"Я ощущал груз Ленского кудрей Поверх погон мне падавших на плечи..." тифлисская лирика
***
А с Мтацминды - куда ни взгляни -
Всюду видишь Куру.
Как листва, вечной осени дни,
Шелестят на ветру.
Перед будущим в прошлом склонись,
Чтобы снова взлетать -
Вверх сперва, а потом уже вниз,
Как сентябрьская медь.
А в ночи все светлей, все ясней
И глаза, и слова,
Как летящая в море огней
Золотая листва.
Улетел, встав едва на крыло, -
И поймешь в сентябре:
Сколько в Тибре воды утекло -
Ровно столько в Куре.
Уместилось в неполной горсти,
А хватило сполна,
Что досталось тебе загрести
С родникового дна...
ОСЕННЯЯ ПРОГУЛКА
Как хорошо, что мы все вместе,
Что мы собрались и сидим.
О нашем доме и семействе
Мы говорим и говорим.
Как хорошо, что все здоровы
Что прекратился карантин.
А мой отец устал с дороги -
Он за рулем сидел один.
И наша бабушка устала
От многих стирок и забот.
И нам осталось очень мало
Жить-доживать тяжелый год.
Как наша мама постарела,
И похудела как сестра,
Отец болеет то и дело,
И бабушке не встать с утра.
Уже сентябрь. Уже погода
Меняет облик всех садов.
Уже готовится природа
Бежать надолго городов.
И нас охватит сожаленье
Часам, наверное, к пяти,
Что мы проводим воскресенье
Не в осени, а взаперти.
И мы поедем покататься
По вечереющим горам.
Так хорошо, быть может статься,
Уже не будет больше нам.
А бабушка нас покидает
И по лесу гулять идет.
Она цветочки собирает
И их в машину принесет.
Мы их назад, к стеклу положим,
Где теплый хлеб уже лежит.
И золотистым бездорожьем
Автомобиль наш закружит.
За поздним ужином, за чаем
Мы обо всем поговорим.
Потом с сестрой мы поиграем
Или с отцом мы помолчим.
ГОЛУБИНЫЙ ШУМ
Над площадью не слышно голубей.
В другом краю они летают шумно.
Я знаю голубятню - там живут
Два голубя на пять квадратных метров
И там без счета шумных этих птиц.
А голубятня друга моего,
Она в его квартире - это храм
Огнепоклонников.
Он был построен тут
Задолго до принятия христианства.
И вот уже остался он без крыши,
И только стены с нишами вокруг,
Высокие, сухие и без окон.
С одной стены растет под небом куст,
А ниже стены, ниши и земля.
Но вот приходит мой веселый друг,
Из ниш в кирпичных стенах он берет
Руками разноцветных голубей
И их кидает очень сильно вверх,
Чтоб кончились бы стены
и полет
Их начинался сразу в небесах.
И голуби летят, и крыльев плеск,
Трепещущий, просторный, очень громкий,
Шумит, как не шумел бы там огонь.
И там проходи время не бесследно:
Шум пламени стал шумом голубиным,
Мне кажется, на несколько веков.
А между тем, мой самый лучший друг
Свистит, стучит, орудует шестом,
Швыряет зерна щедрыми горстями,
И голуби переполняют храм.
* * *
Памяти Степана Ананьева
Тобой, мой друг, составлен этот список
Того, что нужно нем сейчас купить -
Картошку, масло, полкило сосисок,
А так же чем запить и закурить.
А мир бежит и жадно покупает.
И среди премий, выигрышей, краж
Твоя рука опять пересчитает
Весь наш обед и славный ужин наш.
И мы пойдем по скомканному снегу,
По улице, которая грязна,
Туда, где все, что нужно человеку,
Нам подадут с тобой из-за стекла.
Пока на плитке чайник закипает,
Над пепельницей список мы сожжем.
Тогда никто на свете не узнает,
Что мы едим, чем дышим, как живем.
МУЗА ПЕРЕВОДА
Десятая муза,
с тобой не гулял Аполлон.
На нашей казарме
мне видится твой маскарон.
Когда же полковник
прикажет замазать тебя,
Десятая муза,
проклятая мука моя?!
Я снова уволен,
но я не хочу уходить.
Я слишком свободен,
пора бы меня осадить.
Иду я с бумажкой -
меня на задержит патруль.
Пока, мой товарищ,
ты чистишь обойму кастрюль.
Но это - работа,
которую кончить дано.
А то, чем я занят,
закончить нельзя и грешно.
