"Долгая осень" - к 35-ти летию выхода сборника
Переводами грузинской поэзии я занимался 20 лет - с 1968 по 1988 годы, перевел десятки и десятки тысяч строк.
Благодаря многочисленным переводным публикациям в журнале "Литературная Грузия"
http://alikhanov.livejournal.com/291783.html
и десяткам тысяч переведенных строк
Из Колау Надирадзе -
http://alikhanov.livejournal.com/332898.html
Из Силована Нариманидзе
http://alikhanov.livejournal.com/333139.html
Из Мориса ПОЦХИШВИЛИ -
http://alikhanov.livejournal.com/333668.html
этот сборник издали в "Мерани".
В книжке "Долгая осень" избранные переводы Симона Чиковани, Георгия Леонидзе, Реваза Маргиани,
Переводы стихов «Я собираю в комнате шаги», «Паромщик» и «Родник» - первые мои переводы сделанные в 1968 году. Мне дали подстрочники этих стихотворений, с тем чтобы, как я сейчас мне кажется, в редакции я больше не появлялся. Когда же через неделю я принес переводы, стихотворение «Я собираю в комнате шаги» был опубликовано под фотографиями Симона Чиковани в 12 номера «Литературной Грузии» за 1968 год. Так появилась моя первая публикация
Журнал "Литературная Грузия" издавался тиражом 8600 экз. - больше, чем сейчас тираж всех толстых журналов вместе взятых. Этот журнал продавался в московских киосках "Союзпечати".
14 лет спустя в журнале «Литературная Грузия» вышла большая подборка моих переводов Симона Чиковани - классика грузинской поэзии,
с предисловием Ираклия Абашидзе
Сейчас в Тбилиси есть улицы имени этих поэтов.
Из Симона ЧИКОВАНИ
* * *
Я собираю в комнате шаги.
Шаги теряются, и я об этом знаю.
То яркий свет, то не видать ни зги, -
Шаги, являясь, снова исчезают.
Я собираю в комнате шаги.
Шаги вокруг в невидимом витают.
В любимом воздухе они теперь легки,
И от шагов шаги в пространстве тают.
Неодолимое желание: собрать -
Сопутствует всем помыслам поэта.
И собирает он шаги добра
И сотворяет целый мир из света.
Шаг вечности порог преодолел -
Бесчисленное счислено шагами.
И шаг огромный к звездам улетел,
И изумил, и одарил мирами.
Крадущиеся - те мне ни чета.
А я ищу все первообраз шага.
Моих шагов уже не сосчитать,
И время сломано их ходом и отвагой.
Я удивлен, признаюсь, удивлен,
Что я свои шаги собрал стихами,
И в бесконечные раздумья углублен,
И все хочу нагнать шаги шагами.
* * *
Мной огорожен был родник,
А ты от жажды изнемог.
И ты пришел, к нему приник,
И ты напился из него.
Присядь на камень перед ним,
Лоб влагой освежи.
И если нас он породнит
«Спасибо» - мне скажи.
Пусть облегчит твой трудный путь
Глоток из родника.
Придешь к нему когда-нибудь
Опять издалека.
И если он затоптан вдруг
Копытами коня,
Иль высох в засуху - мой друг,
Тогда прости меня.
ПАРОМЩИК
Качался паром. Горы синие в Гурию
Виденьями юности звали знакомо.
От горных потоков река была бурою.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Помог я паромщику в платье с прорехами.
Смотрел я на быстрый Риони, на полдень…
Как рты у мальчишек набиты орехами,
Так был он историями заполнен.
В теченье реки сок струился кизиловый.
Паромщик ходил, не спеша, по парому.
Хотя башмаки его рты поразинули -
Прошел он нетрудную в жизни дорогу.
Он жил, не тесним ни столами, ни стульями.
Здесь дуб шелестел в окружении рощи.
В ночи, просветленной лишь звездными ульями,
Как пастырь, рассказывал что-то паромщик.
Он - вестник ночной
в облачении скудненьком -
Был, словно луна, в световом ореоле.
А темень могилу готовила путникам,
Как жезлом - до дна! - рассекая Риони.
Всю ночь я выслушивал шепот кустарника.
Все, с чем я вернулся - пустяшней соломы.
Меня спас от смерти паромщик тот старенький
Когда меня в Гурию свез на пароме.
