"И словно в древний храм, ступал под сень ветвей..." - переводы из Силована Нариманидзе
ВСАДНИКИ
Взойди на Джвари, монастырь Креста.
В долине оживающую карту
Перед тобой откроет высота -
Армази, Хетта - древнее Урарту.
И будет откровение дано
Твоей душе от славного предтечи -
Величие само погребено
В долине, омываемой двуречьем.
О, всадники, куда исчезли вы -
Промчались к солнцу в утреннем тумане,
И стали достоянием молвы...
Вновь в грохоте копыт летят Мерани!..
ПО ДОРОГЕ В ПШАВИ
Своим неспешным предаваясь думам,
Старуха у дороги продает
Кур связанных…
За ней с извечным шумом
Арагва каменистая течет.
Стоит жара, и, обливаясь потом,
Старуха затеняет кур зонтом.
Вчера зажгла свечу перед киотом,
Шепча молитву шамкающим ртом.
Просила Бога, чтобы в день счастливый
Продать всех кур, купить мешок муки.
А солнце обливает жаром сливы,
И радуги в порогах у реки.
* * *
Радость моя улетела -
птицей растаяла в небе,
Над свежевспаханной пашней.
Радость - в горящем камине
бедной крестьянской лачуги,
в роще за нашей деревней,
и возле мельницы старой
у говорливой реки...
И, как бы мне ни хотелось,
Радость моя не вернется.
* * *
К вам, старые дубы, я приходил когда-то
И словно в древний храм, ступал под сень ветвей.
И, прислоняясь спиной к коре шероховатой,
Смотрел, как гаснет день, и вспоминал друзей.
При свете ярких звезд слышнее становились
В ущелье - волчий вой, в долине - шум гульбы.
И эти звуки все куда-то уносились -
Шумели надо мной широкие дубы.
Молитву ли они творили в час полночный,
И, жест сухих ветвей к созвездиям воздев,
Меж небом и землей свой шелест неумолчный
Преображали вдруг в таинственный напев.
СОН
На темно-синем, странном корабле
Они легко над озером взлетели.
Что делали пришельцы на Земле? -
Не разгадать космические цели.
Но видел я, следя из-за кустов,
Когда, входя в светящиеся люки,
Они кому-то посылали зов,
К траве, к листве протягивая руки.
И я решился, к старту побежал,
Чтобы меня с собой пришельцы взяли.
Но будто ноги кто-то мне связал -
Они в упор меня не замечали!
Раз не меня - кого они зовут?
И вдруг в ночи деревья зашумели,
И день настал на несколько минут.
Навстречу ветру листья полетели...
ПОБЕЖДЕННАЯ ГРУППА
Уверенный, молодцеватый взгляд
Он обращал к заоблачному пику
И говорил - мы все придем назад
С победой - вот и сбил их с панталыку.
И группа вся доверилась ему.
И, смело рюкзаки взвалив на спину,
Они взошли, к восторгу своему,
На ледяную горную вершину.
В морозной ураганной темноте
Когда от ветра начал задыхаться,
Он первый понял там на высоте -
До лагеря назад им не добраться.
Там осознал он - человек слабей
Небесных сил разверзших неба своды.
А безрассудство взбалмошных людей
И вызвало ужасный гнев природы.
И без отмщения каждый умирал,
Безмолвно принимая смерти муку
А тот, кто на погибель их зазвал,
Лежал и не тянул к вершине руку...
* * *
История событьями полна,
Но все же для людей неуловимо,
От древних царств, от основанья Рима
До наших дней менялись времена.
В родных горах скрывались племена
Чтоб сохранить незыблемость уклада -
Пусть все как встарь - им перемен не надо! -
А все же изменялись времена.
И дождь, и солнце, и опавший клен,
И ветер, проносящийся над полем,
Неспешность дум, и речи нал застольем
Вершили изменение времен.
Закат и над рекою тишина,
Разгул весны на переломе к лету.
И может быть, как раз в минуту эту
Внезапно изменились времена…
Силован Нариманидзе - замечательный грузинский поэт.
В середине 90-х, когда я перевел это его стихотворение "История событьями полна...",
никаких событий, на самом деле, не было.
Тогда же я перевел и его поэму "Беженцы".
Я часто бывал в те годы в Тбилиси - и мы общались с ним каждый день.
После пяти-шести часов утренней работы, я заходил в "Мерани", где Силован Алексеевич работал заместителем главного редактора, и мы с ним говорили о том, о сем.
Ходьбы было минут 5-ть, а беседовали мы иногда довольно долго.
О Кавафисе, например.
Силован Нариманидзе первый перевел Кавафиса на грузинский язык.
Однажды, я сказал Силовану Алексеевичу:
- Какие перемены тут у нас могут быть? Какие беженцы? - помилуйте Бога!
