ПОЕЗДКА В ПЕТЕРГОФ - первая запись в "ЖЖ" 15 лет назад.
В "ОКТЯБРЬСКОЙ" ГОСТИНИЦЕ ЛЕНИНГРАДА.
Сын пал в бою - вся жизнь теперь в стихах.
И фронтовые слушали поэты,
Как Антокольский в порванных носках
Читал стихи, и к небесам воздеты
Тугие рифмы в старческих руках...
эти стихи в журнале «Наш Современник» https://alikhanov.livejournal.com/4161211.html
l
Павел Григорьевич читал тогда свою поэму "Сын" - посвященную единственному его сыну, погибшему на фронте. Я всегда старался садился в его обществе - уж больно разительной была разница в росте. Меня он - со свойственной ему иронией - называл "Малюткой". Ольга Берггольц сидела вся в черном и молча слушала Павла Григорьевича. Пол был устлан ковром. Туфли Павлу Григорьевичу были неудобны, вот он и читал стихи, стоя на ковре в носках.
Вот что еще происходило в 1971 году в Ленинград
В мае 1971 года Юлиан Семенов, Александр Петрович Межиров и я поехали от гостиницы «Октябрьская» на такси в Петергоф.
У Семенова лицо было сильно исцарапано. На съемках фильма про Штирлица, которая проходила тогда в Ленинграде - «Семнадцать мгновений весны» - Семенов жил с китаянкой, очень худой и выше его на голову. Доброхоты донесли жене, та приехала, вцепилась Семенову всеми ногтями в щеки и провела, сколько сил хватило. С тех пор известный писатель носил бородку.
Неблизкой дорогой Семенов рассказывал:
- Пушкин тоже ехал однажды в Петергоф, и тоже болел, правда, интересной болезнью. И вот вылез Пушкин, глянул издали на фонтаны, в лихорадке повалился назад в возок, и покатил лечиться к себе на Фонтанку. А потом эти стихи - откуда только взялось...
- Вот рассказывайте вы интересно, а читать вас трудновато... - заметил Межиров.
- Я диктую, а не пишу. На меня две стенографистки и три машинистки работают, - прихвастнул Семенов. - Чтобы не потерять читателей, я выпускаю два романа в год. Как же они меня обожают!
- Кто? - вроде бы не понимая, уточнил Межиров.
- Мои читатели. Я от них такие письма изо всех уголков нашей необъятной родины получаю.
- Ну что ж, тогда понятно, почему у вас такие… фразы, - после повторяющего слова с паузой вместо убийственного прилагательного заключил Межиров.
Юлиан Семенов попал в писатели случайно. На каком-то приеме - чуть ли ни в самом Париже, с бодуна съездил Семенов по роже какому-то хмырю, а тот оказался послом. Начался дипломатический скандал - и Семенова под белы ручки, и тут же выслали в Москву, а потом и вычистили из дипломатов. Когда же было решено поднять роль разведчиков в победе в Великой Отечественной войне, Семенова, как старого сотрудника, вызвали на Лубянку, дали задание «разработать тему» и допустили в архивы. Так родился Штирлиц - народный герой.
За такси - в обе стороны - почему-то заплатил я. Мало того, Семенов еще занял у меня - через Межирова - пятерку «до завтра». На студии задерживали зарплату, и у съемочной группы не было ни копья.
Одиннадцать лет спустя - в 1982 году я жил с переводчицей с немецкого. По странному стечению обстоятельств ее фамилия тоже была Семенова. Мои приятели звали ее Графиней.
Семенов не знал немецкого, и Графиня была его личной переводчицей.
Семенов занимался тогда поисками Янтарной комнаты. Надиктованные им статьи о безуспешных поисках этой комнаты то и дело появлялись в центральных газетах. Это была его тема, и как рассказала мне Графиня, Семенов рьяно отгонял и отчитывал всех журналистов, которые тоже пытались писать об этих хлебных, но безуспешных поисках.
Конечно, в своих статьях Семенов никогда не упоминал о том, что янтарную комнату подарили русскому царствующему дому сами немцы.
Семенов был тогда уже неслыханным богачом, и когда он звонил Графине, я, валяясь с ней рядом, все просил ее:
- Скажи ему по случаю, пусть вернет мне мою пятерку. Купим с тобой ящик пива и нажремся.
Бутылка "Жигулевского" стоила тогда 34 копейки - только достать пиво было трудновато.
Графиня же, зажимая телефонную трубку рукой, сердито отпихивала меня ногой подальше.
Семенов платил Графине за час переводческой работы чуть ли ни пятнадцать рублей, пятерку же мне Семенов так и не вернул.