Теперь же здесь мост.
Только зелень ущербная
Здесь все еще тихо вздыхает и ропщет.
Парома уж нет.
И в могиле, наверное,
О нем все рассказывает паромщик.
1968 г
Библиотека поэта.1987 г.
Мурман ЛЕБАНИДЗЕ
* * *
Я ехал верхом - то вдоль берега, то меж холмов.
Вдруг волк одиноко завыл за студеной рекой,
А следом завыла и стая - вся стая волков,
И я поразился - как слажен, как дружен их вой.
- Эх, Мурман, - сказал я - как ты одинок на земле!
Всю тягость дороги
ты должен один превозмочь,
Когда даже волки в промозглой предутренней мгле
Завыли все вместе на долгую зимнюю ночь...
Морис Поцхишвили
ДОРОГА, КОРРИДА, ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭЙ
А поезд, как бык, и ревет, и летит.
И в этом напоре утеряна мера.
Вселенная, словно коррида, гудит
И машет луною, как желтым сомбреро.
Вот красным плащом поведет семафор,
И поезд, помедлив, срывается с места,
Могучим загривком взметая простор…
И Он тоже здесь… Он спешит на фиесту…
Звонит этот колокол гулкий по ком?..
Вдруг поезд на шпагу рассвета наткнется,
Но кровь на арене засипят песком,
И зрелище вновь ни на миг не прервется.
Начнется такое, что только держись…
Оттуда не будет обратного рейса -
Со смертью не соединяется жизнь
На всем протяжении, словно два рельса.
(Антология мировой поэзии в русских переводах 20 века)
Из Зураба КУХИАНИДЗЕ
НОЧНЫЕ КРЫШИ
Луна к себе притянет сны земные,
И в час метаморфоз и перемен,
Вдруг крыши, словно бабочки ночные,
Взлетят и обнажат проемы стен.
Я снова тихий голос твой услышу,
Годов ушедших разомкнулся круг -
Светясь в ночи, легко пройдет сквозь крышу
Изгиб летящий лебединых рук…
* * *
Ожидание, как камень, тяжко сдавливает грудь.
Если только ждать умеешь - все придет когда-нибудь.
Ждешь погоды, ждешь удачи и, смиряясь с невезеньем,
Вдруг поймешь, что эти годы оказались униженьем.
И покажется, что время не вперед идет, а вспять.
Душу губит ожиданье, если слишком долго ждать…
* * *
Отбился жеребенок от табуна, играя,
И бесшабашно бегал, взметая белый снег.
Внезапно на опушке возникла волчья стая.
Пред серою стеной прервался бег.
Была деревня близко, несло жильем и дымом,
А тут на жеребенка шла смерть со всех сторон.
Расчесанная грива от страха стала дыбом -
Мой рыжий жеребенок был обречен.
И молнией ударил вожак, и налетела
Волною серой стая.
И, сжавшись весь в комок,
За деревом я плакал, в глаза все потемнело -
Ничем уже я другу помочь не мог.
Вдруг вырвалось из круга из смертного и звонко
Помчалось на свободу в простор полей лесов
Исполненное болью ржанье жеребенка, -
В нем было и прощанье, и крик, и зов.
А стая жадно ела, насытилась. Стемнело.
Как тени, волки скрылись. Настала тишина.
И лишь снега светились, и кровь на них алела.
А над пустой опушкой взошла луна.
Дрожащею спиной я прислонился к буку -
И как арба скрипел он - был ствол упасть готов.
А снежного покрова накинутую бурку,
Как строчками, прошили следы волков.
С тех пор в просторах зимних, где рыщет волчья стая
По ледяным дорогам без цоканья копыт,
Взвивая гриву ветра, пыль снежную вздымая,
Ржанье жеребенка летит, летит…
Его не оседлали, и страх его не гонит,
И лишь порой манит той деревеньки дым.
А следом без оглядки, в неистовой погоне,
Мое лихое детство летит за ним…
Переводы именно - избранные, например Зураба Кухианидзе я перевел 2 книжки - в общей сложности не менее
4-х тысяч строк - обе вышли в Москве.
Силована Нариманидзе - моего близкого друга - вечная ему память! -3 книжки, а строк и того больше.
Две из них вышли в Тбилиси, а одна - "Виноградник" - в издательстве "Советский писатель".
