся мы на минуту,
А прощаемся вот навсегда.
Так обнимемся.
Путь наш недолог
На виду у судьбы и страны.
Мы - подснежники.
Мы из-под ёлок,
Мы - последняя нежность войны.
Click to viewВладимир Костров «Мы - последние прошлого века»
* * *
В берёзовой серебряной купели
Ты отбелила волосы свои.
Ужели наши соловьи отпели
И нам остались только журавли?
Гляди: они сплотились у излуки,
Со всех болот их ветром намело.
И с криком искупленья и разлуки,
Гляди: они ложатся на крыло.
Гляди, гляди. Загадывай желанья,
Но времени вослед не прекословь.
Ах, эта горечь разочарованья
Ещё острей, чем первая любовь.
Клинком навылет через сердце прямо
И к Гелиосу, к жёлтому венцу...
Банальная больная мелодрама
Подходит к неизбежному концу.
Гляди вослед размаху крыльев властных,
На нас двоих прошедшее деля.
И навсегда в зрачках твоих прекрасных
Останутся два серых журавля.
* * *
Не сули мне богатство шальное и пошлое,
Синеглазой мечтой не шути надо мной.
У меня за спиною одно только прошлое -
Полубедность, весёлость, пиджак продувной.
Над скамейкой качалась берёзка ветвистая,
Заливала черёмуха те времена.
Ах, каких я красавиц из окон высвистывал,
Уводил на бульвары гулять до утра.
Рукава у тебя оторочены гарусом,
И дерзка, и резва полудикая стать.
Уплывай в своём платье, как лодка под парусом,
Оставляя меня вспоминать и мечтать.
Мне уже невозможно догнать невозможное.
И суровое время сужает зрачки.
И прощальный привет из прекрасного прошлого
Выбивают морзянкой твои каблучки.
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ АНЦИФЕРОВА
Как внук голодных,
нищих
и забитых
(у нас сегодня кое-кем забытых)
ты, верно, не любил искусство сытых,
живя в воспоминаниях своих.
И был биологически различным
с тем шустрым стилем
полузаграничным
твой простоватый,
но весомый стих.
Как сын и брат
пехоты русской серой,
когда земля, как ад,
дышала серой,
от жизни получивший полной мерой,
ты всё же никогда не унывал.
Ты продал душу
им, чертям
чумазым:
шахтёрам
и шофёрам, гнавшим МАЗы,
механикам ремонтной автобазы,
которых ты любил и понимал.
Ты принимал
российских тех поэтов,
не раз глядевших
в дуло пистолета,
которые в прозрении своём
вносили в круг
дворянского семейства
тот свежий
и крамольный дух
плебейства,
что мы сейчас народностью зовём.
Они сошли с парнасской высоты
и обрели народное признанье
в тот миг,
когда сознанье красоты
соединили с чувством состраданья.
…Пред вечностью не суетился ты.
Пусть имена иные
смоет Лета,
но вижу я:
народ несёт цветы
к могиле Неизвестного поэта.
https://flic.kr/p/76hJKp
* * *
Искусственный рубин, гашёный кальций, кремний,
Асфальтовой тропой спеши, народ, беги,
Чтоб только надкусить Москвы хрустящий крендель,
Да шею не сломай и зубы береги.
О нищенстве поют то флейта, то гармошка.
Зато поток машин ты переходишь вброд.
Народностей и рас московская окрошка
Стекает по усам и попадает в рот.
На миг остановись, где конь с железной пеной
Под Юрием косит на длань его руки.
Мы - мобилы 1, мы - поросёнок с хреном,
Мы - омутов метро живые поплавки.
И молят высоту лишь купола с крестами,
И слышно сквозь века ямское «не балуй!»,
И тысячи путан с кровавыми устами
Готовы продавать заразный поцелуй.
Под каждой крышей кот.
На каждой крыше Воланд.
Все пьют ночной коктейль бензина и духов.
Давно им пора покинуть вечный город,
Но, кажется, все ждут до красных петухов.
Покудова Господь востока не отворит
И оживут опять, ликуя и смеясь,
Нарышкинских палат московский милый дворик,
Крутицких теремов затейливая вязь.
Ты только этот миг не пропусти, не трогай -
Раз ясно в высоте, проглянет и внизу,
Как только во дворе согбенный вещий Гоголь
Уронит на траву чугунную слезу.
памятник Н.В. Гоголю
* * *
Вл. Соколову
Ты сказал, что от страшного века устал.