Вся наша жизнь погрязла в обыденности...
- Перемены грядут. Мы их еще увидим!
- Действительно... - с иронией улыбнулся я.
Силован Алексеевич Нариманидзе оказался пророком!
РИСУЮЩИЙ ОБЛАКА
Рисует облака, рисует и стирает.
И облако послушно исчезает.
Исчезновенье как запечатлеть? -
Нарисовать. Немедленно стереть.
Вослед природе мечется рука.
Задумчиво проходят облака…
ЦЕНА МОЛЧАНИЯ
Как слышу я, что зал гремит,
Меня охватывает дрема -
Все это слишком мне знакомо,
Но все равно душа болит.
Где те, кто в этом шумном зале
Плясали, прыгали на бис,
Кому цветы адресовали -
Их нет и в глубине кулис.
Об этой быстрой пересменке
Хочу подумать в тишине,
Но прошлого аплодисменты
Назойливо звучат во мне.
Аплодисменты через фразу.
Холуйство - вечная беда,
Последствия видны не сразу,
Зато приходят навсегда.
Потомков суд всегда жестокий,
На прошлое легко пенять.
И все-таки нельзя терять
Цены молчания высокой…
ПАСТУХ И САМОЛЕТЫ
Когда самолеты, прочеркивая небосвод,
Над белым Кавказом летят в оживленном просторе,
Идя за отарой, за ними следит овцевод
И в небо глядит с неизбывной тоскою во взоре.
Кричит на овец, и с овчарками думает вслух,
Сидит у костра, по полгода отрезан от мира -
Под гул реактивный мечтает печальный пастух
О недостижимой, высокой судьбе пассажира,
Да вот путешествовать все то ему недосуг.
А те, кто на горы сквозь круглые окна глядели,
Из кресел удобных хотели бы выйти на луг,
Но мчались вперед к достиженью заведомой цели.
Так люди мечтают своей поменяться судьбой,
Им завидно видеть иные труды и заботы.
Меж тем над лугами, в прекрасной дали голубой,
Все так же летят то туда, то сюда самолеты…
***
И долгая, и дальняя дорога
Потом, в воспоминаниях - кратка.
И дней в пути покажется немного,
И ноша донесенная легка.
И не успел я даже оглянуться,
Все то, что было здесь моей судьбой,
Уже прошло - к началу не вернуться -
Все за годами, словно за горой.
B хоть влекла меня одна дорога,
Но закружила магия дорог.
Не помни зла, прости ты, ради Бога,
За то, что возвратиться я не смог...
СТРАХ
Однажды летом за хребтом далеким
Пришло идти мне через темный лес.
И в мире был я слушком одиноким,
И распевал, чтоб только страх исчез.
Казалось - нечто страшное случиться
В ближайшие вот эти полчаса.
В глуши лесной перекликались птицы
И звери подавали голоса.
Тревога разлилась в пространстве ночи,
В урочищах, в оврагах, на ветвях -
Всех темень превратила в одиночек.
Зверье шумело, прогоняя страх.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Он вошел поздно ночью в шинели и шапке калмыцкой.
Разгорелась свеча, и он сел тяжело на скамью.
В деревянную бедную хижину путь был неблизкий -
Он рассказывал нам, как прошел одиссею свою.
Вся деревня спала, а Кавказ застилали туманы.
Всю декабрьскую ночь слушал сына-солдата мой дед.
Пережил он еще раз сыновьи потери и раны -
Это встречи он ждал каждый день, каждый час девять лет.
Помню, сном беспокойным сын только под утро забылся.
И камин разожгли. Его руки огонь озарял.
И на старой тахте он заснул и ничем не укрылся,
Лишь домашним теплом - самым теплым из всех одеял.
Он вернулся, вернулся! И колокола ожиданья
Загудели в груди, значит. Беды терпели не зря, -
Жизнь пойдет по-другому. Теперь не страшны завыванья
Над притихшей деревней лютующего декабря.
Это было давно, так давно… Никого уже нету,
Ни того старика с засиявшим от счастья лицом,
Ни того, кто прошел в долгополой шинели по свету,
И вернулся домой, и беседовал ночью с отцом.
Нет и хижины той, ни тахты, и огня нет в камине,
Нет и вишни под окнами, шума не слышно ветвей.
Неизбежность потерь не сотрет в моем сердце святыни,
Только горечь в душе от прошедших и канувших дней...
МЫ РАССТАНЕМСЯ…
Хоть боюсь на свете только этого,
знаю я, что мы с тобой расстанемся.
Близится разлука наша долгая.
Вот заснет за речкой мельница,
Тьма сгуститься…
В час, когда душа
особенно страшится одиночества
мы с тобой расстанемся…
Перевод Сергея Алиханова