О взаимоотношениях Н.М. Кармазина и А.С. Пушкина - в повести "Родовое поместье"
Журнал из Минска- в Москве!
***
Часа через два на крыльце появился Дмитрий:
- На сегодня достаточно! Пошли, дорогая, пока еще солнце светит, искупаемся в Волге!
- Сейчас только начало мая! Вода ледяная - я в реку ни за что не полезу!
- Ты на берегу постоишь, а мне холодная вода сейчас просто необходима! я начинаю слышать прозу и должен закрепиться в её ритме. Мне нужна ледяная встряска, чтобы смыть и забыть все остальное!
Проселком, по которому приехали, супруги дошли до Волги и начали спускаться к реке. Порыв ветра стал сдувать их с косогора, и они схватились за руки, поддерживая друг друга, добрались до воды - тут ветер стих.
Неподалеку на выровненном уступе стояли накренившиеся сараи с остатками дощатых дверей, висящих на проржавевших петлях. Подойдя поближе, внутри они увидели рассохшиеся лодки, порванные садки, удочки без лесок - рыболовецкую рухлядь. На кольях возле сараев трепыхались обрывки истлевших сетей, когда-то развешанных здесь на просушку. Вбитые в глину и едва торчащие из воды ржавые отрезки водопроводных труб обозначали бывший причал, смытый весенними паводками. У самой воды из прибрежного песка выступали ребра баркаса без всякой обшивки.
- Словно сам Арго тут рассыпался, - пошутил писатель.
- Кто? - не расслышала Виктория.
- Легенду про Аргонавтов помнишь? Их предводитель Язон в глубокой старости был погребен под такими же старыми обломками своего корабля…
- Невод из Волги рыбаки достали и улов свой выбрали. За бутылкой пошли, да так и не вернулись… - грустно пошутила Виктория.
- У этих берегов многое происходило… - Цухов бодро разделся, в одних трусах стал ходить по песку и махать на ходу руками. Держась за ребра баркаса, сделал несколько приседаний.
- Ступни щепой не наколи! - следила за мужем Виктория.
Поупражнявшись, Цухов пробежался трусцой по песку, вдруг ринулся в воду и отважно нырнул в Волгу!
- Господи! хоть бы не утонул! - взмолилась Виктория.
Голова Дмитрия тут же появилась из глубины, энергичными гребками писатель проплыл метров семь и повернул к берегу. едва коснувшись дна, он стал оглядывать высокий берег. Потом опять поплыл вглубь, но тут же повернул обратно, нащупал дно, попытался встать, но потерял равновесие, упал обратно в воду и на берег выкарабкался на четвереньках.
- Ну ты даешь! - вздохнула Виктория.
Дмитрий хотел было снова пробежаться, но не смог - голова закружилась, дыхание перехватило. Писатель стал стряхивать с себя воду.
Волга - как он и надеялся! - напрочь стерла все текущие мелочи, и ему все явственнее слышался гул нарождающейся прозы.
- Повесть во мне оживает! - поделился радостью Дмитрий.
- А как ты чувствуешь, что пишешь именно повесть? А может, у тебя только короткий рассказ получится или ты начал новый роман? - улыбнулась Виктория.
На полном серьёзе, обтираясь полотняным полотенцем, писатель сразу же стал объяснять жене тонкости своего ремесла:
- Все дело в моем внутреннем ощущении текстовой насыщенности. В прозу я вхожу, точнее, бросаюсь в неё, как сейчас в Волгу. если текст меня полностью захватывает и я начинаю жить вместе с моими героями неведомой мне самому жизнью, значит, я пишу новый роман, который рождается самой стихией языка, как Афродита пеной морской. А сейчас мне все - более или менее - известно, что произойдет. Это значит, что я пишу повесть.
- Заумь какая-то, - прокомментировала Виктория.
- И рассказ, и роман, и повесть - каждая форма имеет свои текстовые особенности. чем богаче проза словами, тем объемнее художественный текст. Такова природа читательского восприятия и даже внимания - которое захватывается и держится в напряжении исключительно самой насыщенностью текста. Иначе - при бедном словаре в объемном, большом тексте - читателю сразу становится скучно! Точно так же и в музыке - звуковое изобилие предопределяет длительность симфонии, а какая-нибудь песенка с двумя мелодиями звучит всего три минуты. Тот же Александр Сергеевич достиг вечной новизны своих текстов самым невероятным образом: во всем своем творчестве он употребил чуть больше 20-ти тысяч слов. Но из этих 20-ти тысяч - ты не поверишь! - 10 тысяч слов - только по одному-единственному разу! Оказывается, Пушкин интуитивной алгеброй проверял свою гармонию! В частотности словоупотреблений разгадка тайны и радостной притягательности его творчества!