Силован Нариманидще, несомненно, был пророком.
Вот его стихотворение, которое я перевел в 1982 году:
* * *
История событьями полна,
Но все же для людей неуловимо,
От древних царств, от основанья Рима
До наших дней менялись времена.
В родных горах скрывались племена
Чтоб сохранить незыблемость уклада -
Пусть все как встарь - им перемен не надо! -
А все же изменялись времена.
И дождь, и солнце, и опавший клен,
И ветер, проносящийся над полем,
Неспешность дум, и речи нал застольем
Вершили изменение времен.
Закат и над рекою тишина,
Разгул весны на переломе к лету.
И может быть, как раз в минуту эту
Внезапно изменились времена…
Симон Чиковани был издан в большой серии "Библиотеке поэта", а подборку моих переводов Симона Чиковани предварил своей врезкой в "Литературной Грузии" сам Ираклий Абашидзе.
При получении пенсии я принес справку из библиографического отдела творческих кадров союза Писателей России.
В этой справке указано. что перевод в декабрьском номере журнала "Литературная Грузия" за 1968 год - стихотворения Симона Чиковани "Шаги" - это моя первая литературная публикация.
Творческий стаж у меня, стало быть, 55 лет...
Журнал "Литературная Грузия" давно закрыт.
Давно закрыто и издательство "Мерани", где вышла книжка "Долгая осень", за которую я получил и немалый по тем временам гонорар.
Именно благодаря этой книжке мое приемное дело в Приемной комиссии зашевелилось, и спустя 7-мь лет после выхода первой книжки "Голубиный шум"
http://alikhanov.livejournal.com/68121.html
- было пересмотрено, и я наконец был принят принят в Союз.
Но главное - эта книжка была одной из последних, если ни самой последней книжкой русского поэта, изданной в Грузии.
Низкий поклон и сердечная благодарность!
В РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «ЛИТЕРАТУРНАЯ ГРУЗИЯ»
В 70-х ГОДАХ
К. К.
Там воздух был прогрет и свеж, и чуть прокурен.
Над плиткой восходил кофейный легкий пар.
Там Межиров шустрил, там царствовал Мазурин,
А Леонович ждал последний гонорар.
Когда в российской мгле нам было не пробиться,
Все ж, выходя на свет тифлисским тиражом,
Крамольные стихи сияли на страницах,
От радости всегда чуть залитых вином.
Любимый мой журнал, житейских благ источник,
Прощал ошибки мне, поспешности грехи.
Там бедный человек выпрашивал подстрочник,
А сытый - приносил готовые стихи.
В глухие времена один глоток свободы,
Почти открытый вздох помог нам не пропасть,
И мы прожить смогли и переждали годы;
А между тем меня испепеляла страсть.
Ее маскировал литературным делом,
И каждую строфу я обсуждал с тобой -
Была ты для других суровым завотделом,
А для меня была и музой и женой.
Нам было это так тогда необходимо,
Что верилось - навек продлится этот миг,
Когда пристоен я, ты - счастлива, любима,
И прямо в верстку шел измятый черновик.
Но донорство души - тяжелая работа.
Брести по бороздам уже не мой черед.
Грузинскому стиху, уставшему от гнета,
Не нужен стал теперь мой русский перевод.
1991 г.
первая публикация
«Блаженство бега» Однотомник Изд-во «Известия», 1992 г
* * *
И стала Грузия в судьбе необычайной,
Всегда зависимой, но, наконец, своей,
Из южной здравницы вновь северной окраиной,
Куда за все века забрел один Помпей.
И сохранить себя ей будет так непросто.
Когда достался ей крик перелетных птиц,
И доля вечная христианского форпоста,
И слабый свет икон, и сквозняки бойниц...
Село Казанское 1997 г
Из Шалвы ПОРЧХИДЗЕ
* * *
Пергаментное небо старовато
Над древними руинами… Куда
Халдея убежала от Евфрата,
Когда взбесилась темная вода?
Но как бы от потопа ни стремились,
Они не убежали от судьбы -
К Евфрату никогда не возвратились
С оленьими упряжками арбы.
Прошли века иль только миг единый -
Все те же стены высятся вокруг.
Лишь времени тяжелой паутиной
Папирусы запеленал паук...