Пусть облегчит твой трудный путь глоток из родника.
***
Из оплетенной бочки ведер на семь
Я нацежу вина в большой кувшин.
Тумана кошки спрыгивает наземь
И выгибают сотни белых спин.
Открыл окно -и комната промокла,
Стаканы запотели на столе.
Мне из окна видны лишь только окна,
Парящие кругом в туманной мгле.
Из Симона ЧИКОВАНИ
* * *
Я собираю в комнате шаги.
Шаги теряются, и я об этом знаю.
То яркий свет, то не видать ни зги, -
Шаги, являясь, снова исчезают.
Я собираю в комнате шаги.
Шаги вокруг в невидимом витают.
В любимом воздухе они теперь легки,
И от шагов шаги в пространстве тают.
Неодолимое желание: собрать -
Сопутствует всем помыслам поэта.
И собирает он шаги добра
И сотворяет целый мир из света.
Шаг - вечности порог преодолел,
Бесчисленное счислено шагами.
И шаг огромный к звездам улетел,
И изумил, и одарил мирами.
Крадущиеся - те мне ни чета.
А я ищу все первообраз шага.
Моих шагов уже не сосчитать,
И время сломано их ходом и отвагой.
Я удивлен, признаюсь, удивлен,
Что я свои шаги собрал стихами,
И в бесконечные раздумья углублен,
И все хочу нагнать шаги шагами.
ПАРОМЩИК
Качался паром. Горы синие в Гурию
Виденьями юности звали знакомо.
От горных потоков река была бурою.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Помог я паромщику в платье с прорехами.
Смотрел я на быстрый Риони, на полдень…
Как рты у мальчишек набиты орехами,
Так был он историями заполнен.
В теченье реки сок струился кизиловый.
Паромщик ходил, не спеша, по парому.
Хотя башмаки его рты поразинули -
Прошел он нетрудную в жизни дорогу.
Он жил, не тесним ни столами, ни стульями.
Здесь дуб шелестел в окружении рощи.
В ночи, просветленной лишь звездными ульями,
Как пастырь, рассказывал что-то паромщик.
Он - вестник ночной в облачении скудненьком -
Был, словно луна, в световом ореоле.
А темень могилу готовила путникам,
Как жезлом - до дна! - рассекая Риони.
Всю ночь я выслушивал шепот кустарника.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Меня спас от смерти паромщик тот старенький
Когда меня в Гурию свез на пароме.
Теперь же здесь мост.
Только зелень ущербная
Здесь все еще тихо вздыхает и ропщет.
Парома уж нет. И в могиле, наверное,
О нем все рассказывает паромщик.
* * *
Мной огорожен был родник,
А ты от жажды изнемог.
И ты пришел, к нему приник,
И ты напился из него.
Присядь на камень перед ним,
Лоб влагой освежи.
И если нас он породнит
«Спасибо» - мне скажи.
Пусть облегчит твой трудный путь
Глоток из родника.
Придешь к нему когда-нибудь
Опять издалека.
И если он затоптан вдруг
Копытами коня,
Иль высох в засуху - мой друг,
Тогда прости меня.
Из РЕВАЗА МАРГИАНИ
Я ПРИЕДУ В МУЛАХИ
Обязательно в этом году
Я приеду, к земле припаду,
И песок не стряхну я с рубахи.
И листва затрепещет вокруг,
И закончится время разлук, -
Я приеду в Мулахи.
И, пройдя по истертым камням,
Узким улочкам я передам,
Как без них я исполнен печали.
И когда лунным светом объят
Старый мостик - шаги зазвучат,
Что давно отзвучали.
И, как в детстве, опять и опять
Этим воздухом буду дышать
Как смородина, горьким и сладким.
Поброжу я и в рощах моих,
Только мне не обидеть бы их
Посещением кратким.
Так лишь в давние было года -
Прерывалась дорога туда,
Не хватало Сванетии соли.
И Мулахи - какой вот уж год! -
Точно так же мне недостает.
Время прервано, что ли?..
Там несуетное бытие,
Словно кремниевое ружье,
Перешло из седьмого колена.
Там заждались коса и трава.
Все ненайденные слова
Там найду непременно.
Там и прошлое скрылось на срок -
Беспокойное, как ветерок,
Вдруг мелькнет чередой легкокрылой.
И мгновения жизни самой
Раздвоятся,
И снова со мной
То случиться, что было.
Девять братье делили орех,
И хватили, хватило на всех.
Жизнь свою доживаю без братьев.
Я бы сердце свое разделили,
Я бы душу свою им открыл,
А не только объятья.
Очень скоро в Мулахи вернусь,
И заплачу я и засмеюсь.
Наши башни ветра не согнули.
Вот доделаю эти дела
И поеду домой.
Так пчела
Возвращается в улей.
Из Силована НАРИМАНИДЗЕ
ВСАДНИКИ
Взойди на Джвари, монастырь Креста.
В долине оживающую карту
Перед тобой откроет высота -
Армази, Хетта - древнее Урарту.
И будет откровение дано
Твоей душе от славного предтечи -
Величие само погребено
В долине, омываемой двуречьем.
О, всадники, куда исчезли вы?
Промчавшись к солнцу в утреннем тумане,
Вы стали достояньем молвы…
Вновь в грохоте копыт летят Мерани!..
* * *
История событьями полна,
Но все же для людей неуловимо,
До наших дней от основанья Рима
Неистово менялись времена.
В родных горах скрывались племена
Чтоб сохранить незыблемость уклада -
Пусть все как встарь - им перемен не надо! -
А все же изменялись времена.
И дождь, и солнце, и опавший клен,
И ветер, проносящийся над полем,
Неспешность дум, и речи над застольем
Вершили изменение времен.
Закат и над рекою тишина,
Разгул весны на переломе к лету.
И может быть, как раз в минуту эту
Внезапно изменились времена…
* * *
К вам, старые дубы, я приходил когда-то
И словно в древний храм, ступал под сень ветвей.
И, прислоняясь спиной к коре шероховатой,
Смотрел, как гаснет день, и вспоминал друзей.
При свете ярких звезд слышнее становились
В ущелье - волчий вой, в долине - шум гульбы.
И эти звуки все куда-то уносились -
Шумели надо мной широкие дубы.
Молитву ли они творили в час полночный,
И, жест сухих ветвей к созвездиям воздев,
Меж небом и землей свой шелест неумолчный
Преображали вдруг в таинственный напев...
ПАСТУХ И САМОЛЕТЫ
Когда самолеты, прочеркивая небосвод,
Над белым Кавказом летят в оживленном просторе,
Идя за отарой, за ними следит овцевод
И в небо глядит с неизбывной тоскою во взоре.
Кричит на овец, и с овчарками думает вслух,
Сидит у костра, по полгода отрезан от мира -
Под гул реактивный мечтает печальный пастух
О недостижимой, высокой судьбе пассажира,
Да вот путешествовать все-то ему недосуг...
А те, кто на горы сквозь круглые окна глядели,
Из кресел удобных хотели бы выйти на луг,
Но мчались вперед к достиженью заведомой цели.
Так люди мечтают своей поменяться судьбой,
Им завидно видеть иные труды и заботы.
Меж тем над лугами, в прекрасной дали голубой,
Все так же летят то туда, то сюда самолеты…