- Похоже, даже волжская вода тебе мозги не прочистила. Лучше нырни-ка еще разок, - пошутила Виктория.
- Наша жизненная ситуация сейчас меня располагает только к повести. Работая над романом, я впадаю в полную житейскую беспомощность…
- Тут я с тобой полностью согласна! С этой твоей романной беспомощностью я сталкиваюсь ежедневно, - улыбнулась Виктория.
Раскрывая жене особенности своего дела, писатель оделся, супруги не спеша поднялись по косогору к деревне.
Картинно повернувшись, Цупов поклонился и поблагодарил:
- Спасибо тебе, Волга!
- Меня ты должен благодарить, Дима! Меня, а не реку! Это мне приходится выслушивать ежедневно твои писательские страдания…
- Волга - живая! Она сразу все чувствует, и показывает, и даже представляет!
Из её вод я только что видел, как по нашему берегу проехал Карамзин… - еще и Карамзина приплел! Откуда что берется…
- Да! Николай Карамзин! По нашему берегу он промчался еще за 10 лет до рождения все того же Пушкина! А сейчас, то есть тогда, в тот самый день Карамзин торопился по нашей заросшей сейчас колее в Санкт-Петербург, чтобы отправиться в Европу! - продолжил фантазер.
- Дима, дорогой! За нашей брошенной деревенькой проселок кончается! Ни дороги, ни пути дальше нет!
- А в те времена здесь пролегал главный тракт Империи! Именно по этому берегу мчались фельдъегеря из столицы в Москву, ехали визитеры-помещики с губернскими подорожными. Это сейчас только мы с тобой здесь бредем, как перехожие калики, - ты, моя единственная слушательница, и я, твой последний говорун. Все ты да я, да мы с тобой - ни проезжих, ни верховых…
- Все привираешь, чтобы только самоутвердиться передо мной! Здесь теперь только руины рыболовецкие… - я с тобой делюсь, чтобы донести слова до текста. В звуковых отголосках мне является суть моей повести. Сказанное не забывается…
- Предстоящие недели нам с тобой предстоит здесь жить за мой счет, вот в этом-то и вся суть. Твои денежки - до копейки! - мы в эту избенку вложили, а зарплаты твоей нам хватит на два заказа. В последний месяц на твой счет вообще никаких переводов еще не приходило, а нам необходимы занавески на окна, холодильник. Тебе - настольная лампа, чтобы совсем зрение не посадить, а мне - наушники - я их забыла взять с собой! - чтобы с ума тут не сойти от твоего стука и чтобы моя музыка тебе работать не мешала. И все это буду заказывать я! Сейчас здесь рулит доставщик «Озон», а вовсе не твой язон. Все герои канувших времен нам не доставят и одной бутылки кефира!
- Все так и есть, дорогая. Прости мне мою назойливость! Эти голосовые наброски - только чтобы донести слова до бумаги, - виновато пробормотал Цухов.
- Это качество в тебе я очень ценю и люблю! Прошу тебя, пожалуйста, продолжай со мной разговаривать, - сменила Виктория гнев на милость. Супруги подошли к забору, и писатель взялся было приподнимать калитку, но театральные навыки сочинительства никак его не отпускали - и он, вроде даже не совсем нарочито, оглянулся.
Виктория, наблюдая за лицом мужа, заметила, что опять что-то промелькнуло - то ли в его воображении, то ли на самом деле - у него перед глазами. Мгновение спустя писатель опять взялся за накидушку-никудышку и отворил калитку.
Пока муж на крыльце возился с входной дверью, жена под лучами заходящего солнца развесила на колючей ветке облепихи мокрое полотенце и тут же стала обламывать с цветущих яблонь сухие нижние ветки. Когда с охапкой наломанных сучьев Виктория вошла в избу, Цухов уже печатал.
Виктория открыла чугунную дверцу отвода печной трубы. С нижней стойки буфета взяла несколько старых газет, одну из которых тут же свернула, подожгла и просунула в печное отверстие. Старая газета изредка вспыхивала, но в основном тлела. Напустив дыма, Виктория свернула еще одну газету, опять зажгла, и вдруг пламя потянулось в печное отверстие - появилась тяга!
- Печник знал свое дело! - обрадовалась Виктория.
Открыв поддувало, она тут же стала ловить ладонями серую струйку - печь была забита старым пеплом.
В пристройке Виктория нашла - всю в пятнах облетевшей эмали - обливную миску. Алюминиевой столовой ложкой она стала выгребать пепел, и как только миска в очередной раз заполнялась, Виктория выходила в сад и выбрасывала пепел - горку за горкой - под корни яблонь. Выскребла поддувало дочиста и открыла печную топку, в которой на скомканном газетном листе построила горочку из наломанных сухих сучьев.