И ушёл, и писать, и дышать перестал.
Мне пока помогает аптека.
Тяжело просыпаюсь, грущу и смеюсь,
Но тебе-то признаюсь: я очень боюсь,
Да, боюсь двадцать первого века.
Здесь бумажным рулоном шуршит Балахна,
На прилавках любого полно барахла,
И осенний русак не линяет,
И родное моё умирает село,
И весёлая группа «Ногу свело»
Почему-то тоску навевает.
Знать бы, как там у вас?
Там, поди, тишина,
Не кровит, не гремит на Кавказе война.
И за сердце инфаркт не хватает.
Здесь российская муза гитарой бренчит
Или матом со сцены истошно кричит.
Нам сегодня тебя не хватает.
Я почти не бываю у близких могил,
Но друзей и родных я в душе не избыл.
Мне они как Афон или Мекка.
Я боюсь, чтобы завтра не прервалась
Меж живыми и мёртвыми вечная связь,
Я боюсь двадцать первого века.
2004
Строфа поэта Владимира Соколова, смысл которой высвечивается в этом стихотворении:
“Я устал от ХХ века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека -
Я давно уже не человек…”
* * *
Просыпаюсь от сердечной боли,
Но зимою дымной не умру,
Доживу до лета, выйду в поле,
Постою без кепки на ветру.
Поклонюсь цветам, деревьям, сёлам,
Покачаю буйной головой…
Я хочу от вас уйти весёлым
Узкою тропинкой полевой.
Поздними прозреньями не маясь,
Не в больнице двери затворя,
А случайным встречным улыбаясь
И за всё судьбу благодаря.
Пусть для вас дожди слетают с вётел
И поёт вечерний соловей,
Я же вам оставлю только ветер,
Летний ветер Родины моей.
“Просыпаюсь от сердечной боли…”
ФЕЛИКСУ КУЗНЕЦОВУ
Если спросишь меня: ты откуда такой?
Я отвечу тебе: там, вдали, за рекой
Деревушка стоит на угоре,
Где хлеба колосят,
Где хвосты поросят
И весёлый петух на заборе…
-
…Там, вдали, за рекой не слышны голоса,
Не звенит по зелёной отаве коса,
Не шипит молодое варенье,
Не пищит в полусгнившей скворешне скворец,
И в телегу коня не впрягает отец -
Лишь глухая трава запустенья.
-
Как расскажешь тебе, что вдали за рекой
Там любовь, и работа, и вечный покой,
И упавшая наземь ограда,
И заросшие кустики дивных цветов,
И сухие распятия древних крестов,
И рябина горит, как лампада.
-
Но мне слышатся скрипы ворот и телег.
И огнёвка ныряет в нетронутый снег.
И петух гомонит ку-ка-ре-ку.
Вот такие дела, дорогой человек,
Там, вдали, за рекою кончается век.
Только я переплыл эту реку!
https://flic.kr/p/7oTM5x
***
Не полюбить
Так горько, как бывало,
Но снова каждый миг
Неповторим.
Пора пришла.
И осень запылала,
Леса горят,
Давай и мы сгорим.
Давай взойдём и бросимся
С обрыва
На острые метёлки камыша.
Горит река.
Горит на леске рыба.
Так, может быть,
Займётся и душа.
Огнём займётся,
Соловьём зальётся,
Зажжётся от ликующих ракит.
Осенней уткой
Из осок взовьётся
И полетит.
Дымят мои туманные угодья,
Мои хоромы...
И на колосник
Просыпались весёлые уголья
Коч клюквенных
И боровых брусник.
Ах, всё пылай,
Что плакать не умеет,
Ах, всё иди к весёлому концу!
Давай сгорим,
И ветер нас развеет, как семена,
Как память, как пыльцу.
* * *
Когда мне становится грустно,
когда невозможно уже...
читаю.
От лирики русской
рассвет наступает в душе.
Как будто бы
солнышко брызнет,
надежду неся и привет.
В ней нет отчужденья от жизни
и едкого скепсиса нет.
Как будто бы
полем в тумане
идёшь, погрузившись до плеч, -
врачует,
колдует,
шаманит
широкая русская речь.
Она превращается в чувство, -
нет выше на свете судьи,
чем это великое чудо
единой народной судьбы.
И горы крутые
покаче
и в осени больше огня.
И нету на свете богаче
и нету счастливей меня!
***
Померкнет свет за косяком.