Наряд мне, полковник,
назначьте за всех штрафников,
Но чтоб его смог я
начать и закончить
во веки веков.
* * *
Когда я жил не ведая скорбей,
Со взводом повторяя повороты,
Зачем в угрюмой памяти моей
Звучали недозволенные ноты?
Зачем среди плантаций и садов,
В угаре мандариновых набегов,
Свет тусклый вспоминавшихся стихов
Меня лишал плодов, заслуг, успехов?
Зачем среди подтянутых парней,
Произнося торжественные речи,
Я ощущал груз Ленского кудрей
Поверх погон мне падавших на плечи?
На стрельбище, в ликующей стране,
Где все стреляло, пело и светилось.
Зачем, наперекор всему, во мне
«My soul is dark" - опять произносилось...
Байрон - »Душа моя мрачна...«
* * *
Язык базаров и казарм
Мне удалось преодолеть.
Я был к себе излишне строг.
Мне есть о чем и как сказать.
А мне казалось в феврале,
Что мне осталось восемь строк.
* * *
Из оплетенной бочки ведер на семь
Я нацежу вина в большой кувшин.
Тумана кошки спрыгивает наземь,
И выгибают сотни белых спин.
Я створки отворю - стена промокла,
Стаканы запотели на столе.
Мне из окна видны лишь только окна,
Парящие кругом в туманной мгле.
***
Здесь пространные слоги
Стекают с крыш языка,
Оставляя на улицах строчек
Потоки и лужи.
Здесь в окне, иногда,
Зажигается призрачный свет
И ведутся - с магическим смыслом -
Беседы бессмысленных.
Здесь считают, считают
Удары бессонного сердца,
И по загнутым пальцам
Выводятся точные формулы.
Здесь лысеющий мальчик.
Сутулясь, сидит на стуле,
На лице испитом его
Муки смертельной мечты.
А собой не прощенный
Приносит сытым любовью
На подносе стихов
Огрызок своей души.
И все эти странные странности
Отражаются в синих слезах,
Как уродливый, длинный бродяга
В никелях утонченных машин.
1968 год.
***
Вдоль улицы, где те же водостоки,
Фасады, камни - в тот же век жестокий.
В горах кипит имперская работа:
В ночь - кавалерия, а по утрам - пехота.
Мой прадед поставляет сбрую, седла,
Зажиточно живет, но не оседло.
Мир так несправедлив и неказист!
Всё изменить! - решает гимназист.
Для своего марксистского кружка
Он лучшего найдет ученика.
Бунтарская свершилась небылица,
И мой отец уехал из Тифлиса.
Я следом шел дет через шестьдесят,
И видел в стеклах отраженный взгляд
Чугун ворот просел, засов ослаб,
В засадах времени не разобрался штаб.
Взгляд в прошлое вернулся, полный сглаза -
И все корпим над картами Кавказа…
2016 г.
О ПОЕЗДКЕ
ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПЕРВОГО
НА КАВКАЗ в 1837 ГОДУ
Был сделан в канцелярию запрос -
В присутствии возможно ль высочайшем
Вельможным инородцам и князьям
Являться на приемы и балы
В привычных им, кавказцам, сапогах.
Был дан ответ, что вроде бы вполне
И позволительно, но все-таки негоже.
Затменье послепушкинской эпохи
Уж наступило.
Лишь фельдъегеря,
Сменяя лошадей, во все концы
Развозят повеленья Петербурга.
***
Пока я вспоминал Тифлис,
Где дед, отец хлебнули лиха,
Росою птицы напились,
Уже созрела облепиха.
Клевать, клевать! - шумят, зовут,
Взлетают сойки из-под кочек.
Неспешно в памяти идут
Года, - смотрю в проемы строчек.
Узнал, и вспомнил, и забыл -
Кромешный год пришелся на год.
Утешусь вспархиваньем крыл
К созвездьям ярких желтых ягод…
2015 г.
***
Идет ХХ век,
И я иду в кино,
Потом на велотрек
На улице Камо.
Стрелял и отнимал,
Сжимая револьвер, -
И счастье приближал
Революционер.
Пройду Верийский спуск,
И мост через Куру.
Запомню наизусть,
Ни строчки не сотру.
И через двадцать лет
Возникнет смысл иной,
И засияет свет,
Рождаемый строкой.
Пока ж кружится лист,
Шин шелестящий звук,
И велосипедист
Дает за кругом круг.
Он давит вниз педаль,
Она взлетает вверх,
И приближает даль,
Готовит смену вех...