Огонь в печи - впервые за много лет - разгорелся от первой зажженной спички. Вглядываясь в занявшееся пламя, Виктория вдруг прочла про себя строчки, недавно попавшиеся ей на глаза в каком-то журнале и сразу же запомнившиеся:
Разбег короткий рейсовой ПеОшки -
Под крылья травяной ушел аэродром…
Смотрю я на мостки, на свой дощатый дом,
На церковь, где чадят перед иконой плошки.
Одна лечу в Москву, чтоб снова биться лбом,
И с жалостью меня там встретят по одежке -
Как провожает здесь, колеблясь под дождем,
Лишь слабая ботва невызревшей картошки…
- Северное деревенское мое детство опять ко мне вернулось, - прошептала Виктория.
***
За скромным ужином, приготовленным из разогретых на печи овощных консервов, Виктория смотрела в экран лэптопа, а Цухов под неяркой верхней лампочкой правил текст, настуканный им за день.
- Повесть пошла! И ты потом, пожалуйста, обязательно прочти. Твое мнение мне крайне необходимо! - сказал писатель.
Виктория сидела в Интернете и выбирала холодильник. Башня связи из соседнего села действительно охватывала всю округу. Их телефонные номера операторы мобильной связи определили по местонахождению абонентов, и через модем смартфона интернет в лэптопе работал. МТС фурычит и в Цуховке!
Сделав закладку, Виктория ответила мужу:
- Обязательно, я все прочту и под каждой главой сделаю, как всегда, свои замечания. Но читать я буду, только когда Зиночка эту твою новую повесть оцифрует! И все эти невозможные буковки на листочках-кругляшках обретут наконец нормальный вид на моем мониторе! Мне сейчас от руки, что ли, писать свои замечания, чтобы ты их прочел? А потом эти записочки прикреплять скотчем на стекла этого омерзительного буфета? После твоих бесконечных автоматных очередей я физически не могу смотреть на продавленные буквами листы - так они меня раздражают! если я и прочту какую-нибудь фразу твоего - в прямом смысле! - печатного текста, от раздражения я ничего не понимаю!
- Дорогая, пожалуйста, успокойся! хорошо - ты прочтешь потом! Как только мы вернемся в Москву, я попрошу Зиночку сделать мне эту повесть.
- Твоя секретарша - умница! Она сразу же пересылает всю твою писанину на мою электронную почту!
- Эти детали постоянно выбивают меня из колеи…
«Вот Бог послал мужа-дикаря…», - подумала Виктория и спросила, чтобы переменить тему и несколько смягчить негативную реакцию мужа:
- А тебе по-над Волгой вправду сам Карамзин являлся?
- Сегодня мне привиделись два его проезда! И оба по нашему берегу.
- О, Господи!
- Вначале прямо из Волги я видел как молодой подмастерье, 23-х лет от роду, направляется в Европу по масонским адресам и рекомендациям. Неделю назад - конечно, в его времени - в Москве ему выдали сухопутный паспорт. Мимо нас он торопился на бричке в Санкт-Петербург, чтобы скоро оказаться в Кенигсберге, в гостях у философа Канта. Из-за дорожных колдобин у него по всей Европе то и дело ломались тяжелые и грязные железные оси, и ему часто приходилось самому их снимать и дотаскивать до ближайшего кузнеца. Он подробно написал, как он добрался до Парижа, где присутствовал на заседаниях Революционного Конвента и слушал там самого аббата Мори!
Когда же мы с тобой подошли уже к нашей калитке, Карамзин вдруг явился мне во второй раз! Это случилось - в его времени! - 25 лет спустя. Карамзин проехал мимо нас в тарантасе, запряженном двумя лошадьми, со всем своим семейством - женой и четырьмя детьми. Старшие смотрели в оконце тарантаса на Волгу, а двое младших уже спали, - уточнил Цухов.
- Ты что, ясновидящий? Или уже сумасшедший? Зачем в такую зябкую дорогу Карамзин взял еще и маленьких детей? - Виктория решила подыграть мужу.
- Император Александр Первый выделил и ему, и всей его семье двухэтажный домик рядом со своим екатерининским дворцом. Император недавно прочел несколько глав «Истории государства Российского» и повелел издать её за счет казны. Но Государь очень ревниво почувствовал в Карамзине единственного себе ровню во времени собственного царствования и решил поселить его рядом с собой. В Царском Селе у Карамзиных ежегодно рождалось еще по ребенку, а к 8-ми томам «историограф» написал еще три, а последний так и не закончил.
Юный Пушкин - и он опять тут как тут! - каждый день после занятий в Лицее, приходил в гости к Карамзиным и гулял по екатерининскому парку с их детьми…
полностью повесть - https://cloud.mail.ru/attaches/16717826712002731527%3B0%3B1
http://lit-web.net/novaya-nemiga-literaturnaya-6-2022/ - повесть «Родовое поместье»