Уйди из дома босиком
по крупной голубой росе дорожкой лунной
и погрузись в глубокий лес,
чтоб дух воистину воскрес
и стала горькая судьба как прежде юной.
Иди и слушай, и дыши,
войди в глухие камыши,
протри озёрное окно туманной ватой,
пусть сердце бедное болит
и любит, и прощать велит,
и бьётся, рвётся из груди, и дышит мятой.
Вновь опустились небеса
на поле спелого овса
и кони, словно острова, и ветер - в губы.
Хохочет филин, как злодей,
и слышится: бери, владей,
и льётся женский смех грудной на голос грубый,
и хочется любить, прощать
и ничего не обещать,
и плакать, и опять любить. И в копны падать,
перемешать и даль, и грусть,
желанье тайное и Русь.
О, господи, когда ты есть, оставь мне память!
https://flic.kr/p/76mG6S
***
Громок ты и успеха достиг,
и к различным эстрадам притёрся.
Только русский лирический стих
вроде как-то стыдится актёрства.
Словно скрежет железа о жесть,
словно самая пошлая проза,
неуместны заученный жест,
модуляция, дикция, поза.
Словно бы не хотел, а соврал,
словно фальшь протащил в эти залы.
Словно и не поэт ты, а Карл,
Карл, укравший у Клары кораллы.
1979
Удивительно, что мэм “Карл”, который сейчас очень популярен на просторах рунета, как-будто возник благодаря этому замечательному стихотворению, написанному 38 лет назад!
***
И поворот. И сердце сжалось.
Дышу с трудом.
Стоит, не принимая жалости,
мой отчий дом.
Навеки врезанные в память -
тому назад -
у вереи дорожный камень
и палисад,
четыре стёртые ступени
и три окна...
О, как в них пели и скорбели,
когда пришла война.
Он дышит по ночам натужно,
как дед больной,
весь от торца до чёрной вьюшки
любимый мной.
Все связи прочие нарушу,
а эти - не.
Он двери распахнул, как душу,
навстречу мне.
Входи же с верой и надеждой,
свой дух лечи,
здесь теплота жива, как прежде,
в большой печи.
Он пахнет яблоком и редькой,
хранит уют.
Здесь на поминках тени предков
к столу встают.
И тут, одетый в старый китель,
давно вдовец,
страны заступник и строитель,
живёт отец.
Живут, с эпохою не ссорясь,
святым трудом,
мои печаль, любовь и совесть,
отец и дом.
Четыре странные годины
несли беду,
четыре красные рябины
горят в саду.
И не сдались, перетерпели
тебя, война,
четыре стёртые ступени
и три окна.
https://flic.kr/p/AnmUL3
СВЕРСТНИЦАМ
Десятиклассницы! Тогда
вы так пронзительно смеялись
и так стремительно менялись,
в пятидесятые года.
Вы покупали каблуки
и обрезали ваши косы.
Мы покупали папиросы
и пили пиво, чудаки!
О, восхищенье этих лет,
когда у Капок, Люсек, Ленок
вспорхнул над остротой коленок
передвоенный маркизет.
Когда вы брови подвели
и улыбнулись удивлённо,
то наши клёши подмели
проспекты городков районных.
Подумайте, десятый класс!
Он налетел на нас, как буря,
и шестимесячные кудри
на танцах закрутили нас.
Вы привставали на носках,
хотя шептали: «Ах, не надо!..»
И ваши первые помады
у нас горели на щеках...
* * *
Пламя первой листвы на обугленных сучьях.
Стон последней любви в журавлиных созвучьях.
Русской белой метели сияющий храм.
Не ошибся ли Фёдор Иванович Тютчев,
Завещавший любимую Родину нам?
Ведь в бесплодной погоне своей за вещами,
За солянкою рыбной и жирными щами,
Где нам было вчитаться в его завещанье,
Непутёвым наследникам гор и равнин?
Как направить свой путь сквозь туман бездорожья
Там, где мера одна только - заповедь Божья -
Не погонные метры, не общий аршин?
Пусть лукавой Европы практический разум
Захлебнётся российскою нефтью и газом,
Мы бы не были к нашему слову глухи.
Не пристали б машинные копоть и сажа
К чудотворному лику родного пейзажа,
Где, как ключ заповедный, струятся стихи.
На краю горизонта годов неминучих
Вижу чистый просвет в накопившихся тучах,
Словно вызов грозящим земле временам.
Это он. Это Фёдор Иванович Тютчев,
Луч надежды с небес посылающий нам.