Владимир Евгеньевич рассказывает:
"Поэт-ученый в русской традиции идет от Михаила Ломоносова. Мои два деда были классические белые воротнички, которые сделали себя в условиях российского капитализма. Один из них участвовал в строительстве Охтинского моста в Санкт-Петербурге.
В семье был культ поэзии. Мама была такая интеллигентная барышня, и сама очень неплохо писала стихи.
Основной корпус российской поэзии - Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Есенина, Блока я выучил уже в детстве, и многое со слуха.
"По вечерам над ресторанами” - мама читала мне над колыбелью, и я не помню времени, когда б я не помнил наизусть эти строки."
По Пушкину, знанием становится то, что “ выучил и забыл ” - имел право забыть, потому что знание стало интеллектом, собственным углом зрения на историю, события, на явления.
Владимир Захаров взглянул, услышал, а тем более, прочел - и все запомнил навсегда.
"Я входил в литобъединения “Московского университета”, которым руководил тогда Николай Старшинов, а потом Дмитрий Сухарев - известный бард, с которым мы поддерживаем до сих пор самые дружеские отношения. Поскольку я был литературно воспитан, у меня были очень высокие требования к собственному тексту. Поднялась такая волна нового, что я решил переехать в Новосибирск. Когда я сел в поезд и поехал по России, ко мне стали приходить стихи. Мое первое опубликованное стихотворение датировано 1961 годом, и это был год моего переезда в Новосибирск. С тех пор я пишу постоянно и неустанно.
Поэт всегда конструирует новый вариант и бессмертия, и вообще устройства мира. Поэт пишет об известном и о неизвестном.
Вообще между поэзией и наукой нет глубокой пропасти.
Омар Хайям, которого мы знаем, конечно, по стихам, был одним из крупнейших математиков своего времени. Очень важны стихи о неизвестном - за счет поэтической интуиции.
Это означает только то, что я непрерывно работаю. Важно не только общая цитируемость, но и цитируемость отдельных статей. В науке мне повезло - я всегда избегал общих путей и искал свой. Когда я начинал свою деятельность нелинейной теории волн практически не существовало.
В свое время я следил за всем и в литературе, и в поэзии, но сейчас это стало труднее.
Раньше было единое литературное сообщество, и даже было единое общее мнение. А сейчас этого нет. Сейчас все разбилось на множество литературных тусовок, и в каждой - свои маленькие гении…
Есть много интересных поэтов, но вместе с тем есть и девальвация.
Сейчас кроме журналов, есть еще литература в Сети. И уследить за всем этим просто невозможно. Когда у людей отсутствует чувство слова - при чтении их стихов - независимо от воли автора! - у читателя невольно возникают образы из совершенно других интонационных рядов. Поэт должен очень внимательно относится к слову. Когда поэт употребляет слово в одном смысле, и не видит, не слышит всех других смыслов этого слова - у него получается ерунда… Поэзия перестала быть профессией. Хорошие или плохие стихи сейчас не имеет значения, потому что нет ни одного журнала или издательства, которая бы заплатило бы - за стихи любого качества - их автору. В какой-то степени это во всем мире так. В Америке, по крайней мере, есть должность - поэт при Университете.
И тогда определенный ценз существует. Вот Бродский был поэтом при университете.
Нужно быть осторожным со словом!"
У Осипа Мандельштама есть такая статья 1922 года - “Армия поэтов”,
в которой он пишет:
“Как будто поэзия начинается там, где кончается всякое другое ремесло, что, конечно, неверно, так как соединение поэтической деятельности с профессиональной - математической, философской, инженерной, военной - может дать лишь блестящие результаты".
Эта статья меня чрезвычайно вдохновила.
С Мандельштамом у меня связан очень важный момент жизни.
Мир необыкновенно тесен.
Мандельштам, как известно, очень не любил никаких записей - он работал со слуха.
Когда я учился в Новосибирске, я много общался с семьей - потомками декабриста Якушкина. Дмитрий, которого я помню еще мальчиком, потом работал пресс- секретарем у Ельцина.
Тетя этого Дмитрия тогда работала профессором Воронежского университета по биологии, и ездила на учебные семестры в Воронеж, проводя там много месяцев в году.
Эта дама-профессор была Воронеже знакома с Натальей Штемпель, которой Мандельштам посвятил знаменитые стихи:
К пустой земле невольно припадая,
Неравномерной сладкою походкой
Она идёт - чуть-чуть опережая
Подругу быструю и юношу-погодка...
Именно Наталья Штемпель записала со слуха все Воронежские тетради Мандельштама. Из опасения, что у нее могут конфисковать эти бесценные тетради, Наталья Штемпель передала их даме-профессору, и та увезла тетради со стихами Мандельштама из Воронежа в Новосибирск.
В советское время эта семья потомков Якушкина была очень сановная.
Тем не менее, и они в свою очередь, тоже стали опасаться, что воронежские тетради Мандельштама, записанные Натальей Штемпель, могут пропасть.
И тогда в Новосибирске эта дама - профессор по биологии, передала Воронежские тетради Мандельштама мне - на временное хранение. Эти тетради несколько лет лежали у меня - я выучил все наизусть...
полностью -
https://newizv.ru/news/2017-09-23/vladimir-zaharov-i-golos-slyshen-mne-iz-dalnih-sfer-ty-komissar-il-ofitser-257088